Бронислава Бродская - Мне хорошо, мне так и надо… [СИ]

Так Майя начала думать не сразу, а спустя несколько лет после приезда в Калифорнию. Она открыла для себя аюрведу — новый принцип жизни, новое знание, которое Майю невероятно воодушевляло и всё прекрасно объясняло. Полностью скрыть приобретённые знания, конечно, не удалось, семья и дети заметили, что она перестала есть мясо. Майя попыталась объяснить, почему это хорошо, но над ней посмеялись, каждый на свой лад. Потом были попытки убедить её, чтобы не «валяла дурака», но поняв, что всё бесполезно, что знаменитое несокрушимое, такое всех раздражающее упрямство, никуда не делось, от неё отступились, хотя Майя знала, что за её спиной каждый опускает злые шуточки насчёт дурацкой упёртости: тоже мне «знание жизни… длинная жизнь»… Лишила себя мяса, принимает загадочные и явно бесполезные таблетки, ходит на йогу… Хочет прожить сто лет… Вот дура… Майя уверовала в буддийскую медицину, завела себе подругу — специалистку по иглоукалыванию, пыталась научиться дышать по особой методике, принимала ванны с травами, делала очистительные клизмы, выписывала себе разные пищевые добавки из трав. Она прекрасно себя чувствовала, да дело было даже не в здоровье. Майя ощущала себя молодой, может даже моложе, чем раньше. По вечерам она читала философские трактаты, которые «шли» с трудом. Суть многочисленных текстов сводилась к тому, что надо не лечиться от болезней, а учиться быть здоровым, установить баланс всех энергий в организме. Майя выучила массу новых терминов: кама — любовь, мокша — духовное освобождение. На этом пути человек проходит миллионы ступеней. Новое мощное знание буквально переполняло её, но как только она заговаривала с родственниками о том, что двигаясь к духовному совершенству она достигнет долгожданной «ананды», её грубо прерывали, дослушать не хватало терпения ни у кого. Впрочем, философская суть аюрведы интересовала Майю всё-таки меньше, чем медицина «долгой и здоровой жизни». Жить долго — это была Майина цель.

Вряд ли Майя сознавала, что её увлечение индийской народной медициной было неслучайно. Ей надо было во что-то уходить от неприятных и тревожащих проблем, которые она была не в силах решить. Девочки у Майи были пристроены, обе учились, жили со своими бойфрендами. Нет, ребята были не идеальными: один мягко говоря, странный, другой слишком ребячливый, да ещё с ленцой. Но разве дело было в этих мелочах? Лишь бы дочерям было хорошо с ними, а тут, как Майе казалось, всё было отлично, не ей судить кто и почему вместе. С Никитой была проблема. В футбол он уже не играл, повредил на тренировке спину, попал в больницу. Майя так напугалась, найдя его прикованным к кровати, на специальной устрашающего вида вытяжке, что теперь считала его почти инвалидом. Никита был сильным спортивным парнем, но не работал, Майя по-прежнему давала ему деньги, как будто сын был ребёнком. А где ему работать? У него «спина». Никитина спина извиняла его лень и безынициативность. А тут ещё одна неприятность случилась: Никиту лишили прав, он сел за руль, находясь под действием наркотиков. Как он будет без прав? Майю это почему-то расстраивало больше, чем наркотики. Никита уверил её в том, что это была все лишь травка, ничего страшного. Он клялся, что больше никогда не будет… Как было ему не верить.

Расставшись с футболом, Никита себя потерял: кроме спорта ему ничего не было интересно. Майя регулярно платила за его учебу, пребывая в полной уверенности, что деньги она тратит не зря. Образование — это необходимость. «Мам, а ты когда-нибудь проверяла, не бросил ли он университет?» — спрашивала у неё Вера. Майе такое и в голову-то не могло прийти: как это бросил? Она же платит… «Вот именно, — не успокаивалась Вера, — а вдруг он деньги берет, а сам…» — «Я не буду ничего проверять, — сердилась Майя, — людям надо верить. Я ему верю». — «Мам, а ты уверена, что он со своей марихуаны соскочил?» — не унималась Вера. Сомнение закрадывалось в Майину душу, но ничего не проверять было спокойнее. «Мам, ты хоть напрямую плати, не давай ему свою карточку… Мам, он что до сих пор пользуется твоей карточкой? Ты с ума сошла!» — Соня особенно ревностно справлялась о деньгах. Да, это было немного стыдное решение: Майина банковская карточка была и на сына, т. е. он мог свободно распоряжаться её счётом. Когда Майя получала уведомления из банка и с изумлением смотрела, как много денег сын потратил, ей было неприятно, но она никогда не изучала, на что потратились деньги: значит мальчику было надо. Кто же ему поможет? На кого ему рассчитывать? Почему-то в своих мыслях она всегда считала Никиту «бедным». Она ему недодала. Последний, нежеланный ребёнок, с серьёзными неврологическими проблемами, ему трудно… Почему трудно? Майя не задумывалась, просто считала, что Никите она обязана, он бедный и неустроенный. Зарабатывала она неплохо, около семидесяти тысяч долларов в год, но почти все деньги уходили на Никиту. Майя считала это временным, хотя в глубине души понимала, что «временное» будет долгим. А что? У Саши сын тоже, закончив университет, не работает, живет с родителями на всём готовом, ищет себя. Родственники ей, правда, ничего про Никиту не говорили, злились только девочки, вовсе младшего братишку не жалея.

Майя не любила задумываться, как девочки к ней относятся. Они её не уважали, она не хотела этого замечать, но иногда всё-таки замечала, при этом кляня себя за то, что давала повод. Вот, например, последняя история. Позвонили знакомые, попросили о мелочи: надо купить на себя дом, а друзья внесут задаток и будут за дом платить, ей только надо оформить кредит, она же — американка, а им не дадут. У неё хорошая работа и ни один банк ей в кредите не откажет. Есть юрист, он заполнит все бумаги, ей ничего даже делать не придется… ерунда. Майя рассказала Вере, что… такая, мол, история, и она должна помочь. Как не помочь, если ей это ничего не стоит. Как же Вера уговаривала её ничего не подписывать, даже принялась орать, обзываться, приводить доводы. Но чем больше дочь пыталась её отговорить, тем больше Майя упрямилась: «Я им обещала, я дала слово, ничего не будет, это знакомые, порядочные люди…» Чёрт, всё получилось, как говорила Вера: дом она купила, знакомые знакомых немедленно перестали платить, дом банк отнял, и Майя попала в чёрный финансовый список: отныне в любых кредитах ей бы отказали, для любого банка она была неблагонадежной. «Вот тебе твоё „людям надо верить“. Попалась? Да ты совсем дура!» — орала Вера, в первый раз открыто называя её дурой. Майя себя запоздало ругала, но дурой себя не считала: так получилось, но если бы в следующей раз… она бы снова так поступила. Майя это родственникам продекларировала, понимания никакого не получила, они только у виска крутили, считая её семейной юродивой. Поделать с этим Майя ничего не могла, да в сущности ей было на их мнение о себе наплевать. Она даже гордилась тем, что всю жизнь поступала по-своему. В этом был её бунт против общепринятых устоев. Она никогда не считала себя неправой, что бы не случилось.