Бронислава Бродская - Мне хорошо, мне так и надо… [СИ]

Когда Боря вышел из дома, он ещё не был уверен, что ему следует идти к Шурочке, но теперь он решил, что пойдет. Он постучал, Шурочка увидела его в окно и открыла:

— Ой, Боря, это ты? Заходи скорей. В её сочном зрелом голосе Боря услышал радостное оживление.

— А ты кого ждала? — на самом деле Боре было прекрасно известно, что Шурочка его всегда ждёт, хотя он ей никогда не говорил, когда зайдет.

— Ну, Борь, мало ли кто ко мне может зайти.

Боря заулыбался и по-хозяйски уселся на диван. Шура захлопотала на кухне, собираясь кормить его ужином. «А что, поем у неё, почему нет?» — подумал Боря. Заветная бутылка наливки из черноплодки, которую он сам и делал, стояла в буфете. «А потом видно будет… как получится. Не стоит Шурку обижать». Боря сюда за этим и шёл, хотя сам по себе акт интересовал его скорее не физически, а морально: он ещё мог, а главное, с относительно молодой женщиной, почти на четверть века младше его. С Александрой Васильевной он был знаком уже лет десять. Она имела небольшую квартиру в Питере, но как и он по полгода жила в деревне. У неё был муж, с которым она не жила, и сын, живший в Словакии. Оба занимались каким-то бизнесом, Шура говорила каким, но Боре чужие обстоятельства были совершенно неинтересны. Факт в том, что они, видимо, давали ей какие-то небольшие деньги, которых ей в деревне хватало.

В деревне ленинградцы в своё время очень дёшево купили дома, а вот Шура не покупала, здесь когда-то жила её бабушка, дом достался ей по наследству. Был он маленький, но поскольку Шура потратилась на ремонт, ещё годный. Что-то она рассказывала, что попала под сокращение, другой работы почему-то не искала, или искала, но не нашла. Потянуло на природу, и вот теперь ей тут, якобы, хорошо, раздолье, приятные люди вокруг. Как это 49-летняя баба живёт одна в глухой деревне, ходит в сапогах и старой куртке, вдали от привычной городской жизни, Борю удивляло, но лишних вопросов он не задавал. Ему-то что. Сейчас была ранняя весна, и до самого лета никакие гости к ним за триста километров от города не приедут, ни её сын, ни его, ни друзья. Когда приезжали, они звали друг друга заходить, просто по-соседски, чтобы дети не болтали лишнего. Иногда ему даже хотелось, чтобы сын и дочка поняли, что он ещё хоть куда… что у него молодая любовница. У других нет, а у него есть, и всегда были… разве не лестно? Да нет, не стоило детям об этой стороне его жизни знать: во-первых, почти пятидесятилетняя Шура вовсе не казалась им молодой, наоборот, она представлялась им пожилой, и без статуса «бабушки» подозрительной; а во-вторых, всё было очень непросто с Иркой, их матерью. Боря постарался мысли об Ирке немедленно выкинуть из головы, иначе у него точно сейчас ничего не выйдет, а ему надо было, чтобы вышло.

Он снял куртку, свитер и притянул Шуру к себе на диван. Боря прекрасно знал, что у него теперь всё произойдет медленно, но верно. Шура расстегнула ему ремень, и сама уселась к нему на колени. Оказавшись в ней, ещё не совсем готовый, Боря почувствовал, что эрекция, мгновение назад казавшаяся трудно достижимой, перестала быть проблемой. У мальчишек всё делается пугающе поспешно, слишком резко. С ним сейчас, для таких как Шура, — лучше. Вот он медленно разогревался и медленно финишировал, и Шурка в блаженстве. Боря прекрасно видел, что ей с ним отлично, и очень собой гордился. Ну да, да… Шурочка могла бы быть поумнее и пошикарнее, что ли, но здесь ему выбирать не приходилось. В городе у него была другая подруга, к которой он заходил после прогулки, когда было настроение.

После секса захотелось есть, Шура довольно долго возилась с подогреванием супа, потом предложила котлеты, извинившись, что не было гарнира. «Надо же, баба сама себе обеды готовит: и суп у неё, и котлеты проворачивала… для себя одной». Боря с удовольствием уминал уже вторую котлету, приятно пахнущую чесноком. Вот Ирка таких делать не умела… Так, стоп! При чём тут жена? Готовила она так себе, но в ней были другие достоинства. Боря всегда честно старался думать об Иркиных достоинствах. Они у неё были, но какие-то неявные, причём настолько, что он так и не научился их ценить.

Боре уже было сильно за тридцать, а он ещё не был женат. Ну не был и не был, вовсе он по этому поводу не расстраивался, всегда считал, что это успеется. Жил весело и беззаботно, то есть заботы у него, конечно, были, но он заботился только о том, о чём хотел. В лагерь он ещё пару раз съездил. Московская его девочка больше не приезжала, явно не желая с ним встречаться. Один он, конечно, не был, да не в этом дело. Боря считал себя джентльменом и гордился тем, что ни разу в жизни не обидел ни одной девушки: не делал им ребёнка, не обещал жениться, не доставлял огорчений небрежением. Приходил срок и он с очередной девочкой расставался, по возможности без драмы или, не дай бог, скандала.

После лагерной эры, для Боря началась «колхозная». А что, на колхозном поприще Боря сделал карьеру, стал начальником большого отдела «шефской помощи». Формирование отрядов в окрестные колхозы и совхозы, финансирование, специальное оборудование. Покупались раскладушки, матрасы, бельё, две машины ГАЗ. Всё по безналу. А вот на ремонт выделялись живые деньги. У них в отделе был, конечно, бухгалтер, но Боря и себя не забывал, по мелочи, но всё-таки… Отчётность, правда, у него всегда была в порядке, его в институте уважали, он давно был Борисом Николаевичем, «начальником» всевозможных лагерей и отрядов. Инженером он так и не стал, для начальника, как отец бы сказал «тыла», хватало просто организаторской хватки и известной осторожности, чтобы не зарываться. Ему тогда запросто выделили в профкоме Жигули, и Боря купил машину про запас, поставил в гараж и пользовался служебным газиком, второй тоже всегда был в разъездах, Борино хозяйство в конце семидесятых — начале восьмидесятых было огромным. Институт на шефскую помощь не скупился, так было принято. Тогда же Боря и приобрел за 300 километров от Питера домик, сам со своими рабочими его перестроил и обновил, переложили печку, достроили комнату, крышу пришлось менять. Встало всё в копейки, в основном из шефских денег. Боря родителей летом на дачу привозил, Таньку. Делал из дачи родовое гнездо. Пожалуй, это был самый счастливый период Бориной жизни: осознание собственной значимости и нужности, одобрение родителей, относительная свобода, свежий воздух и прекрасная природа. Нетронутый край, затерянная в лесу крохотная деревенька, с трёх сторон опоясанная речкой. Так бы всё ещё долго продолжалось, но заболела мама. Весёлая, озабоченная интересами своей семьи, энергичная, извечная домохозяйка Нина Васильевна, Борина мама.

Он тогда уже жил отдельно от родителей и про мамины недомогания ничего не знал, и Танька, похоже, не знала. Мама, наверное, тоже сначала ничего не замечала, а когда стала замечать, не обращала внимания, не привыкла с собою носиться. Как-то она внезапно сильно похудела, стала очень мало есть, от мяса совсем отказывалась. Вставала поздно, делала всё медленно, часто садилась на стул. «Старая я стала, ничего не поделаешь», — успокаивала она мужа. «Ниночка, тебе надо отдохнуть», — отвечал ей отец, и стал хлопотать о путёвке в санаторий, Борю тоже попросил узнать в профкоме, нет ли «горящей». Так Боря и узнал, что мама плохо себя чувствует, и правда, приехав к ним в одно из воскресений, он увидел, что мать сильно сдала. К врачу они, однако, пошли, когда она стала желтеть. Насторожились, что желтуху где-то подцепила. Какая там желтуха! Рак поджелудочной железы. Чего-то ещё делали, но мать протянула не больше года. Боря видел её угасание, говорил с врачами, понимал, что мама умирает, что сделать ничего нельзя, и тогда он впервые в жизни засуетился. «Мне надо немедленно жениться. Нужно ребёнка, чтобы мама успела подержать в руках внука. Она заслужила. Она так хотела». На этот раз Боря поехал начальником отряда в деревню с твёрдым намерением найти себе жену. Как он себя казнил за то, что не сделал этого до сих пор. Все его товарищи были давно женаты, у всех были дети, только он все откладывал. Зачем? Что ему мешало тоже иметь детей? Лень, эгоизм, нежелание ответственности, страх напряга? Бедная мама! Теперь она умрёт так и не увидев, что у него есть семья. Ну что он за человек! Можно ли это исправить за одно только лето, успеет ли он, они с женой? После химии маме не становилось хуже, но все понимали, что это только отсрочка, больше химию ей делать не будут так или иначе.