Бронислава Бродская - Графоман [СИ]

Гриша много раз пытался разложить на составляющие природу той легкой неуверенности, от которой можно было избавиться только попробовав. Теоретиками оставаться было уже невозможно. В школе старшие ребят уже «пробовали» и это было каким-то образом по ним заметно. А вот некоторые из их собственных одноклассников взахлеб в туалете и после школы в школьном саду, куда все ребята выходили покурить, рассказывали о своих подвигах, кому сколько раз «дали», и «как он ее», и какая девушка «вообще улет, а какая … рыба и бревно», шел счет на «палки, которые они кинули». Все это было неправдой. Парни врали. Врали, чтобы казаться взрослыми. Их никто не разоблачал, не подвергал «подвиги» открытому сомнению, но Валера с Гришей знали, что это — россказни, пошлая и дешевая брехня. Любопытно, что они сами потом никогда публично не делились с другими победами, которыми были совершенно реальны. Тот, кому было о чем рассказать, делался сдержан. Это они сразу поняли, увидели, что ребята хвастались от комплексов, у настоящих «мужиков» хвастаться не было необходимости.

В то лето они готовились … Валера откуда-то принес затертую книжечку, перевод с немецкого, что-то там о молодой семье, «Вопросы семьи и пола», так она кажется называлась. Уж как они ее читали, прямо до дыр. Там даже были схематичные картинки, которые их будоражили и настораживали. А уж текст … такой, якобы, задушевный разговор об «этом». Каждую главу друзья штудировали, валяясь у Валеры дома на диване. Его бабушка тогда еще была жива и звала внука из своей комнаты: «Валерик, Валерик …», Валера нехотя отвечал «что, баб?», но все-таки нехотя отрывался от жгучих тайн и шел узнавать, что ей было надо. Бабушка Марина сидела на кресле, но вовсе не была парализована, просто с переломом шейки бедра. Передвигалась она с костылем, с большим трудом, а загнанный в бедро гвоздь доставлял ей ужасные неудобства. Бабушка сохранила ясность ума и была весьма любопытна. Гриша был с ней знаком, даже иногда не прочь был поболтать, но не сейчас, не вместо же книги про секс. Ох, если бы бабушка знала, чем они занимаются, что читает ее Валерик с другом Гришенькой, мальчиком из хорошей семьи.

В главе «дебютанты» говорилось о проблемах, с которыми они могут столкнуться и о том, что все, якобы, ничего, и проблемы можно преодолеть. Читать про проблемы было неприятно. Все эти дурацкие «преждевременные эякуляции», т. е. можно даже не успеть донести … не дай бог такая лажа. А ничего, не надо волноваться, — успокаивала книга, это бывает от волнения, а еще из-за гиперчувствительности «головки полового члена». Да откуда они с Валерой тогда знали, «гипер» у них головка или нет. А вдруг «гипер». Хотя там было написано, что такое бывает у мужчин, склонных к неврозам. «Да, ладно, Гринь, мы что с тобой, неврастеники? Хорош волноваться» — Валера был спокойнее Гриши. Еще там было о «неспособности поддерживать эрекцию», но этого страха у друзей не было. Их эрекция как раз поддерживалась сколь угодно долго. Не вопрос. И вообще все, вроде, у них было в порядке, нашелся бы объект приложения умений, надоело уж быть теоретиками.

Интересно, что в те времена, ни Гриша ни Валера не думали о любви, не мечтали по-настоящему влюбиться, им нужна была женщина для того самого «дебюта», о котором писалось в книге. Надо же слово какое придумали «дебют». Разумеется женщине следовало быть привлекательной, иначе … что ж, себя не уважать, но … любить ее? Это было необязательно, и даже может быть нежелательно, потому что в том-то и была вся фишка — женщин у них будет десятки, если не сотни. Друзья хотели начать, но ни в коем случае не останавливаться на одной. Еще чего.

Гриша улыбнулся, вспоминая себя тогдашнего. Дурак он был, хотя… в этом возрасте все такие. Полные сил, надежд, иллюзий. Все правильно.

В июне 75 года после экзаменов за восьмилетку Гриша с Валерой были полны предчувствий: «это» с ними случится совсем скоро. Никто не знал, как и с кем, но оба знали, что они готовы, а раз так, то случай представится. Ну, да, так и было. 15 лет и …, как писал, любимый ими тогда Ив Монтан, «солнцем полна голова».

Та его первая женщина, все детали их встречи, жесты, слова … ничего не забылось, как будто это случилось вчера. Да и Валера все ему подробно рассказал, разжигая его воображение, растравляя, мучая, маня. Гриша так другу завидовал, даже самому стыдно было. Сколько раз Грише хотелось о «первых женщинах» написать, но он не писал, не мог решиться. Вот уж совсем собирался, но в последний момент решимость его оставляла. Конечно он вряд ли стал бы писать текст от первого лица, придумал бы «героя», но все равно … а вдруг его исповедь, такие интимные переживания и ощущения прочтут Аллка с Маней. И тогда ему не поможет ни отстраненный повествовательный тон, ни маска персонажа. Его девочки его сразу узнают, поймут, что это о нем самом, что наглый мальчишка из рассказа — это их муж и отец. Хочет ли он этого? Точно не хочет.

Единственный человек, которому он хотел бы дать почитать текст о тех первых бабах, был Валера, только Валера оценил бы портреты ненасытных, искренних и самонадеянных пятнадцатилетних школьников, которыми они тогда были, а другим всего этого знать необязательно … Гриша не писал, не мог решится, но сейчас эпизоды того далекого лета явственно проявились в его памяти и это было приятно, потому что он любил себя «того», смешного маленького мачо, трогательного нахального соплячка.

Валера после экзаменов за восьмилетку совсем озверел. Он на «отлично» сдал письменную алгебру и устную геометрию, за диктант по русскому получил «четыре» и «четыре» за русский устный. Родители его ожидали большего, и на обещанное море Валерку не отправили. Мать должна была с ним поехать в Туапсе, но что-то у нее не так вышло с отпуском и они не поехали, считалось, что из-за «четверок». Но вряд ли это было так на самом деле. Валере было предложено ехать в лагерь, но он отказался, что он дурак в лагере балдеть, когда лето было таким горячим временем для «фарцы». Он решил денег заработать, а там можно что-нибудь, как он надеялся, придумать. Валера носился с идеей поехать на байдарках по горным рекам Кавказа. Что он себе в голову брал, непонятно. Никуда бы его родители не отпустили одного. На две недели в конце августа Валера собирался на спортивные сборы со своей командой.

Иностранных туристов в Москве было действительно много. Они им толкали значки, шапки и пионерские галстуки. Около гостиницы Космос на ВДНХ у ребят были знакомые милиционеры, которые за определенную сумму охотно закрывали на «пионеров» глаза. Валерка приносил им иногда банку заграничного пива и менты были на него не в обиде. Делиться выручкой с ними не хотелось, но это было лучше, чем все время оглядываться и трястись. К сожалению в летнее время бизнес во дворе и спортивных школах затихал. Большинство ребят разъезжались, по-этому жвачки и прочее раскупалось хуже. И однако Валерка регулярно ходил к своей стюардессе за, как он говорил, товаром. Он вообще очень любил к ней ходить. Дело было не только в товаре. Молодая девчонка Наташа всегда встречала его, как равного партнера, не делала попыток указать Валере на его возраст, угощала хорошими сигаретами и варила специально для него кофе в турке. Валерка важно сидел за столом на ее кухне, пил кофе, закусывая едой, которую Наташа регулярно приносила с рейса. Конечно она Валере нравилась. Да и как она могла не нравится: синяя обтягивающая форма, фирменные шмотки, умело наложенная косметика, а главное маленькая однокомнатная кооперативная квартира на Алабяна. Квартиру ей оставил муж, с которым Наташа развелась. «Классная она девка» — так Валера характеризовал Наташу. И Гриша, тоже Наташу знавший, был с определением совершенно согласен. Веселая, деловая, взрослая: короткая модная стрижка, стройные ножки, круглая попка, упругая небольшая грудь. Ну откуда они тогда знали, что Наташа была родом из подмосковной деревни Лобня, что ее мать работала на ферме, отец пил и давно уже вообще не работал, а старший брат отсидел пару лет в тюрьме за «хулиганку», а вот Наташа выбилась в люди, стала стюардессой на международных линиях. Обалденная карьера, ребята и сами были в этом уверены. В те далекие времена все так думали. Радзинский со своей пьесой постарался.