Мария Воронова - У тебя есть я

А с другой стороны, знала, какой подонок Рогачев, и все же позволила ему жениться на своей дочери. Промолчала, не отговорила Маргариту от брака с негодяем. Почему? Думала, пусть лучше Рогачев войдет в дом и дочка останется при мне прислугой, чем выйдет неизвестно за кого, не дай бог уедет, поживет с нормальным человеком и поймет, как я всю жизнь ее подавляла?

А вдруг Костя нравился ей, потому что она видела в нем родственную душу и знала, на какие струнки жать, чтобы управлять им?

Или видела, что Маргарита любит Костю с такой силой, что ради брака с ним пошлет подальше собственную мать? Да, наверное, Римма Семеновна это чувствовала и не стала обострять, но все-таки отомстила дочери за потенциальное предательство, составив завещание в пользу внука. Заодно и Оксану повозила мордой об стол.

Только это все догадки, теперь никогда не узнать, о чем думала эта суровая женщина.

А бедная Оксана Максимовна должна была улыбаться Рогачеву даже после того, как узнала, что он отрезал сыну все пути к выздоровлению. Должна была его терпеть, потому что иначе все стало бы известно мужу.

Дымшиц сказал, что не хотел второго ребенка, в том числе и потому, что боялся своей дурной наследственности. Только наследственность была не его, и если бы он это знал, то мог бы построить свою жизнь иначе.

Мог бы заставить Оксану родить еще или развестись с ней и жениться на хорошей честной женщине.

А вдруг Оксана думала, что если бы он узнал, что Петенька, которого он любил и оплакивал, не от него, то стал бы горевать намного меньше?

Зиганшин поразился абсурдности этой мысли. Только она не намного более абсурдна, чем его идиотские рассуждения, что он не любит своих детей, потому что они не от него. Боже, какой он был идиот, и почему многие важные вещи узнаешь только через горе? Потому ли, что счастье выбираешь сам, а горе обрушивается на тебя без спроса и предупреждения?

Он так задумался о своих детях, что отвлекся от разговора, а между тем Ирочка рассказывала, что тяготилась своими отношениями с Оксаной Максимовной, которые стали напоминать, в конце концов, алкоголизм, где Ирочке отводилась роль водки. Оксана сама тяготилась своей зависимостью от Иры и честно пыталась от нее избавиться. Иногда паузы в общении достигали полугода, но потом Оксана срывалась, вызывала Иру якобы на стрижку, а сама плакала и жаловалась на жизнь, а потом наступало что-то вроде похмелья, Оксана звонила подруге, умоляла ничего никому не рассказывать. Ира обещала и держала слово, хотя не любила хранить секреты. Немного обижало, что ее собственная жизнь не интересовала Оксану ни в малейшей степени, нечего было даже пытаться заводить разговор о собственных проблемах, которые в принципе действительно представлялись мелкими по сравнению с горем подруги. Искупая свое равнодушие, Оксана направляла к Ирине на стрижку всех своих знакомых, делала дорогие подарки, которые были не в радость, но приходилось терпеть.

Несколько дней в году можно посвятить женщине, которую судьба наказала гораздо злее, чем тебя.

Очень тяжелой оказалась их предпоследняя встреча. Оксана была совершенно убита бесцеремонным визитом какой-то бабки, благодарившей ее за спасение внука. «Значит, Петю можно было вылечить!» – твердила Оксана, и не слушала Ирочкиных возражений, что прошло почти двадцать лет, медицина за это время сильно продвинулась, а когда болел Петя, эффективных препаратов просто не существовало в природе.

Оксана была совсем плоха, Ирочка просидела с ней весь день, и впервые дождалась возвращения Давида Ильича с работы, хотя обычно уходила раньше, чтобы не сталкиваться с ним. Оксана не хотела, чтобы муж знал, что они общаются.

Ира хотела поговорить с Дымшицем, чтобы он показал Оксану хорошему психотерапевту, но постеснялась, думая, что ее разговор наедине с Давидом насторожит подругу.

Поэтому она молча ушла, а у Дымшицев дело, кажется, кончилось валокордином и таблеткой снотворного.

На следующий день Оксана против обыкновения не дала о себе знать. Ирочка встревожилась, позвонила сама (женщины общались только по городскому телефону, который оперативники проверили невнимательно и не установили, что подруга Маргариты Ирочка связана с Оксаной, иначе, разумеется, этот разговор состоялся бы гораздо раньше).

В общем, Ира позвонила, предложила помощь, сказала, что готова приезжать хоть каждый день, пока Оксане не станет легче, но подруга неожиданно спокойным тоном извинилась за свой вчерашний срыв. Она сожалеет, что дала волю злым и темным чувствам, но теперь все хорошо. Она рада, что этот ребенок поправился, вот и всё.

Ирочке почувствовалась какая-то фальшь, но она так устала быть громоотводом для чужого горя, что не нашла в себе сил настаивать и только радовалась, что Оксана больше ее не зовет.

За несколько дней до трагедии подруга вдруг без предупреждения приехала к ней в салон и попросила сделать комплекс косметических процедур. Она выглядела хорошо, была оживленной, энергичной и даже какой-то веселой, так что Ира решила, что тот последний приступ послужил переломным моментом, и Оксана начала потихоньку освобождаться от горя. А может, Давид Ильич все-таки отвел жену к врачу.

– Только я обрадовалась, что у нее начинает налаживаться, как вдруг на тебе такое! – воскликнула Ирочка.

Зиганшин поймал грустный взгляд Анжелики. Что ж, лишнее доказательство. Готовясь к самоубийству, многие женщины наводят на себя лоск. Наверное, Оксана Максимовна, позволяя себе это последнее кокетство, не думала, что тело ее будет изуродовано взрывом. Бедная, бедная женщина…

– Какой урод мог совершить такое! – пробасила Ирочка, залпом выпила стакан воды и умчалась в кухню за новой минералкой.

Зиганшин вдруг вспомнил рассказ учительницы музыки. Мать Рогачева подсовывала ему варианты контрольных работ, приговаривая, что они слишком сильно обездолены судьбой, чтобы позволить себе роскошь моральных принципов. Жизнь все у них отобрала, так что теперь Костя должен брать от жизни все. Что ж, это распространенная философия, и правоохранительным органам приходится иметь дело как раз с ее носителями. Те, кто поглупее да посмелее, берут все подряд, а умные и трусливые – только то, за что им ничего не будет. Но это уж берут до донышка…

Да что кивать на других, если он сам много лет был таким. Ну или почти таким. Когда Лена предала его ради богатого жениха, он тоже решил, что жизнь выдала индульгенцию. Раз настоящего счастья ему никогда больше не видать, то справедливо не отказывать себе в разных мелких радостях.

Но только чужое счастье он не забирал. Старался не забирать.

С неожиданной, почти пугающей ясностью вспомнилась встреча с бывшей одноклассницей, как бы случайная, а на самом деле, наверное, нет. Про эту толстую некрасивую девочку он знал, что она влюблена в него, но, поглощенный Леной, о ней не думал, а после школы ни разу не вспоминал, пока не столкнулся с ней возле булочной. Он тогда учился на втором курсе школы милиции, одноклассница приобретала благородную профессию врача, но внешне совершенно не изменилась. Слово за слово, и он оказался у девушки дома, а там выяснилось, что родители – на даче, в холодильнике ждет бутылка вина и полный комплект домашней еды, даже пирог имеется. Похоже, одноклассница хорошо подготовилась к случайной встрече. Зиганшин тогда уже не любил алкоголя, точнее, того состояния, которое он вызывает, и предпочитал обходиться без него, но тут как-то растерялся и под напором одноклассницы пропустил рюмку, а дальше пошли какие-то высокодуховные разговоры о любви, которой хватит на двоих, и прочем таком. Одноклассница выразила полную готовность уврачевать его душевные раны своею любовью и лаской, и настала минута, когда Зиганшин подумал: «А почему нет?» Почему бы не принять эту жертву, раз она сама только об этом и мечтает? Почему Лена может делать ему больно, а он этой восторженной дуре – нет? Если высшая цель ее жизни – сделать его счастливым, зачем ей мешать? Пусть старается, раз хочется.