Мария Воронова - У тебя есть я

Старшие тут же сорвались с мест и убежали из кухни с такой скоростью, будто он их пытал, а маленькая Света осталась сидеть, внимательно глядя на него. Зиганшин понял, что она еще вся там, в книге, вместе с малюткой Нелл и ее непутевым дедом.

– Хочешь еще главу? – спросил он.

– А можно?

– Ну, конечно, доченька.

В шестом часу вечера он подъехал к Следственному комитету, отвезти Анжелику на беседу с Ирочкой, той самой дамой, чей звонок за несколько секунд до взрыва стоил Маргарите Павловне сотрясения мозга. В начале расследования Рогачева показала, что это подруга детства, они созваниваются пару раз в год, а встречаются и того реже, оперативная проверка тоже не дала оснований насторожиться, поэтому Ирочку оставили в покое, а теперь Ямпольской вдруг приспичило. Причем обязательно у Ирочки дома, ибо на своей территории человек, видите ли, более расположен к откровенности, чем на жестком стуле в официальном кабинете.

Она немного опаздывала, и Зиганшин успел и побеситься, что его, большого начальника, держат за простого шофера, и успокоиться, уговорить себя, что корона не свалится, а в том, чтобы лишний раз пообщаться со свидетелем и оказать небольшую услугу хорошему человеку, никакого вреда нет.

Наконец шарообразная фигура выкатилась из дверей и поспешила к его машине. Зиганшин галантно распахнул перед нею дверцу.

Усевшись на пассажирское сиденье, Анжелика не дала ему рта раскрыть, сразу начала:

– Не хочу я копать про бабкины делишки!

– Послушай…

– Вот не хочу, и всё! – напористо продолжала она. – И не буду!

– Анжела…

– Я много думала, и поняла, что делать этого просто нельзя.

Зиганшин вздохнул. Пока женщина не выскажется, слушать тебя не будет. Бесполезно перебивать.

– Понимаешь, Славик, это был такой великий подвиг, что нельзя его чернить. Может, сразу после войны еще было можно ради справедливости, а сейчас уже нельзя. Не нам судить тех людей.

– Да согласен я, не ори.

– И в фонд я тоже не пойду.

– О как!

– Да, родной! Вот представь, что мы сейчас туда полезем, это станет известно. Может, не на весь мир, но кому надо, тот узнает. И что? Какой-нибудь бизнесмен хотел деньги дать, а узнает, что мы трясем фонд, и передумает, и ребенок останется без лечения. Или мы доработаемся до того, что счета заморозят, и вообще тогда жопа.

– Ты считаешь, лучше пусть воруют понемножку, чем весь бизнес накроется?

– Типа того. Нет, наверное, надо проверять, что творится в этих организациях, но я честно говорю, что не особо крупный специалист… А представь, люди узнают, что мы полезли в фонд из-за дела об убийстве? Такой вой поднимется, что вообще трындец!

– А ты не думаешь, что будет наоборот? Граждане скажут – какой хороший фонд, не боится проверок и избавляется от паршивых овец…

– Ты что, родимый? Не скажут наши граждане такого. Наоборот, пожалеют преступника, ибо крали все, а слили только его.

Зиганшин пожал плечами и выдержал эффектную паузу.

– Может, и не придется никуда идти, – веско произнес он, – потому что я, кажется, раскрыл это дело.

– Да иди ты!

Анжелика подалась к нему, глаза вспыхнули азартом, но Зиганшин решил повредничать и сначала долго и нудно объяснял ей, почему бумаги академика нашлись в кладовке Рогачева.

– Вот! Мастерство не пропьешь! – гордо заявила Анжелика. – Чуяла я, что здесь нечисто. Эх, Рогачев, конечно, сволочь, не тем будь помянут…

Зиганшин жестом остановил ее:

– Только это не имеет никакого отношения к убийству. Точнее, к самоубийству.

– Дорогой, я, конечно, понимаю, что глухарей никому на себя неохота вешать, но всякому цинизму есть предел. Следаки так даже в девяностые не обставлялись.

– Послушай меня, пожалуйста, и ты все поймешь, может, и к Ирочке этой не поедем. Меня давно настораживало, что мы никак не можем ухватить след мнимого гонца от Седова. Все-таки элитный дом, а не муравейник на тысячу квартир, мощная железная дверь в подъезд с надежным домофоном. Люди опять-таки живут приличные, в разуме, как говорится, с высокой социальной ответственностью, замечают, что происходит вокруг. Это же не чудильник какой-нибудь, где все жильцы в пьяном угаре, и каждый видит свое – то, что подсказывает белая горячка. Ну вот не могло так быть, что человек приходил, проник в парадное, а никто ничего не заметил. Зато если допустить, что никакого гонца не существовало нигде, кроме как в воображении Оксаны Максимовны Дымшиц, то все сходится.

– Бред какой-то.

– Анжел, но ведь это самое логичное объяснение – если никто ничего не видел, значит, ничего и не было. Гораздо ближе к реальности, чем то, что дом населен сплошными ротозеями. Впрочем, я сам долго не принимал эту гипотезу, пока вчера Маргарита не рассказала мне, что звонок гонца был какой-то необычный.

Он нахмурился, постаравшись дословно передать эту часть беседы с Рогачевой, и запоздало огорчился, что не записал ее на диктофон.

– Ну мало ли что бедной женщине после стресса в голову полезет, – проворчала Анжелика без особой уверенности.

– Согласен, не аргумент. Только дальше я выяснил, что Оксана Максимовна, притом что держалась вроде бы вполне обычно и спокойно, совершала в день взрыва довольно странные поступки.

– Интересненько, – протянула Анжелика.

– Во-первых, она забыла купить вино, хотя всегда была ответственной хозяйкой.

Ямпольская нахмурилась:

– Я бы не забыла. Черт, да про алкашку никто бы не забыл. Хлеб, фрукты, ну, тортик еще туда-сюда, а вино…

– Ладно, сделаем скидку, что сама Оксана Максимовна совершенно не пьет, поэтому и забыла. Но она спохватилась, когда гости уже пришли, и довольно настойчиво стала выпихивать мужа в магазин.

– Тут как раз все логично.

– Да, но стоило врачам «скорой» забрать Давида Ильича на такелажные работы, как хозяйка совершенно успокоилась и будто снова забыла, что ей нечем попотчевать гостей. Как знала, что сейчас чачу принесут. Если бы тут все было чисто, то она, по идее, должна была сама сбегать в лавку, которая, кстати, расположена в десяти метрах от их дома. Рогачевы – свои люди, родственники, что может быть естественнее, чем попросить их пятнадцать минут поскучать, и метнуться в магазин, раз уж вино было настолько необходимо, что она отправляла за ним мужа.

– А почему он не пошел? Это вообще подозрительно, – фыркнула Анжелика. – Если бы я послала своего за бухлом, он бы из любого положения стартовал, пока я бы еще договорить не успела.

– Этот момент надо будет еще уточнить у Дымшица, но я так понял, что Оксану не слишком устраивал ассортимент в ближайшей лавочке, и она отправляла его на машине в гипермаркет, где гарантированно есть хорошее крымское вино, которое любит Константин Рогачев. А Давиду было лень. Ладно, дальше несообразность: Оксана отправляет Маргариту в кухню сервировать закуски, хотя это противоречит законам гостеприимства.