Тамара Крюкова - На златом крыльце сидели…

Не в силах больше сдерживаться, Алик рывком расстегнул молнию на брюках. Кровь пульсировала, вожделение требовало выхода. К дьяволу предварительные ласки, все это будет, но потом, когда они остынут от первой страсти. А сейчас он желал ее, а она его. Времени и сил на то, чтобы раздеться не было. Он сдернул ее трусики и вошел. Бурлившая в нем страсть тотчас выплеснулась наружу. Все кончилось до неловкости быстро. Тело еще содрогалось в сладком пароксизме, а мозг уже сверлила гаденькая мыслишка: опозорился, как подросток, впервые познавший женщину. Острое наслаждение смешалось с такой же острой досадой. Любовный акт завершился, практически не начавшись.

Наваждение прошло, как шторм, оставив после себя мусор неловкости и разочарования.

Алика жег позор. Он гордился тем, что мог часами сдерживать себя в наслаждении, медленно доводя партнерш до исступления, приближаясь к финальному взрыву. Секс был для него тем видом спорта, в котором он давно уже завоевал титул чемпиона. Надо же было облажаться с единственной женщиной, которая его по-настоящему волновала. Такого жгучего стыда он не испытывал даже когда в двенадцать лет деревенские девахи, жившие по соседству с бабушкой, застукали его за сараем, где он старательно натирал свою письку. Вдобавок к конфузу свербела мысль о Борьке. Чувство вины добавляло лишнюю ложку дегтя в уже переполненную дерьмом бочку.

Не поднимая глаз на Ингу, Алик натянул упавшие брюки.

Этот обыденный жест вернул Ингу к реальности. Она точно очнулась от забытья. Ее трусики болтались на щиколотках. По бедрам стекала липкая жидкость. Рядом Алик деловито застегивал ширинку.

У Инги перехватило в груди. Что же она наделала?! Она предала Борю. Как она могла такое допустить? Она чувствовала себя грязной и обесчещенной. Она не винила Алика. Он же ее не изнасиловал. Значит, она сама повела себя словно распутная девка. Хуже всего, что она не понимала, как это случилось, будто затмение нашло, но это не снимало с нее вины. Ее тошнило. Хотелось встать под душ и смыть с себя мужское семя. Но как смыть грязь с души? Она изменила Боре, как дешевая шлюха. И с кем? С его другом! Что она скажет Боре?

Алик будто прочитал ее мысли:

– Думаю, нам не стоит посвящать Борьку в этот эпизод. Так будет лучше для всех.

Он по-прежнему избегал ее взгляда.

– Что же мы наделали? – прошептала Инга.

Она брезгливо перешагнула через оскверненные трусики. Этот жест снова вызвал в Алике приступ желания, как будто три минуты назад он не истек семенем. Он шагнул к ней. Инга безотчетно отшатнулась. Это напомнило ему о пережитом позоре. Желание тотчас съежилось.

Внезапно Алика охватила злость на Ингу. Смотрит своими невинными глазами и разыгрывает динамо: поди сюда – не дам. А ведь все случилось из-за нее. Эта ведьма навела на него порчу. Он мог любую фригидную телку довести до экстаза, а тут вдруг стек, как школьник при виде порнушки. Она первая начала с ним игру в «невинные» прикосновения.

Он был так взвинчен, что почти поверил в то, что инициатива исходила от нее.

– Ты сама виновата. Ты хотела этого не меньше, чем я. Если женщина готова к сексу, то у мужика срывает башку. Я же живой человек.

Инга заплакала. Даже слезы не уродовали ее. Лицо было по-прежнему прекрасным.

– Прости. Я сама не понимаю, как это произошло. Я не знаю, как с этим жить.

– Молча, – отрезал он. – Думаешь, кому-то станет легче, если ты доложишь об этом Борьке? Все только запутается. Просто забудь.

Инга помотала головой:

– Я не смогу.

– А мне, по-твоему, легко? Да, мужики часто думают головкой, а не головой. Ты не маленькая, должна понимать, что от твоих жестов и взглядов и у импотента без виагры встанет. Я тебя не виню. Может, тебе подсознательно хотелось разнообразия. Что случилось, того не изменить. Борьке об этом знать незачем. Для всеобщего блага.

– Наверное, ты прав, – кивнула Инга.

Она ненадолго скрылась в ванной, а потом подхватила сумочку и вышла из комнаты. Стукнула входная дверь. В квартире все стихло.

Алик поднял с пола кружевные трусики и сжал их в кулаке. Они еще хранили ее запах.

– Ведьма, – буркнул он, снова переживая сцену своего позора.

Зазвонил мобильник. На дисплее высветился номер Светки.

«Очень кстати, – подумал Алик. – Затрахаю до смерти, и никакой рефлексии».

Бориса дома не было. Хорошо, что он поехал к родителям. Инга помыслить не могла, чтобы предстать перед ним в таком унизительном состоянии. Если бы она относилась к случайным связям легко, как многие девчонки, все было бы проще, но родители воспитали ее в строгости. Даже учась в университете, к десяти она обязательно возвращалась домой. Никаких походов с ночевкой и поездок на выходные на чью-нибудь дачу. Порой Инга взбрыкивала, доказывая, что она уже достаточно взрослая, но родителей было не переубедить. Она никогда не задумывалась, что причиной их строгости была ее редкостная красота.

Борис был ее первым и единственным мужчиной. Ни мама, ни отец не одобряли этой связи. Инга не стала скрывать их отношений, и разразился жуткий скандал. Мама произнесла многословную тираду на тему: нельзя размениваться по мелочам. Отец, как всегда, проявил супружескую солидарность. Инга не помнила случая, когда бы они разошлись во мнениях. В тот раз Инга впервые пошла на открытую конфронтацию. Она обозвала родителей старомодными, на что мама заявила, что в любви важно сохранить себя для того единственного, с кем пойдешь по жизни.

«Он и есть тот единственный!» – заявила Инга и ушла, хлопнув дверью. Тогда она была уверена, что будет хранить верность Борису до гробовой доски. Она любила его. У нее и в мыслях не было ему изменять, тем более с Аликом, которого она знала почти так же долго, как Борю. Что же произошло? Как она могла так опуститься? Неужели она так мало знает саму себя?

Сбросив туфли, Инга прямиком направилась в ванную. Хотелось соскоблить с себя всю грязь. Новое платье полетело в бельевую корзину. После стирки его нужно будет отдать. Инга знала, что уже никогда не сможет его надеть.

Она встала под душ и включила самую горячую воду, какую можно было терпеть. Струи упруго ударили по телу. Инга намылила жесткую мочалку и принялась с остервенением отмывать следы своего падения и позора. Кожа покраснела, а она все терла и терла, как будто это могло очистить ее от скверны и уничтожить все, что произошло. Но никакими гелями не отмыть душу и не прополоскать совесть. Ощущения чистоты не появилось, даже когда полчаса спустя Инга вышла из ванной. Ей казалось, что плотский запах спермы будет преследовать ее всю жизнь.

На сердце было все также скверно. Вспомнились слова однокурсницы: «И для кого ты себя бережешь? Жить надо легко. Вагина – не мыло, не смылится». Лучше бы смылилась, – с горечью подумала Инга.