Ержан Рашев - Человек на балконе

Капитан Очевидность — опасный фантазер и донжуан номер один в городе Алматы. Словно коршун, он налетел на всех сидящих вокруг молодых самок одновременно. Породистая внешность и веселая открытость Капитана не оставили никого из них равнодушной. При этом он ставил им на своем сотовом телефоне песню «Es sit u n’existe pas» Джо Дассена. ЧЗМИ сидел в позе стервятника и наблюдал за каждым проходящим мимо купальником. Мы с Алмазяном, как выразился бы сержант Роджер Мюрто из «Смертельного оружия», были слишком старые для этого дерьма. Поэтому мы оставались на покатых спинках своих шезлонгов и философствовали.

— Какая в жопу любовь? Женщины, девушки, девочки и особо сентиментальные мальчики придумали и обоготворили любовь, потому что им просто хочется что-то чувствовать, помимо банального сексуального влечения. Мы хотим чувствовать тепло, скучать в коротком расставании, болеть и страдать в разлуке, хотя все это абсолютно неестественно. В биологическом смысле мы не так далеко ушли от животных и то, что мы подразумеваем под «любовью», длится не более трех-четырех лет — время, за которое мы можем родить потомство и позаботиться, чтобы оно было здоровым. После этого нам хочется новой самки или нового самца, и этот страшный закон природы беспристрастно разрушает семейные узы и моральные ценности людей, — говорил я пьяный, кажется, что-то в этом роде.

— А для чего тогда жить, Ерж? Ради денег? — Ради славы, друг мой. Изысканной и возбуждающей. Ничего, более величественнее славы я не вижу. Быть иным, свежим и всемогущим. Жизнь большинства людей бесполезна — они поедают то, что производят, плодятся, налоги платят. Днем и вечерами они обычно жрут, а потом после десяти спать ложатся. Вырваться из этого круга — не это ли высшая цель? — Разобьешься ты о скалы собственных заблуждений, Рашев, — хитро улыбаясь, говорил мне Алмазян.

Я нарисовал пальцем на темно-коричневом песке женщину с распахнутыми ногами. Я рисовал ее бессознательно и между ног ее изобразил довольно реалистичную вагину. Выкурив очередную сигарету, я художественно затушил бычок в ее промежности. «Et si tu n’existais pas, dis-moi pourquoi j’existerais? Pour traner dans un monde sans toi, sans espoir et sans regret» — изливал поблизости душу Джо Дассен.

Погода на Капчагае переменчива и солнце довольно быстро исчезло за тучами. Уже весьма пьяные, мы начали собираться обратно в номер, когда обнаружили, что потеряли ключи. Капитан Очевидность предположил, что если они остались в номере, то мы их найдем, а ежели их украли, то мы их не найдем. Однако же, ключи быстро нашлись, и мы продолжили свой кутеж уже в компании каких-то развратных девиц, на диванах продуваемого помещения. Одна из них носила желтое платье и любила прилюдно ковыряться в носу. В это время на улице поднялся резкий и сильный ураган. Ветер издавал завывающие звуки и неожиданно наступила ночь. Открыв балкон, я вышел на воздух и услышал неподалеку дикий ор разъяренной толпы. Я был озадачен и испуган.

— Неужели революция? — прошептал я.

Однако фантазиям моим не суждено было сбыться. Поблизости, оказывается, давал концерт рэпер Тимати.

Ветер стих, и вместо запаха мусора и мочи над Капчагаем воцарился запах сладкого фруктового лета. Я вернулся в номер и выпил две рюмки водки подряд. Посмотрев на сидящих рядом с нами девушек, я осознал, что в этот день судьба не приоткроет для меня свой тяжелый театральный занавес и не покажет будущее, поэтому я мирно уснул. Проснувшись через некоторое время, я увидел, как на соседнем кресле, среди недопитых бутылок и рассыпанного табака, разъяренно сношалась какая-то парочка. Или это мне приснилось. В любом случае, я быстро подскочил и выбежал на улицу в одиночестве. Нигде не было покоя. Из разных номеров гостиничного комплекса раздавались всевозможные крики — звуки секса, драки, песен, скандалов, разборок и веселья. Из комнаты в комнату, словно мыши, трусцой перебегали обнаженные люди с алкоголем в руках. В главном ресторане зоны отдыха, по всей видимости, проходила чья-то свадьба. Я делал шаги в сторону воды. Мечтал ли я о чем-нибудь? Я не помню. Во всех моих воспоминаниях нет никакой системы. Определенная томительность настроения стояла тогда в воздухе. Ночь на Капчагае стояла жаркая.

Пишу эти строки посреди глухой степи, где-то на 406 километре трассы Алматы-Астана. Еду на поезде в командировку. Какой удивительный и странный мир вокруг. Над степью в данный момент стелется очень плотный, белый туман, стелется очень низко, как бы обволакивая пространство вокруг, не видно ни зги, мгла абсолютная. Лишь изредка сквозь белую завесу проглядывает марсианский пейзаж. Пробегает редкая лисица, встречается скрюченное деревце, один раз из тумана к нам навстречу выплыл верблюжий силуэт. Планета Казахстан. Пустынная и холодная. Как изнеможденные души наших людей.

В такой обстановке очень удобно общаться с космосом, вспоминать, так сказать, хутора в вишнях. В эти места не зря ссылали в прошлом лучшие человеческие умы, ибо отправляли их не в степь, а скорее на совершенно другую планету. Знаете ли, есть такие места на Земле, эдакие потайные порталы, где реальность сливается с подсознанием, и человек четко и ясно видит свой жизненный вектор. Места, каким-то образом оставшиеся крепкой занозой в памяти, и которые мы желаем, чтобы посетили наши возлюбленные после нашей смерти.

Когда мне было пятнадцать лет, я попал на хорватский остров Лошинь. В тот день я впервые в жизни увидел море. Оно поразило меня, как свинцовая пуля. На острове есть рыбацкая деревушка Вели со старинной крепостью и длинным пирсом, недалеко от церкви св. Марии, уходящим далеко в Адриатику. Если вы окажетесь на этом пирсе длиной почти в пятьсот метров, обратите внимание на то, что галька на нем фиолетовая. И вот помню, что теплой хорватской ночью я, худой и пятнадцатилетний, прошагал всю его длину и улегся на самом краешке, у воды, устремив свой взгляд в звездное небо. Вода тихо шелестела под ногами, а вдали горел одинокий маяк. Я пришел, я волновался. Одна из звезд горела ярче других и я, несмышленый, начал на нее молиться. Я пожелал себе необычной судьбы, жизни полной приключений, видений и неожиданностей. Что-то во мне в тот момент определенно рухнуло.

Еще я почему-то помню фонтан в Вашингтон-сквере в Нью-Йорке. У подножья Пятой Авеню, возле статуи Гарибальди находится этот грязный, замшелый фонтан. Вокруг него постоянно толпится разношерстная группа сумасшедших и бродяг, да и в нем самом зачастую можно увидеть разлегшихся на солнце, словно стая черных змей, потных толстых негритянских женщин. Помахивая веерами, они мечтают о жизни белого человека, в то время как в сторонке от них мило играет на гитаре вечный, престарелый морщинистый хиппи. Яркие их одежды ослепляют глаза. Отличное место, кстати, если ты философ. В один из этих жарких июльских дней я присел на краешек этого фонтана и закурил, и вдруг помутило меня, стало не по себе, голова как-то странно закружилась. И почувствовал я, что произошла трагедия в моей семье. И она действительно произошла. Вот же ж какие чувства возобладали мной у того грязного, прохладного фонтана.