Ержан Рашев - Человек на балконе

На 500-ом километре дорога испортилась и сделалась ухабистой, неровной, в дырках и огромных булыжниках. Земля становилась суше, растительность аскетичнее. На 554 километре мы поймали яму, чуть не сбив появившихся из ниоткуда сомнамбулических черных коров, и у нас спустило два левых колеса. К сожалению, человеческий гений и метод рекуперации оказались бессильными перед казахским бездорожьем. «Резина у вас не та, — сказало вызванное из Приозерска обветренное лицо механика Николаича, тоже доброго человека, хоть и сильно пахнущего водкой. — Вызывайте подмогу». Подмога ожидалась только к утру и стало ясно, что на обочине дороги, в кромешной тьме бескрайней Бетпакдалы нам предстоит провести ночь.

Ночь и степь — сочетание, которое всегда представлялось мне музыкой. В реальности же ночь в степи — довольно жуткий бизнес. В этой ночи происходят сгустки метафизических событий. В черном небе, под лохматыми звездами, слышался лишь стрекот сверчков и свирепый вой ветра со стороны Балхаша, от которого, казалось, вот-вот полопаются стекла. В третьем часу ночи где-то в темноте мне показалась фигура механика Николаича, кричавшего: «Мы тоже органичная часть мироздания!». Я мысленно отогнал от себя призрака и попытался заснуть. Во сне ко мне приходила Бубизада Сейткалиевна с вопросом: «Как с таким количеством добрых людей могут быть такие дороги?». Проснувшись в холодном поту, я открыл глаза и увидел медитирующего в призрачном свете фар ЧЗМИ. «Open your mind», — сказал он, откинувшись в салоне автомобиля. Думал ли я о смерти? Конечно, думал.

Я вновь погрузился в воспоминания. Моим фонтаном в Москве был, конечно же, фонтан «Принцесса Турандот» возле театра им. Вахтангова. Возле него также постоянно обитали самые махровые маргинальные слои столичного общества — бродячие музыканты, художники и простые бомжи. Вообще-то Москва у меня ассоциируется со слякотью и чувством всеобщего унижения. Но фонтанчик этот на Арбате с нелепой золотистой фигурой принцессы я любил. Я угощал всех этих безумцев пивом, а они играли для меня за это блатные песни. И вот, помнится, это было в августе, я встретил на подножии этого загадочного места заплаканную женщину, полуседую, лет сорока. Горько она плакала, очень горько, слишком отчаянно, чтобы быть просто брошенной каким-нибудь неряшливым мужчиной. Решил-таки я ее пожалеть и, разговорившись, узнал, что ей поставили смертельный диагноз. Я не знал ее имени, не знал, где она живет и есть ли у нее высшее образование, но я определенно ведал, что она умирает. Я осознал, насколько человек в сущности своей одинок. Не стоит кого-то любить, жалеть, спасать, из болезни вырывать, ведь все кончается одним и тем же.

В прошлом году я ездил по работе своей во Францию. Путь я свой держал из Лиона (где, кстати, также находится отличнейший фонтан на площади Place d es Terreaux) в Ниццу, прямиком через Альпы. Посреди крайне запутанной и опасной дороги, где-то высоко в горах, находится маленький ресторанчик, под названием «Etoiles». Если будете проезжать по той дороге ночью, обязательно загляните в это энергичное и любопытное заведение и посетите тамошнюю уютную террасу с видом на темно-синие горы. Вам откроется наипрелестнейший вид на черное небо, и вы мгновенно почувствуете себя ничтожеством, однако, вам это странным образом понравится. По крайней мере, это понравилось мне, даже больше, чем море, больше, чем Тихий океан. Я думал о работе, которая купит меня с головой, а взамен я получу свою комфортабельную жизнь, но останутся в голове не свершившиеся детские мечты. Это мгновение очень сложно описать, невидимые бури проходят сквозь человека, и он становится чем-то большим, чем примитивной всепоглощающей бактерией. Рекомендую это место обывателям, попробуйте.

А вот вчера я случайно открыл для себя новый кабачок под названием «Наш паб» на углу Фурманова и Курмангазы. Просто мимо проходил и зашел. Человек-то я ужасно любопытный. А внутри играли джаз, хороший качественный джаз, свет был приглушен и было очень мало места. После «Девушки из Ипанемы» последовала вариация на тему «Миссия невыполнима» Лало Шифрина, и я был очарован. Очень простой кабак, без пафоса и экспатриантов. Я присел, и сердце мое стучало, руки дрожали, мысли вертелись в голове безжалостным вихрем. «Неужели я снова потерял ее, идею? — думалось мне. — Жизнь дается, живи! Люби ликеры и приятные запахи. Чего стыдиться, ни я не стыжусь, ни они».

И сейчас я застрял в глухой степи, где-то на середине трассы Алматы-Астана. И знаете, что мне думается? Я бы хотел, наверное, в каждом из вышеперечисленных мест оставить маленькую записку, спрятать небольшое посланьице какому-нибудь человеку. Неважно, какому, главное, чтобы (он или она) его, в конце концов, нашли. И представляю всю чудесность этого момента, ощущение мини-открытия, когда твоя душа переворачивается наизнанку. Что бы я в нем написал? Наверное, следующее:

«В этом месте я кое-что осознал. Живите необычайно, живите сильно и страшно».

— Фью-ю-ю-ю-ю! — отчаянно завывала ноябрьская вьюга. Я вздохнул и нехотя открыл глаза. Узкую комнату гостиницы «Караганда» заливало проникшее с улицы Бухар жырау через большое окно желтое, как расплавленный маргарин, солнце. Мысли о пребывании в новом для меня городе привычно радовали юношескую тягу к открытиям и, успокоившись, я снова закрыл глаза.

— Жи-у-у-у-у-у! — рассерженно прибавляет ветер за окном. Я сбросил с себя одеяло, встал, открыл окно и глянул вниз. У подножия могущественного торгового центра City Mall с утра уже бурлила неоднородная субстанция, добродушное варево, булькающий бульон под названием казахский народ. Я глядел сверху вниз на тяжелых женщин с сумками, усталых мужиков, бредущих на свои работы, худых парней, девочек в курточках, топочущих по снегу каблучками. В таких вот наблюдениях и в том, что ты незнакомец в чужом городе, есть определенные преимущества. Ты будто обозреваешь разыгрываемый на сцене спектакль вместо того, чтобы в нем участвовать.

…

Накануне вечером поезд Алматы-Петропавловск оставил меня в Караганде. В вагоне-ресторане я всю дорогу флиртовал с симпатичной длинноногой карагандинкой, возвращавшейся домой из командировки. Между нами происходила напряженная и страстная игра взглядами, мысленно я уже ласкал ее белую плоть выше чулок, но так ничего и не предпринял. Думал о Джулиане. Несмотря на то, что я обожаю соблазнять женщин, в глубине души я все-таки однолюб.

Явился я на холодную, бушующую ветрами, карагандинскую территорию в необдуманно алматинском обличье: легкий пиджак, светло-коричневые весенние брюки, тонкое черное пальто, обмотанное сверху итальянским шарфом. Зал вокзала был забит темными человечьими лицами и штабелями багажа. Выйдя на улицу, я не обнаружил снаружи ни одной машины такси. Зато ужасный, завывающий ветер нагло бил мне в лицо, забрасывая в физиономию горстки мокрого не то снега, не то дождя. Побродив десять минут в хаосе снега, автомобилей и ругательств, я наконец нашел таксиста, мордатого типа в цигейковой шапке.