Марсель Паньоль - Слава моего отца. Замок моей матери [сборник, litres]

– Это тот, что мы видели на днях, – подтвердил дядя.

– Наверняка есть и другие, – убежденно проговорил отец. – Не может быть, чтобы в таком обширном горном массиве дождевые воды не выходили где-то на поверхность.

– А может быть, здесь недостаточно дождей? – предположил дядя.

– Это не так! – живо откликнулся отец. – В Париже в год выпадает четыреста пятьдесят миллиметров осадков, а здесь целых шестьсот!

Я с гордостью посмотрел на Лили и даже подмигнул ему: мол, чего только не знает мой отец! Но до Лили, видимо, не дошло, насколько ценно только что сказанное.

– Учитывая тот факт, что здешние плоскогорья состоят из наслоенных друг на друга горизонтальных пластов водонепроницаемых горных пород, – продолжал объяснять отец, – мне кажется неоспоримым тот факт, что поверхностные сточные воды скапливаются в низинах и проникают в почву, образуя подземные водоемы. Некоторые из этих водоемов, вероятнее всего, слишком близко подходят к поверхности земли, и потому вода просачивается там сквозь породы. Ты, наверное, знаешь и другие ключи?

– Да, я знаю семь ключей, – подтвердил Лили.

– А где они находятся?

Лили явно затруднялся с ответом, но все же нашелся и отчеканил:

– Где они, говорить запрещено.

Этот ответ удивил отца не меньше моего.

– А почему?

Лили покраснел, проглотил слюну и выпалил:

– Потому что где находится ключ, раскрывать нельзя!

– Это что еще за правило? – вскинулся дядя.

– Все ясно: в этом безводном краю источник – это сокровище, – пояснил отец.

– К тому же, – простодушно изрек Лили, – если бы они знали, где ключи, то могли бы пить из них воду!

– А «они» – это кто?

– Те, из Алло или из Пейпена. Они бы наведывались сюда и охотились бы здесь каждый день! – Он вдруг неожиданно оживился. – А еще все эти дураки со своими походами… С тех пор как кто-то рассказал им о ключе в Птитоме, бывает, человек по двадцать заявляются к нам… Во-первых, это пугает молодых куропаток, во-вторых, однажды эти болваны залезли в виноградник Шабера, и, в-третьих, напившись, они, бывало, мочились в ключ. Однажды даже оставили дощечку с надписью: «Мы написали в ключ!»

– А почему они так поступили? – поинтересовался дядя.

– Потому что Шабер до этого дал по ним выстрел, – откровенно признался Лили.

– По-настоящему? Из ружья? – спросил я.

– Да, но издалека, к тому же мелкой дробью… Его можно понять, у него одно-единственное вишневое дерево, а те крали у него вишни! – возмущенно объяснял Лили. – А мой отец считает, что стрелять следовало самой крупной дробью, с которой идут на дикого кабана!

– Поистине дикие нравы! – прокомментировал дядя.

– Это не мы, а они дикари! – решительно возразил Лили. – Два года назад они жарили на углях свои отбивные, и загорелся сосновый бор вокруг овчарни Муле! К счастью, бор был небольшой и поблизости не было никаких построек. А если бы они то же самое устроили в Пастан, вы только представьте себе!

– Все правильно, – согласился отец, – люди из города опасны, потому что они не знают…

– Раз не знаешь, – разгорячился мальчик, – сиди дома!

Он за обе щеки уплетал яичницу с помидорами.

– А мы не из таких, мы не туристы. Ключи не пачкаем, так что ты мог бы нам указать, где они находятся.

– Я бы с удовольствием, – примиренно проговорил Лили. – Но это запрещено. Даже родным нельзя говорить…

– Даже родным… вот это да! – удивился отец.

– Быть может, наш друг чуть-чуть преувеличивает? – вставил дядя.

– А вот и нет! Это сущая правда! Есть один ключ, который еще мой дед знал, так вот, он так никому и не сказал, где тот находится…

– Откуда же ты знаешь?

– Да у нас в том месте небольшое поле, в конце Пастан. Иногда мы ходили туда пахать землю, гречиху там сажали. В полдень, когда садились есть, дедушка говорил: «Отвернитесь!» – и куда-то уходил с пустой бутылкой.

– И вы не смотрели? – спросил я.

– Дева-заступница! Да он бы всех поубивал! Мы сидели на земле, ели и даже шелохнуться боялись. А через какое-то время он возвращался к нам с бутылкой ледяной воды.

– И вы никогда-никогда так ничего и не узнали? – поразился отец.

– Вроде бы перед самой смертью он сделал попытку открыть тайну… Подозвал к себе моего отца, пролепетал: «Франсуа, ключ, ключ-то…» – и все… отдал концы. Слишком поздно спохватился. А мы, как ни искали, так никогда и не нашли. Да что там, этот ключ навсегда потерян для нас…

– Вот уж поистине бессмысленная расточительность, – подвел итог дядя.

– Верно, – грустно согласился Лили. – Может, хоть птицы пьют из него?

После того как мы с Лили стали друзьями, для меня началась новая жизнь. Когда мы с отцом и дядей выходили из дому на заре, после утреннего кофе, мы неизменно заставали его сидящим на земле под нашей смоковницей и усердно занимающимся подготовкой силков.

У него их было ровно три дюжины, а у меня две дюжины – отец купил их для меня в скобяной лавке в Обани, где они продавались под лицемерным названием «крысоловка».

Я всячески уговаривал отца купить мне несколько ловушек побольше, предназначенных для «умерщвления» молодых куропаток.

– Нет, – отрезал отец, – было бы нечестно ставить силки на такую великолепную дичь.

Я тут же засомневался в честности охоты с ружьем типа мушкет, которым он сам бил наповал застигнутых врасплох пернатых.

– Зато куропатка может и не попасть в силок, потому как она умная, хитрая, у нее даже есть шанс уцелеть…

– Может быть, ты прав, – согласился отец. – Но что ни говори, силок не относится к благородным охотничьим приспособлениям… Есть у меня и другая причина отказать тебе: на этих ловушках стоит чересчур мощная пружина. Ты рискуешь сломать себе палец!

Я тотчас принялся доказывать ему, что умею, и довольно искусно, пользоваться такого рода силками, и отец был вынужден признать, что так оно и есть. Но поскольку я продолжал настаивать, он в конце концов вполголоса привел последний аргумент:

– К тому же они слишком дорогие.

Я сделал вид, будто не расслышал его слов, и с радостным криком бросился к рогатке, вполне «разумной» по цене – всего-навсего три су.

«Крысоловки», размером не больше блюдечка, оказались страшно действенными: стоило птице коснуться такого силка, как он буквально набрасывался на нее и насмерть вцеплялся ей в горло, так что даже у крупного дрозда не было шансов спастись.

Загоняя дичь к охотникам, мы одновременно расставляли свои смертоносные ловушки, то прямо на земле, то на краю отвесных скалистых обрывов, по-здешнему – баров, то на какой-нибудь раздвоенной ветке, которую мы надламывали таким образом, чтобы она находилась в положении плашмя и была скрыта в самой гуще терпентинного дерева, которое Лили по-своему называл петелен.