Дарья Сойфер - На грани серьёзного

Расулова, как и обещала, поставила Киру в спарринг с Тропининым. Это был этап, на котором состязались представители одной и той же команды, и по решению наставника оставался только сильнейший.

Тропинин, как и сотни стендаперов до него, шутил ниже пояса. Этого Кира терпеть не могла. Знала, что телеканал подобные пикантности приветствует, потому что с ними передача обрастает таинственным флером андеграунда, чего-то запретного и подпольного.

Обучаясь ремеслу, Кира смотрела много записей американских коллег. Основателей жанра. И в английской речи через слово проскакивал мат, что почему-то дико веселило публику. Казалось, можно просто выйти и произнести заклинание на букву «ф», и зал просто ляжет.

Кира не считала себя ханжой, но сама не опускалась до получасовых рассуждений вокруг, к примеру, коленно-локтевой позиции. И у маститых комиков любила все, кроме пошлостей. Неужели они боятся, что если у них вырезать все генитальные шутки, то не останется ничего, кроме Петросяна? Неужели настолько не доверяют собственному чувству юмора, что постоянно опираются на член, как на костыли? Ей порой хотелось тряхнуть тех, кого она считала учителями. Ребят! Ну вы же мастера комедии наблюдений! Разве вы не видите, как напрягается зал от беспрестанных пошлостей? Ведь жизнь – она гораздо шире, и если над ней не смеяться, то останется только плакать.

Кира слышала, как Расулова дает советы ребятам из команды. Знала, что их заставляют добавлять в монологи перчинку. А нет ничего хуже, чем выдавливать из себя шутки. Чем сильнее давишь – тем более плоско получается.

Тропинин, однако, советами не пренебрег. И Кира понимала: чтобы его обойти, ей достаточно показать зрителям палец. Но уже выходя на сцену под первые аплодисменты, знала, что нарушения лояльности ей никто не простит.

– Всем привет! Мне тридцать два, и у меня нет детей. Пожалуй, стоит сделать такую татуировку во всю спину. Нет, я не из тех, кто сознательно отказывается размножаться. Знаете, есть такие женщины, которые бьют себя в грудь и говорят, что не будут портить себе фигуру и жизнь? Они бывают двух видов. Одни бьют себя в грудь очень осторожно, чтобы не отвалились импланты. Вторые носят все черное и из принципа не бреют подмышки. Первые – это такие папулины дочки, и папа в их случае – это любой, кто купит подарок. Им обычно нет смысла рожать, потому что у их ухажеров штат наследников укомплектован до третьего поколения.

А есть прямо такие воинствующие амазонки. Из тех, кто читает Кьеркегора и нон-фикшен в духе «Как услышать свою внутреннюю богиню». Ну, знаете, их IQ обратно пропорционален числу мужиков в их жизни. Они обычно носят шляпы и очки. Чтобы было лучше видно, как же все кругом плохо. Ну, говорят же, что если долго самоутешаться без второй половинки, то можно ослепнуть. Вот они уже на пути.

И я не из таких. Я не собираюсь рассказывать, что хочу спасти гипотетического ребенка от этого ужасного, жестокого мира. Не собираюсь кривить нос и жаловаться, что от детей слишком много шума. То есть у меня есть уши, и я слышу, как у соседей дочь занимается на скрипке. Чтобы вы понимали, это как будто стоматолог регулирует скорость бор-машины. И да, я один раз дала сдуру поиграть новенький смартфон племяннице. Но я все равно понимаю, что если не продолжу свой род, то тогда зачем это все?

Проблема в другом. Вы знаете, сколько стоит донор? Сколько надо выложить вот за такусенький стаканчик? Я не буду говорить по этическим соображениям. Нет, у меня нет контракта с клиникой. Просто я боюсь, что, если сейчас мужчины в зале услышат эти цифры, слепота станет национальной эпидемией.

Знаете, я стала понимать восточных женщин. Гаремы, многоженство… Это ж чем больше жен, тем реже можно видеть мужика! Ты сидишь себе, жрешь халву, пряники. И так по громкой связи: «Гульфия на шестнадцать часов!» Отстрелялась – и как минимум неделю свободна! Я понимаю, зачем они носят хиджаб! Им настолько хватает собственного мужа, что от чужих они просто прячутся. Не дай бог, сопрет – и давай заново начинай рожать и готовить плов.

Шейх, если ты меня слышишь! Я готова быть двадцать шестой женой, особенно если первые двадцать пять умеют стирать и готовить! Я тихонько рожу себе ребенка и буду его в уголке воспитывать. И, если понадобится, тихонько терять зрение. Серьезно, ты меня даже не услышишь. И главное, я не знаю арабского и никогда в жизни не пойму, что говорит мне твоя мать. И она не поймет, что буду говорить о ней я. И это самое приятное.

Я даже по блату напишу тебе приложение по вызову жен. Составлю расписание с учетом цикла и размера груди.

Ну просто это ведь жестоко! Мужчин детородного возраста очень мало. Одни пропадают на войне. И я сейчас не про Сирию, я про «World of Tanks». Всё, они потеряны для мира. Другие любят друг друга, и это мне совсем непонятно. То есть я понимаю, зачем терпеть мужика, если тебе пора рожать. Понимаю, если он приносит в дом зарплату. Но если ты по-любому не родишь и зарплата у тебя самой нормальная, то зачем? Зачем тебе этот геморрой в прямом и переносном смысле?

Есть еще третья категория. Эти любят сами себя. Это как те женщины в очках, только еще вейперы, веганы, хипстеры и, возможно, с самокатом. Они тратят на салоны красоты денег больше, чем мы, и отращивают бороды, чтобы их не перепутали с геями. С ними совсем печально. Это такая гремучая смесь папулиной дочки с философом. Им хочется, чтобы за ними ухаживали, но они не учитывают, что вид дровосека не вызывает у людей умиления. Страх за жизнь – да. Но не умиление. Поэтому им приходится самим быть себе и дочкой, и папулей. Они балуют себя брендовыми вещами, ведут инстаграм и не могут спокойно пройти мимо отражающей поверхности. С философией и IQ у них тоже дела обстоят туго, но тут хотя бы борода работает правильно. Какой бы бред ни сказал бородатый человек, это звучит умно. Маркс только на этом и выкарабкался в люди. Думаю, если бы Толстой побрился, кроме жены его нравоучения никто бы не слушал. Но он был не дурак, поэтому косил под Гендальфа.

Зал лежал. И Кире хотелось верить, что не из-за горящих табличек «Аплодисменты». Но с каждым предложением Расулова становилась все мрачнее. После монолога сначала дали высказаться остальным членам жюри, и они наперебой хвалили хлесткие, острые шутки.

– Я вижу перед собой готового стендап-комика, – сказал Гароев, продюсер шоу и наставник Эрика. – Ты держишься уверенно, я бы даже сказал, хладнокровно. И мне нравится твоя прямая подача. Такой минимализм: ничего лишнего. Да, где-то ты, возможно, не отыгрываешь то, что лично я бы выделил движениями и интонациями. Но это твой стиль, и вот именно в твоем исполнении мне нравится.

– А мне не хватило остроты, – возразил Конкин.