Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

— Господи, — на лбу у меня выступили холодные капли. — Зачем же она? Дочка ведь осталась…

— Муж у нее довольно скользкий тип. Грозился дочку через суд отнять…

Маринка рассказывала что-то еще, но это интересовало одну меня. Остальные давно переключились на более приятные темы. Но именно тогда я впервые задумалась, почему я еще живу. И как же может жить на свете Сергей Ветров, который угробил свою жену.

— Мне больше нравится выражение: «Поезд дальше не идет», когда прибываешь на конечную станцию, — подхватил мои слова скользкий тип Сергей Ветров. — С некоторых пор я тоже воспринимаю это выражение на свой счет. Знаешь, мне действительно кажется, что все самое интересное закончилось вместе с юностью, потом события стали как будто бы повторяться. В другой стране, с другими людьми, но по сути ничего нового. И от этого полная бесчувственность. Если что-то и случается, ты уже знаешь, что это можно пережить. По крайней мере, я так думал до последнего времени.

Его губы тронула улыбка, и он легко коснулся моих волос.

Теперь мне предстояло пережить разрыв с Сергеем Ветровым. Причем не просто разлуку на неопределенное время, а именно разрыв, полный и окончательный. Так рвутся волокна мяса, — иногда кажется, через кровь и боль, — когда рубишь курицу на жаркое. Хотя курица уже ничего не чувствует, а мы-то еще живые. Но в этом и должна состоять моя месть Сергею Ветрову, из-за которого осенью 99-го Таня утопилась в пруду.

Ничего, я переживу. Я проделывала эту штуку не раз. Правда, не из мести, а когда попросту надоедал очередной кавалер. Что-то такое во мне, наверное, есть, что действительно сводит мужчин с ума, и они ведут себя так, как будто напились отвара из мухоморов. Без конца эсэмэсят и звонят, утром, днем и в половине второго ночи, проверяя, сплю ли я, с кем я сплю и можно ли занять место этого товарища. Но я вот так до конца и не знаю, что же это такое. Не просто ведь грудь и задница, хотя и то и другое, несомненно, существенно в мужском миропонимании, однако такого добра вокруг очень много, если оглядеться с определенной целью. Вот пусть теперь помучается красавец Ветров, узнает на собственной шкуре, каково это, когда тебя бросают, как надоевшую игрушку, и ты валяешься в грязи под дождем. Я оторву его от себя и скомкаю, как листок календаря, обозначающий прошедший день. И то, что там написано на обороте, не интересно уже никому, просто общее место.

Я уже готова была сказать, что знаешь, у меня завтра с самого утра переговоры, которые нельзя отменить, во-первых, потому, что их организовываю не я, я просто переводчик, а во-вторых, придется как-то зарабатывать на хлеб, маникюр и т. д. Просто очень холодно и по-деловому это произнести, надеть пальто и попросить вызвать такси. Бывай! Ты ведь все равно утром улетаешь, тебе еще надо собраться. А если он не согласится вызвать такси, сделать это самой и уйти за ворота под сумасшедший дождь, отключить телефон, потом вообще сменить номер. Оно того стоит, честное слово.

— У меня кое-что есть для тебя, — Сергей выудил откуда-то бархатную коробочку, что было уж совсем некстати. — Это совершенно новая линия украшений, тебе должно понравиться.

В коробочке лежали две серьги-совы черного дерева, обрамленные в серебро с эмалью.

— Ты ведь Соня. София. Мудрая. А совы — символ мудрости.

— Спа-си-бо, — я была даже слегка ошарашена.

Я мудрая, вот как, это что-то да значит. Нет, серьги мне действительно очень понравились, хотя я тут же вспомнила, как Таня хвасталась янтарными сережками, которые муж привез ей из Риги. Может быть, это такая привычка — дарить серьги всем своим женщинам.

— Надень, а я пока приготовлю ужин. Что ты сегодня ела? Одну кильку в томате. А я, дурак, с тобой тут совсем заболтался.

Я на негнущихся ногах прошла в ванную, в которой было большое зеркало, чтобы примерить серьги. Совы лежали у меня на ладони и таращились во все свои эмалевые глаза: «Ну и дура ты, Сонька. Купилась на какие-то серьги. А надо было просто встать и уйти». Но я послушно надела эти серьги, которые смотрелись по-настоящему стильно, и выплыла из ванной, гордо неся голову, как императрица.

Сергей присвистнул:

— Тебе очень идет. Правда. Я даже не ожидал.

— Да. Очень красиво.

Я растерялась. Я больше не могла сорваться с места и исчезнуть без объяснений. Поэтому снова плюхнулась в кресло и протянула ноги к огню.

— Теперь ты можешь мне ответить, — спросил Сергей от плиты, что-то переворачивая на сковородке. — Почему ты не уехала из России? Язык знаешь…

— Я бы тебе и раньше ответила, если б спросил. Вот ты, например, уехал — и что, нашел что искал?

— Я? Скорее нет. Я искал прежде всего Лайму и своего сына. Но все оказалось не так просто, ну я тебе рассказывал. Потом, с Лаймой что-то случилось. Жадная стала до зарезу, трясется над каждой копейкой. То есть евро.

— В том-то и дело. Там бы я тоже занималась переводами, мне платили бы больше, но и жизнь была бы дороже. Социальное жилье, налоги и прочие прелести капитализма, которых хлебнули по горло мои сокурсники. Выйти за миллионера не получилось, да я и не ставила такой цели. По-моему, здесь все-таки веселее. Иногда я, конечно, прикидываю: а что если бросить все и уехать, продать квартиру и голландцев, прикупить маленький домик почти в лесу…

— Домик, считай, уже есть. Почти в лесу и даже не маленький. Я же тебе предлагаю: живи.

— Но это не мой дом!

И снова я утаила от Сергея самую главную причину, почему я не уехала за кордон, когда уезжали все, почему проводила вечера на собственной кухне в компании чайника, вместо того чтобы пойти развлечься, и почему так и не вышла замуж, хотя случались вроде и неплохие кандидаты в мужья. Только лишь потому, что каждый вечер я ждала Шашу и вздрагивала от любого звонка в мою дверь. Когда-нибудь должно же вот так случиться, что я открою, а на пороге стоит Шаша и говорит: «Ну здравствуй, красавица».

Недавно, в самом конце лета, когда Мишка приехал из Питера и рано утром позвонил в дверь, я открыла, ойкнула и даже присела. Мне показалось, что это вернулся Шаша. У меня даже вылетело невзначай: «Это ты?» — «Ну конечно я, — Мишка немного подвинул меня, зашел в прихожую и бросил под вешалку рюкзак. — Мам, ты чего? Ты кого-то ждала?» Я подняла с полу рюкзак и отнесла в комнату, чтобы Мишка не заметил моих слез. Потому что Шаша все-таки вернулся ко мне в виде взрослого Мишки, который потом сидел на кухне и уминал пирог с яблоками на тот самом месте, где некогда сидел Шаша.

В каких-то небесных скрижалях расписано заранее, наверное, кому жениться на ком. Шаша предназначался мне, а я ему, иначе зачем бы еще меня отправили в Кестеньгу и поселили у тети Оку? Зачем бы Гришка выселил меня из квартиры? Осталась бы в городе — мы бы никогда не встретились с Шашей. И Мишка бы не родился.