Алексей Винокуров - Ангел пригляда

– Они что, очумели?! – изумился Суббота.

– Это стоп-хамы, врежь им, сволочам!

Миша сунул в руки Субботе короткую резиновую дубинку. Суббота высунулся из окна и стал охаживать прилипчивых юношей по рукам и по спине. Те не выдержали, горохом посыпались с машины, забранились вслед, завоняли. «Хонда», вильнув, ушла на проезжую часть. В заднее зеркало видно было, как очумевшие стоп-хамы грозят им кулаками и показывают маленькие средние пальцы…

На радиостанцию Суббота дозвонился с третьего раза. Знакомых, как назло, никого не было. Он, стараясь быть убедительным, попросил передать Борису Ефимовичу, который сейчас в студии, чтобы тот не уходил сразу, что это звонит его знакомый Суббота. Он не может дозвониться до Бориса, но для него есть очень важное сообщение…

– Вопрос жизни и смерти! – не удержался Суббота напоследок.

– Ладно, передам, – буркнула редакторша и бросила трубку.

– Передадут? – спросил Миша.

Суббота поморщился: черт их знает, в любом случае сделали что могли. Остаток пути они проделали, то застревая в пробках, то разгоняясь до бешеной скорости между светофорами.

Когда добрались наконец до Нового Арбата, был уже десятый час. Суббота вбежал в здание, бросился к охране:

– Борис Ефимович еще не выходил?

– Десять минут назад вышел, а что?

– Ничего…

Убитый, он поплелся обратно к автомобилю. Вокруг сияла синими огнями бессмысленная и безответная ночная жизнь.

– Может, перепутали? – спросил его Миша. – Редакторша ведь обещала…

Суббота набрал номер. Той самой редакторши на месте не было, искать ее не хотели. Но Суббота все-таки настоял. Пришлось ждать, пока найдут. Наконец она подошла к телефону.

– Это я звонил насчет Бориса, – проговорил Суббота. – Он еще у вас, на радио?

– Нет, уехал уже, – отвечала редакторша недовольно – похоже, ее отвлекли от ужина.

– Странно… Вы передали ему мою просьбу?

– Да, все передала.

– А что вы сказали?

– Сказала, что звонили, угрожали смертью и приказали оставаться на месте до субботы. А он ответил, что это все фээсбэшные разводки и его не запугать. И уехал.

Суббота замер на миг, оцепенел…

– Идиоты!! – закричал он тоскливо. – Какая смерть, какие угрозы? Откуда только вы беретесь, дебилы, на нашу голову?! В питомнике вас, что ли, выращивают!!

Редакторша молча бросила трубку. Суббота смотрел в мокрые электрические сумерки застывшим взглядом.

– Идиоты, – шептал он, – какие же идиоты…

– Ладно, – сказал Миша, – всего-навсего люди.

Помолчали.

– Что делать будем? – спросил Суббота.

Миша задумчиво смотрел перед собой.

– А ведь если бы не электричество, тут было бы совершенно темно. Как в подполе ранней весной… – сказал он почему-то.

– Это ты к чему?

Миша обернулся к нему.

– Где его должны убить?

Суббота молчал секунду, потом сказал с отчаянием в голосе:

– Не знаю!

– То есть как это – не знаешь? – Миша глядел на него изумленно. – Ты же этот самый, как его, дьявола… сновидец. Ты пророк!

– Да какой там пророк… – Суббота был в полном расстройстве, ерошил рукой волосы, как первоклассник, получивший двойку.

– Погоди-погоди… Но ты же видел, что Борю должны убить?

– Видел.

– Тогда вспомни, где именно.

– Не могу. Лицо только помню, как его убивают… А больше ничего.

– Нет, Суббота, так дело не пойдет… Напрягись, вспоминай! Это же Боря, его спасти надо, спасти, понимаешь!

Суббота понимал это, понимал лучше кого бы то ни было. Ах, Боря, Боря, что же ты, как же это… Последний романтик, демократ, политик, плейбой, вице-премьер, донжуан, любимчик мамы и Ельцина, обалдуй, прущий с открытым забралом на власть, на саму смерть даже! Неужто лежать тебе теперь в твердом дубовом гробу – бездыханному, мертвому, с чужим лицом? Нет-нет, не будет этого, не будет никогда – он, Суббота, не позволит, не даст, он все вспомнит, он успеет, придет на помощь, он здесь уже… не зря же дан ему дар, в конце-то концов!

Суббота стиснул зубы, зажмурился так, что поплыли желтые круги от фонарей. Мелькало перед глазами бородатое лицо отца Михаила, высился на горизонте архангел с черными крылами, плыл в пустоте безвидный Дий, брели сквозь выжженное, лишенное воздуха пространство мертвые серые скалы – но лица Бориса не мог он извлечь из бездны.

Он скрипел зубами, мычал, бил себя по лбу: вспоминай, вспоминай – но не мог, не мог… Неужели это все? Неужели Борис обречен…

Отчаяние захлестнуло его, откатилось и сменилось каким-то ровным, подлым спокойствием. Душа словно окаменела – пусть будет, как будет.

Миша понял все без слов, ничего не спросил. Молча завел мотор, машина резво двинулась вперед. Катились мимо фонари, сияла реклама, дома, длинные и короткие, тянулись в прерывистую строчку: точка-тире, точка-тире, тире-тире-точка.

– Куда мы? – равнодушно спросил Суббота.

– Есть один врач, – хмуро отвечал Миша. – Гипнотерапевт. К нему едем.

– От алкоголизма лечить меня думаешь? Поздновато будет…

Миша даже не покривился на мрачную шутку. Вечной его голубоглазой веселости как не бывало, глаза смотрели на дорогу темно и сосредоточенно.

– В сон тебя будем погружать, – наконец выговорил он. – И вытряхивать из подсознания все, что там накопилось.

Суббота промолчал. Надежда умирает последней – так, кажется, это все называется. Его надежда уже умерла, а вместе с ней умерли, отошли все другие чувства. Он ощущал только одно – страшную, смертельную усталость. Все остальное было ему безразлично, он хотел прийти домой, упасть на постель, заснуть и не просыпаться… Может быть, никогда. Он хотел забыться и заснуть… Но не тем холодным сном могилы… А может быть, и тем, какая, в сущности, теперь разница. То, что он видел тут – что нового еще могут ему показать за последней чертой? Более страшного, мучительного… Уже он точно знал, что нет там никаких шипящих сковородок и ледяного озера тоже нет, нет рогатых чертей с вилами, беспощадно и увлеченно свежующих вечно живых покойников… А то, что есть, то не хуже и не лучше нынешнего. Может быть, формы имеет другие, но что такое форма в сравнении с отсутствующим содержанием? Нет-нет, не нужно ничего, все суета сует… на свете счастья нет, но есть покой и воля. Воли тоже нет, но покой, покой, наверное, еще имеется. Он отказался от соблазнов, которые предлагали ему князь и Диана, но, кажется, имеет право на обычный, простой человеческий покой. Покой, каким бы он ни был…

– Вставай, – тряс его за руку Миша, – вставай, некогда нам. Отоспишься потом.

Суббота с трудом разлепил веки, вылез из машины, послушно двинулся за Ковалевым. Рассеянно оглянулся… похоже на Петровку, да, Петровка. Значит, ехали совсем недолго. Точнее, недалеко, по нынешним пробкам могло быть и долго. Как во сне, поднялся он по ступеням, увидел золоченую табличку «Доктор Л. Н. Гаврилов, гипнотерапия», перешагнул через порог, в каком-то помрачении прошел по длинному и неровному, как змея, коридору, замешкался… Миша втолкнул его в смотровую.