Андрей Жвалевский - Серое зеркало (сборник)

– Прости, Соня… Я уберу… Все будет хорошо… Прости, Соня…

За окном – безоблачное синее небо. В нескольких сотнях метрах от дома Атлантический океан штурмует скалы. Волны накатывают и отступают. Океан ритмично шумит. Из этого ритма возникает мелодия.

В Резонанс я попал случайно. Туда все случайно попадают. То есть не попадают, а очутиваются. Или очутяются? Всем хорош Резонанс, одно плохо – говорить совсем разучаешься. Или разучиваешься? Нет, разучиваешься – это когда учишь-учишь, и наконец разучиваешь, а в Резонансе ничего разучивать не надо, надо просто правильно сесть. Или лечь.

Я, к примеру, сел правильно. Ну, может, и не совсем правильно – голова на подлокотнике кресла, а ноги на спинке. Только мне так удобно. Я на старой квартире всегда так лежал – и на новой решил попробовать. Еще вещи до конца не распаковал, а кресло уже в уголок поставил и решил, значит, передохнуть. А тут – шарах! То есть не шарах, а скорее бултых. Как будто с улицы на концерт «Мумия Тролля» завалил. В голове сразу стало не то чтобы громко… тесно как-то стало, как будто там еще толпа народу толчется.

Я понимаю, толпа на то и толпа, чтобы толкаться, но я же и говорю – со словами у меня теперь немного напряженка. Вот и в первый раз в башке не слова зазвучали, а как будто бы картинки. Хитруковские мультики видели? Когда никто вроде ничего понятного не говорит, а все равно все понятно? Примерно то же самое, только еще понятней. Но я, наверное, буду это все словами пересказывать, – не рисовать же вам мультики, правда?

Короче, только я вверх тормашками на кресло завалился, как мне кто-то прямо в мозги как завопит: «Стой! Не двигайся! Ни в коем случае не шевелись!» Я, понятное дело, не то что шевелиться – дышать забыл, торчу в полном ступоре. А тот, что внутри, вроде бы как дух перевел и продолжает: «Молодец! Теперь запомни две важные вещи. Во-первых, с ума ты не сошел. Если не веришь, можешь потом у врача провериться. А во-вторых, сейчас ты должен, не шевелясь, очень тщательно запомнить то место и позу, в которых ты оказался. А ну угомонитесь все!»

Это он на остальных прикрикнул. Он же у меня в мозгах не один оказался. Все то время, пока он меня в ступоре держал, там еще всякие другие посторонние «веселые картинки» мелькали. Такое было чувство, как будто я в центре кучи народа, один из них со мной говорит, а остальные вокруг шушукаются.

Тут, правда, все шушукаться перестали, но никуда не сгинули. Ну, я себя окинул этим, как его… «мысленным взором», позу запомнил. Собственно, чего ее запоминать – я в такой позе все экзамены учил когда-то в Политехе. «Ну, – думаю, – и чего теперь?»

Тут шум опять поднялся пуще прежнего. Кто смеется, кто свистит. А кто-то даже завизжал (вроде бы как девчонка): «Ой, да не ори ты!»

«Ничего, это у него с непривычки», – говорит их главный. То есть не говорит, а как будто чем-то пушистым и теплым меня по спине гладит. Да и остальные тоже кто как может стараются: шарики всякие цветные переливаются, салюты с фейерверками и еще много всяких таких штук, которые все равно я вам не перескажу. Чувствую только, что рады мне все радешеньки.

«Ты, брат, теперь в Резонансе».

Так я стал, во-первых, братом, а во-вторых, в Резонансе.

Если совсем честно, то Резонансом это дело я сам назвал, потому что как его остальные зовут, я и не знаю. Я даже не знаю, на каких языках они вообще говорят. Между собой мы и так разговариваем, безо всяких слов. Что это за канделябрина такая, никто толком не понимает. Я же говорю, в Резонанс все случайно попадают. Тут главное оказаться в нужной позе. Если повезет, поза будет удобной, как у меня, а не повезет – будешь, как Ёжик, возле стенки на четвереньках стоять.

Правда-правда, Ёжик сам рассказывал. У него однажды пуговица оторвалась, он полез ее искать, да вот таким вот, простите, раком в Резонанс и заехал. Девчонка одна – Ромашка – в Резонанс попадает, только если на табуретку залезет и вытянется по стойке смирно. А есть еще пару человек, которые вообще отказываются эту тему обсуждать.

Это, кстати, тоже не совсем понятная штука – почему некоторые мысли можно от всех спрятать, а некоторые нет. И врать не получается. Это – самое в Резонансе замечательное. Только привыкнуть сперва надо, что все люди разные и никто тебе из вежливости поддакивать не будет. Все абсолютно равны, а если не нравится, стоит только пальчиком пошевелить – и ты уже снаружи. Сидишь, голова пустая, на душе тоска смертная, и одиноко так, как будто в тайге оказался, а вокруг тебя на триста верст ни единой души. Поэтому посидишь-посидишь, подуешься-подуешься – и опять на кресло лезешь. Или на табуретку. Или под шкаф.

Конечно, про то, что все мы тут одинаковые, я слегка приврал. Есть у нас и главные: Тесак, например, который меня первым заметил и «зафиксировал». Кроме Тесака, еще есть человека четыре главных: Квадрат, Туча, Уголь и, пожалуй, Шмель. Никто их главными не выбирал и, уж конечно, не назначал, просто их всегда слушают и не спорят. Между собой главные не слишком ладят, поэтому у них организовалось что-то вроде дежурства: один уходит, другой приходит. Оно и правильно – и споров меньше, и новичка всегда есть кому принять.

Исключение делается только для Матраца. Он в Резонансе целые сутки. Новички ему сначала завидуют, а потом узнают, что Матрац на самом деле валяется где-то в реанимации в коматозном состоянии, и завидовать сразу перестают. А у него, бедолаги, одна мысль – только бы ему какая-нибудь добрая душа подушку не поправила. Но больница, судя по всему, бюджетная, потому что последние полгода к нему точно никто не притрагивался. А может, наоборот, лежит Матрац где-нибудь в крутой барокамере, и с него пылинки сдувать боятся.

Мы ведь так и не знаем, кто где живет, не то что в городе – в какой стране кто, и то не знаем. И имен у нас нет нормальных, только прозвища всякие. Причем прозвище каждый сам себе дает. Точнее говоря, тебя при первом же входе спрашивают: «Ты кто?», и какая картинка у тебя первая появляется, так тебя и зовут. Я, например, Суслик.

Я поначалу не удивлялся – было там чему удивляться и без этого – а потом начал расспрашивать, а почему бы нам не обменяться адресами и телефонами: так, наверно, классно было бы вживую встретиться. Но как только я эту тему развивал, все сразу как-то замыкались, прятались в себя. В конце концов я дождался, пока в Резонансе остались только мы с Матрацем, и припер его к стенке.

Тут-то мне и показали историю о Билле и Дюймовочке…

Я, оказывается, был далеко не первым, кто захотел раскрыться. Первым был Билл. Толковый, судя по всему, парень, художник. Он все носился с идеей «снять маски», как на карнавале, но его так никто и не поддержал. Стеснялись, наверное, не хотели, чтобы карнавал заканчивался. Тогда Билл (его все знали как Булочника) решил для начала открыться в одиночку – мол, если кто захочет, приезжайте или звоните, поговорим вживую.