Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Первая стычка произошла при официальном признании и регистрации рабочего союза пивоваренной фабрики «Тенгета». Рабочие держались дружно, они объявили забастовку. В конце концов совету директоров пришлось уступить — ничего страшного, так было и на других предприятиях, но со временем предпринимателям удавалось почти полностью парализовать профсоюзы. Однако необходимо было найти козла отпущения. Карегу уволили с работы, хотя формально он был всего лишь рядовым членом фабричного комитета. Администрация каким-то образом докопалась до его прошлого. Но увольнение только повысило его популярность, и вскоре Карегу избрали освобожденным секретарем союза.

Исход стачки на пивоваренной фабрике всколыхнул рабочих. Теперь даже подавальщицы в пивных пожелали иметь свой профсоюз. Танцовщицы создали союз служащих туристской индустрии и потребовали, чтобы им платили больше за их искусство. За ними последовали сельские батраки. Эти серьезные события в Илмороге не на шутку испугали предпринимателей.

У Кареги прибавилось забот. Хозяева лезли из кожи вон, сея раздоры и рознь, подогревая среди рабочих национализм и шовинизм. Это, однако, не дало желаемых результатов; тогда некоторым рабочим, самым крикливым и языкастым, прибавили заработную плату и приклеили им ярлык— «члены фабричного самоуправления», лишив их тем самым возможности участвовать в забастовках. Другим всучили по парочке акций: мол, вы сами теперь хозяева. Но вопреки всем потугам не прекращалось брожение умов, возникали кружки, все больше становилось листовок, профсоюзы день ото дня набирали силы.

Но тут появилась еще одна, пожалуй, самая серьезная опасность. Она исходила от нового религиозного движения, обладавшего огромной притягательной силой. С момента своего возникновения оно выступило с проповедью крайнего эгалитаризма, бросило вызов лицемерию официальной церкви. Его лидеры не делали различия между бедными и богатыми, рабочими и предпринимателями. Главное — уверовать в Христа. Иисус — спаситель! Любовь — вот единственный закон, которому надлежит подчиняться. Следует всячески избегать мирской суеты и ссор. Наш мир есть лишь искаженный образ иного мира. Его пороки — дело рук сатаны. Стало быть, духовный отпор сатанинской силе — единственная разумная и допустимая борьба. На религиозных бдениях этой секты юным девицам чудилось, что они внимают гласу господню и говорят от его имени, исцеляют верой недужных. Лилиан была у них за главную.

На какое-то время эта волна захлестнула и увлекла за собой немало рабочих. Некоторые даже вышли из союза, уверовав в скорое пришествие царства небесного.

Карега понимал, сколь пагубны эти иллюзии. Вступая в спор со сторонниками новой веры, он часто цитировал Библию: «Отдавайте кесарю кесарево», подчеркивая отличие светской, мирской борьбы от религиозной, хотя они и не являются взаимоисключающими. Сам-то он был глубоко уверен, что любая религия — это оружие, используемое против рабочих.

Мунира тем временем все докучал Кареге, буквально ходил за ним по пятам, без устали призывая прекратить мышиную возню и заняться врачеванием человеческой души. Если всех капиталистов склонить к новой вере, обратить к Христу, тогда удалось бы покончить с себялюбием. Карега едва сдерживался и был с Мунирой довольно резок, требуя оставить его в покое, но Мунира пропускал все мимо ушей и становился все назойливее. В конце концов Карега начал подозревать, что Муниру приставили следить за ним.

Вскоре выяснилось, что новое религиозное движение финансируется рядом могущественных американских сект, собиравших церковную десятину. Часть средств поступала в виде взноса заокеанских опекунов на строительство новых храмов в Кении. Примечательно то, что они рекомендовали для чтения новообращенным: «Пытку Христом» Вэрмбранда, «Мир в огне» Билли Грэхема и другие трактаты, изданные в США. В них утверждалось, что коммунизм — от лукавого, и предсказывалось скорое пришествие Христа, который испепелит врагов свободы.

Однажды вечером ему принесли записку от Ванджи. Та просила немедля прийти к ней в старую хижину — она ждет. Карега понятия не имел, зачем мог ей понадобиться. Вот уже два года они не виделись, и вдруг она за ним прислала…

Было это примерно за неделю до рокового происшествия…

Томясь в камере, Карега терялся в догадках: что с Ванджей, спаслась ли она при пожаре?

На четвертый день его вызвали на допрос. Судя по всему, следователь многое знал. Кареге было невдомек, что инспектор Годфри опирается на показания Муниры. Вскоре стало очевидно, что полицейский старается обвинить Карегу в поджоге. Сначала он притворился, что его главным образом интересует прошлое Кареги. Например, при каких обстоятельствах погиб его старший брат. Карега ответил, что подробности ему неизвестны и что узнал он о несчастье от Абдуллы.

— Вам, вероятно, было очень горько потерять брата?

— Это случилось давно. А кроме того, считаю, что каждый человек должен иметь четкую позицию, знать, с кем он. Никто не может оставаться в стороне.

В любой борьбе, как на войне, есть победители и побежденные, причем и те и другие несут потери.

— Вы, видать, большой специалист по части борьбы.

— Достаточно обладать здравым смыслом.

— Скажите, отчего вы оставили Сириану?

— Меня оттуда попросили.

— Из-за чего?

— За участие в стачке.

— Ах вот оно что! И кто же там был ректором?

— Чуи.

— Это что же, покойный управляющий пивоваренной фабрики «Тенгета»?

— Он самый.

— Понятно. И вы, должно быть, снова испытали, горечь потери?

— Не понимаю, к чему вы клоните.

— Сядьте, мистер Карега. Я не стану от вас ничего скрывать. Давайте еще раз рассмотрим случившееся. Трое управляющих сгорели заживо в доме женщины, которая — ни для кого не секрет — весьма неравнодушна к вам. Вы главарь… то есть, я хотел сказать, генеральный секретарь союза, добивавшегося увеличения заработной платы рабочим. Управляющие встречаются, чтобы обсудить ваши требования, и приходят к выводу, что они чрезмерны. Вас предупреждают, что в случае забастовки все зачинщики будут уволены и на их место наймут других. В ту же ночь все управляющие гибнут. Я полицейский следователь и в отличие от судей исхожу из предположения, что любой человек может быть виновным, даже я сам.

— Повторяю: ту ночь я провел на заседании исполкома, мы разрабатывали тактику будущей забастовки.

— Конечно, конечно. Я ведь ничего не утверждаю. Я действую, как врач, ставящий диагноз, — методом исключения. Еще один вопрос, если позволите. Когда-то вы учительствовали в местной школе?

— Да.

— И внезапно оставили преподавание?

— Меня заставили уйти.