Игорь Козлов - Время «Ч»

Младший сержант Гладков был уверен в благополучном исходе задуманной операции. Он сразу уловил, что Шарип мастер своего дела. Сейчас это произойдет… Олег будет рядом. Он должен охранять чабана. Он сделает все, чтобы старый Шарип был цел и невредим. Если нужно, прикроет его своим телом. Он выполнит приказ…

Коля Ивченко, сидя у радиостанции, не отрываясь глядел на полковника Гусева. Он был готов тут же передать любое его распоряжение. Но мысленно он был с ребятами, которые пойдут сейчас навстречу стаду. Он слышал неясный гул, ему было немного жутковато, но, несмотря на это, он хотел, страстно хотел в тот решающий миг очутиться рядом с товарищами…

Юсупов быстро нашел общий язык с чабаном. Он предложил ему: нужно искать вожака. В табуне он всегда руководитель. Это умный, сильный жеребец. Он первым вступает в бой с волками, он уводит стадо от опасности, с ним нужно искать контакт, на него воздействовать…

Но старый Шарип знал: у овец все по-другому… Только в толпе им хорошо. Правда, есть и такие, терпению которых наступает предел: страх становится всепоглощающим… И тогда они бегут, а за ними стремглав летят другие, отрешенно, напролом, прорывая любую преграду… Нужно найти самых трусливых… И Шарип, сощурив узкие глаза, внимательно изучал отару.

— Пора!.. — наконец сказал он и первым выскочил из-за камня.

Старый Шарип стремительно бежал вперед. Гладков и Юсупов едва поспевали за ним. Чабан подскочил к левому краю отары, схватил овцу… Пограничникам показалось, что он просто шепнул ей что-то на ухо. Но бедное животное, брошенное на землю, с диким блеянием кинулось обратно — к перевалу… Шарип, как ястреб, кружился вокруг отары. Он хватал то одну, то другую овцу… И вот уже стадо превратилось в ревущий, обезумевший поток. Оно летело назад, сметая все на своем пути, мимо «пастухов», подминая их под себя, топча, разбивая в кровь их лица… Один из нарушителей выхватил кинжал, попытался пробиться к Шарипу. На его пути встал Гладков. Умелым приемом он выбил оружие из рук лазутчика. Тот вскрикнул, покачнулся, и тут же его опрокинула волна ошалевшей, вышедшей из повиновения отары.

Через несколько минут все было кончено. Только дымное марево клубилось над перевалом.

…Вечером все свободные от службы пограничники собрались у цветного телевизора. Передавали репортаж об открытии Международных игр. Там, в далекой Москве, люди разных национальностей радовались, ликовали, готовились к предстоящей спортивной борьбе, и никто из них даже не подозревал, какие события на границе предшествовали этому празднику.

Старый Шарип, окруженный солдатами, сидел на почетном месте, восторженно цокал языком. Правда, ему было неудобно на стуле, а попросить войлок он стеснялся…

Под утро снилась война… Откуда-то из темноты выплыл белый прямоугольник света. Сначала в нем ничего не было видно, а потом в клубах дыма возникли зеленые фигуры. Мерно покачиваясь, они бежали по склону, впереди каждой из них полыхал маленький розовый огонек.

Сахненко понял, что смотрит сквозь амбразуру дота. И снова, как тогда, с леденящей тоской осознал — остался один…

Пулемет валялся рядом. У него было оторвано левое колесо, а щиток перекрутило взрывом, как крышку консервной банки. В доте стоял кислый запах пороха и крови — снаряд противотанковой пушки угодил прямо в амбразуру.

Собрав силы, Сахненко встал на колено. Взгромоздил пулемет на поворотный круг. Проверил приемник, ствольную коробку — оружие могло вести огонь. Он заправил новую ленту и прильнул к прицелу. Фашисты шли в полный рост, не страшась, уверенные в своем успехе. Сахненко нажал на гашетку — дрожь пулемета болью отозвалась в раненой руке. Он видел, как сраженные свинцом гитлеровцы валились на камни. Видел их искаженные от крика и ужаса лица. Видел, как от разрыва гранаты поднялась рядом с дотом земля… И все это в абсолютной тишине.

Цепи фашистов скатились вниз, сосредоточились в лощине. Затем на вершине противоположной высоты вспыхнуло алое пламя, и тут слух неожиданно вернулся: он услышал — снаряд с хрустом ударил в стену дота.

Пушка противника била прямой наводкой. Второй снаряд разорвался у самой амбразуры. Сахненко рухнул на землю. По лицу текла кровь. Он вытер ее рукавом гимнастерки, прислушался. Осколки со свистом врывались в проем амбразуры. В промежуток между выстрелами он выглянул в бойницу: под прикрытием орудия гитлеровцы медленно поднимались по склону.

Укрывшись за бетонной стеной, Сахненко перевел прицел для ближнего боя и стал терпеливо ждать. Враги были уже в восьмидесяти метрах. Семьдесят метров… Шестьдесят… Артиллеристы прекратили огонь, боясь поразить своих. И в это же мгновение казалось бы изуродованный, трижды подавленный дот снова ожил — пулемет в упор бил по врагу.

Потом появились самолеты. Раздался душераздирающий свист бомб. Вой нарастал, приближался… Сахненко невольно зажмурился, ждал взрыва, но его все не было, не было…

«Ну, когда же наконец?» — раздраженно подумал он и открыл глаза…

Солнечный свет пробивался в проем между гардинами и падал прямо на подушку. Сахненко смахнул со лба капельки пота. Затем неторопливо встал, вышел на крыльцо. Белую кипень вишневого сада колыхал теплый утренний ветерок. Он прошел по песчаной дорожке к калитке, открыл почтовый ящик. На ладонь выпала газета и конверт со штемпелем войсковой части. Сахненко вскрыл его и стал торопливо читать.

«Уважаемый Иван Петрович! Нам выпала честь охранять тот участок границы, на котором в годы войны Вы и Ваши боевые товарищи бились с жестоким врагом, защищая родной Севастополь. Мы свято помним о тех героических днях и в канун годовщины Великой Победы приглашаем Вас побывать в нашей части, встретиться с молодыми воинами, посетить вместе с ними места былых боев…»

Дальше Сахненко читать не мог. Внезапно набежавшая слеза затуманила буквы. Он поднял голову, увидел над собой необъятное голубое небо и улыбнулся.

Легковая машина, напряженно гудя мотором, поднялась на высшую точку перевала и затем весело покатилась вниз по извилистой шоссейной дороге. Впереди, как на макете, лежал Южный берег Крыма. Изумрудно сверкало море, стройные шеренги виноградников пересекали склоны и долины, светлые корпуса здравниц сливались с белой пеной прибоя. Солнце освещало всю эту яркую панораму, заставляя ее играть красками, тенями, и казалось — нет на земле места более мирного и безмятежного, чем этот райский уголок природы.

Сахненко с интересом смотрел в окно. «Неужели это та же земля?..» — изумленно думал он. И перед его мысленным взором всплывали другие картины: перепаханные снарядами поля, едкий черный дым, застилающий небо, трупы, прибитые волнами к берегу…