Алан Гратц - Беженец

В этот день катер американской береговой охраны плыл бок о бок с «Сент-Луисом», а офицеры наблюдали за теплоходом в бинокли. Кто-то из детей решил, что катер прислали, чтобы защитить их или поднять из воды того, кто вздумает прыгнуть за борт.

Но Йозеф посчитал, что полицейские на катере следят, чтобы теплоход не направился к Майами.

Некоторые дети, вроде Рут, все еще играли и плавали в бассейне. «Сент-Луис» шел так близко от берега, что подростки могли слушать по радио игру «Нью-Йорк Янкиз».

Большинство взрослых ходило по кораблю с мрачным видом. Радужное настроение, с которым они плыли на Кубу, исчезло навсегда. Люди все меньше общались друг с другом. Кинотеатр и танцзалы пустовали. Счастлива была только мать Йозефа.

Несколько дней она скорбела по отцу, а затем и вовсе, как и он, заперлась в каюте. Но, услышав объявление, что «Сент-Луис» покидает Кубу, покидает, не взяв на борт ее мужа, переменилась. Что-то словно щелкнуло у нее внутри, как электрический переключатель. Мама привела себя в порядок, наложила макияж, причесалась, вывалила содержимое чемодана на койку, надела любимое вечернее платье и отправилась прямо в танцзал. И больше не выходила оттуда.

Когда Йозеф наконец нашел мать, оказалось, что она танцует одна. Бумажные луна и звезды по-прежнему свисали с потолка танцзала. Они остались с той вечеринки, когда все надеялись скоро сойти на берег Кубы.

Увидев сына, мать поспешила к нему и потянула в центр зала.

– Потанцуй со мной, Йозеф, – попросила она и, взяв его руки, закружила в вальсе. – Не зря же мы платили за все эти уроки!

Когда-то родители думали, что Йозеф вырастет и будет танцевать, ведь у него так славно получалось. Танцевать, а не бежать от нацистов. Как же давно это было, еще до Гитлера.

– Нет, – отказался Йозеф. Он слишком взрослый для таких развлечений. И вообще это стыдно. Сейчас следовало думать о вещах куда более важных. – Что происходит, мама? Почему ты это делаешь? Будто счастлива, что отца нет с нами.

Она повернулась в его объятиях:

– Я никогда не говорила, почему тебя назвали Йозефом?

– Я… нет.

– Тебя назвали в честь моего старшего брата.

– Я не знал, что у тебя был брат.

Мать танцевала так, словно от этого зависела ее жизнь.

– Йозеф погиб на Великой войне [10] До 1939 года Великой войной в Европе называли Первую мировую войну. – Примеч. ред. . В битве при Сомме, во Франции.

Йозеф не знал, что сказать. Мать впервые упомянула о своем брате, его дяде. У него мог быть дядя!

– Ты можешь прожить жизнь, как призрак, ожидая смерти. Или можешь танцевать, – продолжала мама. – Понимаешь?

– Нет, – покачал головой Йозеф.

Песня закончилась, и мама взяла его лицо в ладони.

– Ты так похож на него.

Йозеф не знал, что ответить.

– Простите, если помешал, – прервал их дирижер, – но мне сейчас сказали, что в общем зале на палубе А будет сделано специальное объявление.

Мать надулась из-за стихшей музыки, но Йозеф сразу понял, что дело плохо. Он не мог сказать, почему был так глубоко уверен в этом. Их ждали дурные новости.

Мать сжала его руку.

– Пойдем, – улыбнулась она.

Когда они пришли, зал был уже полон. Впереди, под портретом Адольфа Гитлера, стояли члены комитета пассажиров, работавшие вместе с капитаном над решением их проблемы. Судя по выражению их лиц, решение так и не было принято. Когда глава комитета заговорил, худшие опасения Йозефа подтвердились.

– Соединенные Штаты отказали нам. Мы возвращаемся в Европу.

Толпа мгновенно взорвалась. Крики, слезы, ахи и охи. Йозеф выругался. Впервые в жизни он выругался при матери. Она не отреагировала, и, хотя Йозефу было немного стыдно, он чувствовал себя более храбрым и дерзким, чем прежде.

– Хотите сказать, мы плывем в Германию? – завопил кто-то.

– Не обязательно, – ответил член комитета. – Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Спокойствие? Он с ума сошел?

– Спокойствие? Как мы можем сохранять спокойствие? – громко спросил мужчина, озвучив мысли Йозефа.

Его звали Познер. Йозеф уже видел его на судне.

– Многие побывали в концентрационных лагерях, – продолжал Познер, и лицо его исказилось от гнева. Он не говорил, а выплевывал слова. – Нас освободили при одном условии: немедленно покинуть Германию. Если вернемся, нас немедленно бросят в лагеря. И это будущее каждого из нас: мужчин, женщин, детей.

– Мы не умрем! Мы не вернемся! Мы не умрем! – скандировала толпа.

Краем глаза Йозеф заметил Отто Шендика, притаившегося в дверях. Тот явно радовался панике, и Йозеф почувствовал, как вскипела кровь.

– Леди и джентльмены, – начал глава комитета, – новости у нас, конечно, дурные, но до Европы еще много дней пути. Возможно, наши друзья еще попытаются нам помочь.

Мать Йозефа отвела его в сторону:

– Пойдем, Йозеф. Кто-то что-нибудь придумает. Давай танцевать.

Йозеф не понимал, почему мать ничуть не расстроена, почему ни о чем больше не заботится. Их вот-вот вернут в Германию. Обрекут на смерть.

Йозеф позволил утащить себя к двери, но тут же вырвался:

– Нет, мама. Я не могу.

Она грустно улыбнулась и прошмыгнула мимо прислонившегося к косяку Отто Шендика.

– Тебе следует послушать мать, мальчик, – сказал тот. – Это твои последние свободные дни. Наслаждайся, пока можешь. Когда вернешься в Гамбург, о тебе больше никто не услышит.

Йозеф, не отвечая, вернулся к бушевавшим пассажирам. Гнев его поднимался подобно приливной волне. Должно быть то, что они смогут сделать. То, что сможет сделать он.

Познер, пассажир, который высказался в зале, отвел его в сторону.

– Ты Йозеф, сын Аарона Ландау, верно? Мне очень жаль, что с твоим отцом так получилось, – начал он.

Но Йозеф слишком устал выслушивать соболезнования.

– Да. Спасибо, – буркнул он в ответ, пытаясь отойти подальше. Но Познер схватил его за руку.

– Ты был среди тех детей, которые ходили на мостик и в машинное отделение, верно?

Йозеф нахмурился. К чему он клонит?

– Ты стал мужчиной. Твоя бар-мицва была в первую субботу на корабле.

Йозеф выпрямился, и собеседник отпустил его руку.

– И что? – спросил он.

Мужчина оглянулся, убедившись, что их не подслушивают.

– Группа пассажиров намерена атаковать мостик и захватить заложников, – прошептал он. – Вынудить капитана высадить нас на побережье Америки.

Йозеф не верил ушам. Наконец он покачал головой.

– Ничего не получится, – сказал он.

Он видел, как велика команда судна, и знал, что думают о евреях те, кто работает внизу. Они не сдадутся без борьбы и к тому же знают судно лучше любого пассажира.

– Разве у нас есть выбор? – пожал плечами Познер. – Мы не можем вернуться. Твой отец это знал и поэтому сделал то, что сделал. Если мы победим, значит, получим свободу. Если проиграем, мир, по крайней мере, поймет, как мы отчаялись.