Тамара Лисицкая - Идиотки

Она впилась в него взглядом — врет? Юлит? Нет, корчится, но не от того, что лжет. Действительно ни черта не знает.

— Где она может быть?

— Да откуда мне знать? Я с ней не секретничаю!

Наташа постояла, поскребла ногтем косяк. Нужно уходить, но как уйти, ничего не узнав?

— Слушай, — она была уже другой, грустной, опечаленной. — Это моя сестра. Она сбежала. Я боюсь за нее. Помоги, а? Скажи, где она может быть?

— Вот блиин… А чего сбежала-то?

— Да я ей накостыляла за презерватив! — Наташа даже чуть-чуть улыбнулась. Видишь, я иду на контакт! Ты тоже иди на контакт!

— Ненормальная сестричка! — гитарист взял новую сигарету, но так и не смог найти огня. — Ты такая ненормальная, ты даже не представляешь! Не удивительно, что малая сбежала! Я бы тоже сбежал, если бы мне в пятнадцать лет в морду презиком тыкали!

— Ничего, переживет. Я же о ней и забочусь в первую очередь!

— Ага! Ты это ей лет через десять скажи, тогда, может, и поймет! А сейчас ты ей надоела хуже смерти!

Наташа снова потрогала косяк.

— Так не знаешь, где она?

— Не знаю. Даже близко не знаю…

— Ладно.

И Наташа вышла. И даже спустилась на пару ступенек вниз. Э. смотрел на нее с грустью и сожалением.

— Слушай, если ты ее увидишь… Ну, мало ли… Вдруг…

— Ок, Наташка, сразу скажу.

— Спасибо.

Еще пару ступенек вниз.

— Натаха!

Она обернулась.

— Слушай, а ты еще танцуешь? Ну, стриптиз?

Наташа вспыхнула, но только внутри. Внешне ничего не изменилось.

— А ты откуда знаешь про стриптиз?

— Ну, так мы ж в одних заведениях работаем! С одними клиентами! Все тебя хвалят!

— А… Супер. Не работаю.

— Жаль. А то у меня пару интересных халтурок маячат. Денежных.

— Денежных?

— Очень денежных!

— Ладно. Позвоню…

Она выпорхнула на улицу, но дальше в вечер ее шаги становились труднее. Куда сейчас?

Забежала домой, притворяясь, что проездом, на минуту, хочет забрать кое-какие вещи. Капитолина Михайловна тут же рассказала о Вите Яковлеве, «таким грусным-прэгрусным»! Оказывается, заходил утром… Можно было об этом подумать, но не сейчас. Даже НУЖНО было об этом подумать, но потом, позже!

Домой Анжелка тоже не заглядывала.

Наташа немного успокоилась только глядя на крохотную Сусанну, потискала ее. Ни малявка, ни мама не выглядели тревожными. А близкие обычно чувствуют, когда беда. Нет. Все нормально. Ничего с Анжелкой не случилось. Не может же с родной сестрой что-то произойти! С кем-то другим может, а с близким человеком нет!

Потом Наташа вытащила из дальнего угла секретный пакет со старым стриптизным костюмом.

— Нечего ему дома валяться, вдруг кто увидит, — и отправилась к вокзалу. Умом она понимала, что Анжелка, скорее всего, уже нашлась и никуда она не уезжала из деревни, поскольку кишка у нее тонка и воспитание строгое. Сидит она сейчас вместе с Виолеттой и Элеонорой у соседки, жалуется на старшую сестру, мегеру, фурию. А соседка кивает головой, хотя внутренне Наташу абсолютно поддерживает, и поит всех парным молоком. Умом Наташа понимала, что дважды в одну семью горе не сваливается, хватило ей одной насилия и жестокости, но приобретенные инстинкты брали свое, легонько сотрясали, заставляя оборачиваться на каждый шорох.

И почему-то — почему? — сделала крюк и прошла мимо дома Яковлева. Точнее, просочилась вдоль стены, боясь показываться людям.

Свет горит.

Ну и черт с ним! Легче не стало.

Яковлев хотел убежать, оттолкнуть Олю и убежать. Все равно куда. Но она вцепилась в него мертвой хваткой, сминая нарядное платье вечернего плана.

— Оля! Мне пора!

— Не пущу!

— Мне… Пора! Ехать!

— Ну, зачем? Зачем тебе ехать? Я тебя так люблю! — она сбросила бретельку, торопливо стащила на пояс облачко вечернего великолепия. — Смотри, как красиво! Это все твое, хочешь? Посмотри, как хорошо!

Он вырвался и сел на краешке, обхватив голову руками.

Что происходит? Что за ерунда такая?

— Маленький! — Оля улыбнулась, прижалась к нему сзади горячим телом. — Ты так устал, драгоценный мой! Давай я тебя погрею, давай! Иди ко мне!

— Оля! Я тебя не люблю! — провыл Яковлев.

— Ну, ничего! — она вздохнула. — Это ничего! Потом полюбишь! Ты еще не знаешь, какая я хорошая!

— Я другую люблю!

— Но… Она тебя не любит!

— Ты даже не знаешь, о ком я говорю!

— Вот видишь… Не знаю и знать не хочу! Я тебя люблю, и этого достаточно!

— Я должен позвонить!

— Кому?

— Должен позвонить!

Он набрал номер Наташи. Потом одумался, нажал рычажок…

— Ну, что? — Оля смотрела как встревоженная лань, дергала краешком губы. — Что? Уходишь?

— Ухожу.

— Ну и уходи…

И упала, как лист, на пол, уткнулась лицом в ладони.

— Меня все бросили! Все меня бросили! Я одна! Понимаешь ты? И ты бросаешь? Ну, давай, бросай! Я выживу, ничего! Поплачу и выживу! Только ты мне скажи, — и она схватила его за икру, — скажи! Я что, уродка?

— Нет, ты очень красивая!

— Я дура, да?

— Нет…

— Тогда в чем дело? В чем? Посмотри, какая у меня грудь! Ты такую видел?

Яковлев вздохнул так безнадежно, так тяжело, что погасли лампы.

Наступила хорошая, убедительная осень. В парках и скверах начали сгребать листву в большие кучи, и люди ходили мимо и пинали эти кучи, поддаваясь то ли инстинкту приматов, вечно ищущих какой-нибудь хавчик, то ли чувству прекрасной горечи по поводу кончины лета.

Наташа достроила сад, точнее, его базу, теперь оставалось грамотно заморозить это все на полгода, а весной приступить уже непосредственно к озеленению. Анжелка поступила в техникум на повара, вела себя достойно, завела одного постоянного мальчика и перестала быть героиней домашних скандалов. Маленькая Сусанна окончательно оправилась от своих болячек, стала толстым младенцем с хорошим аппетитом.

Лена и Сергей продолжали вгрызаться в бизнес, осваивая все новые и новые пространства ресторанов и автосалонов. И всюду им были рады, всюду одобряли идеи рекламировать товар и услуги, шли навстречу и предлагали Лене самые лучшие образцы для позирования в камеру. Хотите прилечь на капот нашей выставочной машинки? Пожалуйста! Хотите обнять наш пылесос турбо-дизель Е77384? Милости просим! Сергей тщательно фиксировал каждый рекламный план в свой большой органайзер и был доволен тем, как идут дела.

Ирочка успела повоевать с бандитами, потребовавшими от нее дополнительной оплаты за киоски, сменила старые отцовские «Жигули» на семилетний «Скорпио» и бросила институт.

— Но почему? — спрашивал ее Рома. Он не мог понять — как это? Как это бросить институт вообще? И как, в частности, бросить его на самом взлете, после победы на международном конкурсе?

— Надоело! — честно сказала ему Ирочка. — Понимаешь, просто надоело!