Тамара Лисицкая - Идиотки

— Блин, — сказал Сергей, и такая тоска образовалась в его густом голосе. — Как ты меня достала!.. Сложно дотумкать, что я тебя люблю? Сложно вот этим вот мозжечком это понять?

И он действительно ударил ее в лоб, причем довольно сильно.

— Вот здесь я убила человека. Точнее, я его… воскресила… Он был мертв до того, как я на него наехала. А потом я наехала и поняла, что ожила…

Рома с опаской поглядывал на свою женушку: ужель совсем свихнулась? Бредит? Стоит себе поперек ветра и снега, только руки скрестила, прикрывая от мороза грудь. И ночь кругом. И поле.

— Кого ты убила?

— Я убила в себе тварь.

— Как?

— Долгая история…

— Давай мы вернемся в машину, и ты ее расскажешь! Тут очень холодно, Ир!

Ирочка упрямо развернулась к ветру лицом.

Где-то моргали огни деревни, но легче от этого не становилось.

Рома замерзал большими порциями: сначала пальцы-локти-колени, потом плечи-уши-подбородок. Еще минута и начнется остекленение изнутри, а там и до воспаления один шаг.

— Пойдем? — он робко тронул Ирочку за ледяные пальцы. — Заболеем, завтра в Москве будем с температурой. Кому мы нужны с температурой?

— А мы и так никому не нужны, — прошелестела вдруг Ирочка. —

Если с нами что-нибудь случится, нас даже искать не сразу начнут… Хотя Роза Наумовна, конечно, поднимет шум: где мой сыночек, где мой сыночек?.. Но ты ей нужен только спящий, и лучше, если бы тебе было вечно пять лет. Тогда бы ты никуда не уходил, сидел бы при ней, а она каждый день купала бы тебя в воде с марганцовкой. А ты стал большим, у тебя появились какие-то вопросы, проблемы… Но ведь она не сможет их решить… Она даже выслушать их не сможет, это разобьет ее сердце… И ты никогда ей ничего не скажешь, будешь вечно декоративным сыном при вечно декоративной маме… А у меня еще хуже… Я просто урод… Мы стали взрослыми, Ромка, и мне так иногда страшно от этого… Я хочу быть хорошим человеком, но понимаю, что на это нужно слишком много сил и можно не успеть чего-то другого… Столько всего наваливается каждый день… И я все время жду, что этот период пройдет, и все станет, как раньше, в детстве… Но так никогда уже не станет… Теперь мы будем только усложняться и стареть…

Рома покорно слушал, даже не ежился. А когда она замолчала, обнял и погладил по снежинкам на голове.

— Бедная моя, маленькая…

Ирочка с ревом обхватила Рому за шею и излила на него три тонны своих печалей.

— Ты меня любишь? Любишь, а? — Ирочкина косметика растеклась по окрестностям. — Ромка! Скажи, что ты меня любишь!

— Люблю, конечно…

— И я тебя!

— Я тебя очень люблю, Ир!

— И я! Я тоже! Тоже очень! Очень люблю тебя!

— Ты замечательная, очень талантливая!

— Правда? Ты так думаешь?

— Да! Не я один так думаю!

— А кто? Кто еще так думает?

— Да все, кто с тобой общается!

— Они меня все ненавидят!

— Тебе кажется!

— Ненавидят! Ненавидят!

— Они просто завидуют!

— А я хорошая! Просто…

— Просто… своеобразная! Но я тебя все равно люблю!

— И я тебя люблю, Ромка! Давай никогда не разлучаться?

— Давай!

— Мам, я скоро буду дома…

Маргарита Петровна только вздохнула. И Лене стало стыдно, а местами и неприятно. Какого черта? Двадцать лет! В таком возрасте люди уже полками командуют! А она всего лишь ночует у мужчины, причем честно предупредив маму вечером, а потом еще и перед сном.

Она не говорила, где будет. Формулировка короткая: мам, я сегодня ночую не дома. И Маргарита Петровна всегда в ответ так горестно молчала, что хотелось рычать. Ну, какого черта!!!

— Ты сегодня не идешь в институт?

— У меня нет первой пары…

— Конечно…

Снова вздох, и за этим вздохом — вся боль и слезы по поводу того, как стремительно любимая дочь катится по наклонной.

— Мам! Прошу тебя…

— Я ничего не говорю тебе, Лена…

— Лучше говори! Только не надо так вздыхать!

— Я не могу не вздыхать! Тогда тебе проще вообще со мной не разговаривать и не видеться!

— Мама!

Унылая, позорная пауза.

— Ты у Сергея?

Конечно, она все знает… А есть ли смысл теперь скрывать? После того, что Сергей вчера сказал.

— Да.

— Понятно…

— Мама! Ты опять вздыхаешь? Тебе не нравится Сергей?

— Главное, чтобы он нравился тебе…

— Мне нравится…

— Я рада…

Потом захотелось как-то ее утешить, что-то ей такое сказать, чтобы ока поняла: все хорошо, жизнь прекрасна, дочь выросла, нашла себе интересную работу. Делает успехи, любима интересным мужчиной…

— Как там Васька?

— Нормально. Изодрал обои у тебя в комнате.

— Ну, ты с ним поговори, ладно? Или знаешь что? Давай поменяем обои? Мы ведь ремонт уже лет десять не делали?

— Больше.

На секунду опять стало так жалко маму. Сидит себе в маленькой квартире, забитой разным хламом, как-то проживает дни до вечера и ночи до утра. Одна.

— Все будет хорошо, мам.

— Я надеюсь…

Потом из ванной пришел Сергей: мокрый, блестящий, с полотенцем на волосатом животе.

Лена всматривалась в него и пыталась представить Сергея в сорок лет, в пятьдесят, в восемьдесят… Интересно, как долго они будут вместе? И скажет ли он хотя бы раз еще то, что сказал вчера?

Сергей был встревожен.

Опомнился? Пожалел?

Пожалел о вчерашнем «я тебя люблю»?

Он молчал, одевался. Невысокий, компактный, движения сердитые.

Кажется, что-то не так…

Вот только не накручивай себя раньше времени! Не думай дурного! Не надо! Он просто занят работой, у него сегодня какая-то очень важная встреча…

Лена еще полежала чуть-чуть, пяткой гладя одеяло. Потом отправилась в ванную, в роскошную, изумрудного мрамора многометровую ванную Сергея. И первым делом «поздоровалась» с бриллиантово-белым унитазом.

«Приветствие», всегда незаметное и привычное, в этот раз оказалось странным. Больно. С чего вдруг? Лена как-то страдала почечной болезнью, следствием долгого сидения на холодном. Тогда было что-то подобное, ходили к врачам, пили веселенький желтый фуразолидон.

И как же неприятно, когда родной организм начинает вести себя странно, когда дает сбой!

Она даже подзабыла о Сергее.

Н-да, когда банальный поход в туалет превращается в подвиг, жизнь теряет краски. И Лена вернулась в комнату абсолютно потухшая. Ведь как не вовремя, а? Как не вовремя с ней случилась эта непонятная позорная почечная беда! Сейчас бы дышать в унисон, любоваться человеком, который сказал тебе главные слова, а разум занят низким…

Жизнь состоит из контрастов…

Ирочка и Рома проснулись в обнимку на заднем сиденье. Валили снежинки, в заросших белой рамкой окнах торчала Москва Пригородная.

— Это мы где? — поинтересовался Рома, протирая лицо свитером. — Это что вокруг?