Тамара Лисицкая - Идиотки

— Та блондинка, которая живет рядом со спортзалом, очень удобно?

— Ну да…

— Ты же творил, что ты с ней уже… Что ты не встречаешься ни с кем!

— Лена, почему я должен был тебе отчитываться о личной жизни, подумай! Нас связывало тесное общение, работа… Но это еще не все! Каждый из нас имел право встречаться и с другими людьми!

— Я ни с кем не встречалась!

— Ну, что ж… Очень похвально… Зато ты много успела сделать на телевидении. Теперь тебя узнают… Разве это не приятно?

— Ничего не понимаю… И что дальше?

— Ничего, — Сергей терпеливо улыбнулся. — Я же говорю тебе, что отказался! Свадьбы не будет! Сама подумай: стал бы я за несколько дней до свой свадьбы заниматься чем-то другим?

Лена криво усмехнулась. Смог бы… Этот смог бы…

Сергей обрадовался ее улыбке, ласково потрепал по щеке:

— Ну, вот видишь? Все нормально! Я позвонил этой девушке.

— Позвонил? Ты собирался на ней жениться, а потом просто позвонил и сказал, что передумал?

— Ну, я не просто позвонил! — Сергей чуть-чуть озадачился. Только что Лена едва не рыдала, а теперь вот собирается хорошенько поржать. — Я не просто позвонил, я периодически к ней захаживал, пил чай…

— …спал с ней!

— Лена, — Сергеи достал сигареты, вытащил одну, потом сунул назад, потом снова вытащил. — Ты стала очень нервной в последнее время…

— Да, действительно, — Лена встала. — Что-то у меня не так… Пойду освежусь…

Опять плачет, по спине видно и по шагам. Сергей вздохнул. Сколько с женщинами проблем! Настолько неуправляемые организмы, настолько эмоциональные! Нужны железные нервы, чтобы уметь существовать рядом с ними и не стать при этом психопатом.

— Утром заедем к одной чувихе, мы с ней нижнее белье когда-то возили… Помоемся, переоденемся — и в агентство. Ты майку белую взял?

— Взял.

— Хорошо. Надо, чтобы они тебя в майке увидели. Увидят тебя в майке — сразу офигеют!

— Ир! — Рома грустно смотрел на снежинки-самоубийцы, летящие в лобовую. — Зачем нам это все?

— Затем, что можно нормально зарабатывать! И вообще! Ты представляешь себе, как интересно быть моделью? Будем ездить по всему миру! Покупать разную крутую одежду! Ты какие трусы надел?

— Белые.

— С кармашком?

— Нет, обычные.

— Ты чего? — Ирочка вильнула на встречную. — Я же тебе сказала с кармашком! Блин! А если попросят раздеться? Будешь в колхозных трусниках рассекать? Пусть, блин, думают, что мы из леса? Что у нас модные вещи не носят?

— Ира! Успокойся! Я их с собой взял! Они в сумке!

— В сумке? Ладно.

Ирочка выровняла машину. Хорошо, что поздно, даже дальнобойщиков не видно. А то бы влетели сейчас по Ромкиной милости… И хорошо, что трусы в сумке. До появления в агентстве еще много часов, мало ли что может случиться при такой дороге с трусами, носимыми на законном месте, это же вполне понятно. Хорошо, что этот дурачок не додумался их натянуть.

— Ладно, только смотри! Не забудь завтра надеть!

— Не забуду, — тяжко вздохнул Рома.

Как неспокойно ему жилось в последнее время! Ирочка таскала его за собой, представляла разным музыкантам, артистам, директорам магазинов, продавцам и «челночницам». Она искала в глазах каждого ответ: правда, хорош? И все смущались… Или даже злились… И Роме было неловко, он переминался, дергал жену за рукав, но она никогда не убегала с места переговоров, никогда! Только получив ответы на все вопросы, только заполнив пустующие графы в головном анкетном листе!

— Ир, поедем на Новый год к моим! Мама очень просила.

— Мы в ресторан идем, забыл?

— Помню, но мама очень просила…

— Меня мама тоже всегда о чем-то просит. Знаешь, чем мы отличаемся? Тем, что я не нуждаюсь в маминой помощи, а ты нуждаешься! Ты совсем еще ребенок, Ромка! Даже странно… Здоровый такой мужик, а совсем ребенок… Тебе не стыдно?

Рома мрачно смотрел в черные поля за окном.

Ирочка весело толкнула его.

— Не стыдно? Эй! Маменькин сынок! Пупсик! Ути-ути!.. Не стыдно?

Она пощекотала его за ухом, Рома отмахнулся.

— Ой, Ромка… Ты даже не представляешь себе, сколько всего интересного ты пропустил, бегая за своей Розой Наумовной! Жизнь — такая клевая штука! Свобода, Ромка, — это такой кайф! Ты — сам себе хозяин! Хочешь — танцуешь всю ночь! Хочешь — пьешь вино или куришь, не скрываясь! Носишь то, что хочешь носить, а не то, что твоя мамочка на тебя напяливает! Я как вспомню, Ромка, свое детство!.. Я ведь ни шагу не могла ступить, чтобы не получить от маман по башке! Она меня терроризировала, просто убивала! Никакой личной жизни, все только по ее графику… Знаешь, меня до сих пор подмывает позвонить и спросить: ну что, добилась своего? Вот прямо хочется спросить, оправдала я ее надежды или нет?

Рома с тихим ужасом мял ремень безопасности. Что она такое говорит? Разве можно такое говорить о матери?

— Знаешь, Ромка, мне иногда кажется, что я ее просто ненавижу! Что готова специально зайти домой и дать ей оплеуху! И не захожу только потому, что не хочу туда идти!

— Так нельзя говорить о матери!

— Кто сказал? — Ирочка оглянулась, посмотрела в темное пространство за окном. — Кто сказал, что так нельзя говорить? Покажи мне этого человека!

— Это не человек… Это просто… Такое правило…

— А я не хочу жить по правилам, понятно? Я хочу жить так, я хочу жить!.. Хватит! Я — человек, со своей головой, руками, ногами… Я сама себе хожу, сама себе дышу и умирать тоже сама себе буду — почему я должна слушать кого-то другого?

— Потому, что если все начнут делать, что захотят…

— А все не начнут, Рома! — Ирочка разрумянилась, разогрелась в машинке, расстегнула молнию до пупа и выставила маленький бюстгальтер с мятой розочкой. — Все не начнут! Всем это не надо, это надо только единицам! Вот ты же рад жить тихо, так, чтобы никто не придрался! И таких, как ты, миллионы! А таких, как я, единицы! Так что ничего с вами не станет! Потерпите нашу жестокость! А потом…

Она вдруг захлебнулась на вздохе, дернула головой, вывернула руль и затормозила так резко, что автомобиль совершил печальный полуоборот вокруг себя.

— Что случилось? Что?

Рома так перепугался! Всего секунду назад мирно беседовали, можно даже сказать, беседовали с любовью, и вдруг! Рраз — и с хрипом, с визгом снега под шинами разворот! И луна стала светить в другое окно!

А потом тишина!

— Ничего, — Ирочка напряженно всматривалась в ночь и снег. — Ничего… Кажется, здесь…

Открыла дверцу и вышла.

Рома, молча кляня судьбу, двинулся следом.

Лена шла в сторону санузла, чеканила шаг, несла голову гордо. Очень неприлично в высоком обществе быть несчастным — никаких слез! А вот там, в кафельном пространстве, можно будет запереться и порыдать, стараясь ни к чему не прислоняться…