Тамара Лисицкая - Идиотки

И вот сейчас этот человек, улыбчивый, словоохотливый, по сути очень малознакомый, лежит в ее постели и выглядит вполне уверенным в завтрашнем дне.

— Собирайся! — сказала Ирочка.

— Куда?

— Домой!

— А если бы я предложил тебе себя в помощники по хозяйству? Оставь меня! Я прекрасно готовлю и мою посуду.

Вот идиот!

— В любое время может вернуться мой муж! Собирайся!

По лицу Леонида промчалась тень. Ирочка даже поморщилась — можно подумать, он не знал, что у нее есть муж! Сам ведь когда-то в больнице у переломанной Наташки «отзеркаливал» его!

— Да, конечно!

Он встал, начал шарить вокруг, искал одежду. Ирочка не любила этот момент взаимоотношений. Ей хотелось, чтобы она засыпала, потом просыпалась, а кавалера уже не было. И никаких его следов не было. Никаких запахов, волосинок, пятен, вмятин на белье. Но так почему-то никогда не получалось.

Снова зазвонил телефон. Ирочка встрепенулась, гордо выдвинула вперед подбородок, сказала в трубку:

— Наташка?

И вышла.

А Леонид остался, опустил руку вниз, начал исследовать пол, а второй рукой по-прежнему придерживал на себе одеяло. Одежда никак не находилось, пришлось наклониться, повиснуть вниз головой, увидеть все то, что было горками навалено под Ирочкиной кроватью.

Там был всякий мусор.

И у Леонида в голове тоже был мусор. Было тягуче-тревожно и как-то слегка грязновато в его голове… И он все пытался понять, совершил он ошибку, оставшись здесь, или нет…

А потом Леонид услышал звук. То ли хрип звериный, то ли ветра вой. Звук был такой нереальный, что ждать повторения он не стал. Как был в одеяле, так и рванул.

Ирочка сидела на табуретке, низко голову наклоня. Трубка валялась рядом. Было такое ощущение, что Ирочку только что убили и вот-вот из ее разверстого рта хлынет кровища.

— Ира?

Она булькнула что-то, качнула вялой головой.

— Что случилось, Ира?

— А-аа…

— Пожалуйста, скажи, что случилось!

Ирочка завыла, глядя в пол безумными глазами. Потом пятерней с размаху ударила свое лицо и дожала кожу ногтями.

— Что случилось?? Ира??

— Они разбились…

— Господи… Кто разбился?

— Ромка… Рома… Они… насмерть… ночью… Из Москвы…

Ирочка выла и раскачивалась, и сжимала маникюром лоб.

— Ира! Послушай меня! Ты должна сейчас успокоиться! Слышишь? Успокоиться!

— Они ехали из Москвы!.. Они разбились!.. Я ему говорила, чтобы не гонял!.. Я ему говорила, сволочи!!!

— Ира!! Ира!!!

— А он убил Ромку! Ромку моего! Ромочку убил!!! Моего любимого Ромку он убил! Убил его!!

— Ира! Давай сейчас ты на секунду успокоишься! Просто на секунду успокойся, подумай о том, что тебе сейчас надо сделать! Тебе нельзя раскисать, слышишь? Ира!

— Он умер! Они умерли! Сказали, что они сразу умерли! Насмерть!

— Ира! Встань! Держись за меня! Давай пройдемся чуть-чуть! Тебе нельзя сидеть! Ира!

— Нет, это невозможно! Он такой красивый! Как он может умереть? Как это допустили?

— Где у тебя обувь? Скажи, где твоя обувь и одежда?

— Он меня так любил! Я так его любила! Они разбились насмерть! Мой Рома у-мер! У-мер!!

И вдруг она сорвалась с места и всем телом налетела на кухонный шкафчик. И через секунду кромсала себе запястья ножом…

И все это было похоже на странную кулинарную затею. Удар, еще удар.

А еще через секунду Леонид держал Ирочку на руках, сворачивал ее, невероятным усилием, чуть ли не плечом пережимая ее глупые вены. Ирочка брыкалась, визжала диким поросячьим голосом и все пыталась как-то себе навредить.

Он вызывал «скорую», не выпуская буйную подружку из рук. Стягивал ее алую кожу наволочкой, которую рвал зубами. Головой и лбом отражал ее улары, сжимал ее, держал на весу и умудрялся как-то бинтовать.

Приехала помощь, но отпустить Ирочку не получилось: она орала, била кулаками стены, норовила уползти и содрать лохматые повязки. Поэтому Леонид сделал всего один короткий антракт — нашел и натянул брюки. А потом — босиком по ступенькам и снегу — понес Ирочку на руках вниз, в машину.

Ирочка докурила одну сигарету, тут же сунула в зубы вторую. Она не мылась, не ела, не пила, не спала, не красилась, не думала, не говорила. Все прекратилось, любые процессы. В больнице к ней приставили психолога, потом этого психолога сменили на Леонида, и, судя по всему, хлопотал о такой рокировке сам Леонид. Она профункционировала два дня на голой биологии — разум отключился. Сколько ни пытался Леонид выйти с ней на связь, как ни улыбался, как ни гладил по голове, как ни протирал салфетками ее дрожащую сонную артерию и виски — она молчала.

Потом было странное утро похорон, ее забрали из больницы — Наташка, Ленка, Леонид, Сергей… Говорили с ней. Девчонки кое-как отмыли ее, хотя встал вопрос, чистить ли ей зубы. Пока вопрос стоял, Наташа взяла щетку, прижала голову Ирочки к плечу и аккуратно, как двухлетнему ребенку, почистила ей зубы…

Потом Ирочка начала курить — и это был признак оживления. Она сидела на табуретке, рядом, на столе, все так же валялась телефонная трубка… А вокруг тихо говорили, суетились.

— Я поеду с вами.

— Ничего, Лень, мы справимся! — Лена ледяными пальцами собирала кровь с кухонной плитки. Кровь засохла, отходила кусочками.

— Я отменил все встречи, все работы… Я уже не могу ее оставить, понимаете?

Вошла Наташа с охапкой одежды, бросила ее на стол. На Леонида не смотрела.

— Надо ее одеть. Что лучше — шубу или пальто?

— Не знаю, — пожала плечами Лена. — На кладбище холодно будет… Шубу…

— Куртку! — прохрипела Ирочка.

— Что? — вскочили вокруг. — Что ты сказала?

— Куртку Ромкину! И джинсы… Ромкины…

Лена посмотрела на Наташу, на Леонида. Леонид кивнул: если хочет Ромкину куртку, значит, надо ей найти Ромкину куртку…

Потом позвонил Сергей, велел выходить, время.

Лена вела Ирочку под руку, Леонид отстал, пристроился к Наташе.

— Наташа…

Она не реагировала.

— Я чувствую какой-то странный дискомфорт… В отношении вас, понимаете? Так быстро получилось с Ирой… Причем я ведь не такой, как бы смешно ни звучало… Просто я увидел ее и… как вам сказать… заполыхало… Ну, это, конечно, мои личные проблемы, только я хотел бы, чтобы вы простили меня за те неловкости и недосказанности, которые возникали… Мы ведь почти стали друзьями, причем очень хорошими друзьями!

— А почему я должна на вас сердиться? — холодно поинтересовались Наташа.

Спина Ирочки впереди была худой, скрюченной, а старая спортивная куртка усугубляла горечь изображения.

— Ну, как же… Ира — ваша подруга! И тут вдруг появляюсь я и компрометирую вашу подругу! Но, поверьте, я не хотел этой двусмысленности! Более того, если бы я знал, что Ира замужем… Я видел ее мужа — тогда, на занятиях в больнице, помните? Но с тех пор прошло много времени, и она смотрела на меня так, как замужние не смотрят! Но я не хочу обвинить ее в похотливости, она великолепная. Именно поэтому я пал к ее ногам… И раз уж так случилось, раз я стал свидетелем такого горя… Я готов идти с ней до конца… Если только она позволит мне быть рядом с ней. Поэтому и прошу вас понять, что мое отношение к вашей подруге очень серьезное…