Тамара Лисицкая - Идиотки

— Да откуда ты знаешь? Откуда вы все про нас все знаете?

— Не знаю. Но догадываюсь.

— Да ты не представляешь, каким он может быть хорошим и заботливым!..

— Так, а кто спорит? Коленька побледнел от волнения, на его утином лице проступили крупные веснушки. — Кто ж говорит, что он — плохой человек? Не бывает такого, чтобы человек был вообще без достоинств! Ну, вот только я… Просто вы с ним не монтируетесь, понимаешь?

Лена отвернулась и курила-плакала взахлеб. А потом не выдержала и набрала номер Сергея.

— Сергей?

Видеоинженер грустно матюкнулся и ушел.

— Слушаю, говори быстрее! Я на переговорах.

— Мне только что звонила твоя подруга!

— Ка-кккая подруга?

— Которая беременна!

Тишина. Что сейчас происходит с лицом Сергея? Удивлен? Расстроен? Рад? Возмущен? Задыхается от гнева?

— Лена, я не очень понимаю…

— Я тоже!

— Тогда давай договоримся не принимать сейчас поспешных решений, хорошо? Давай я сейчас закончу и приеду к тебе, ладно? И мы попьем кофе и спокойно поговорим!

— Спокойно? Ты думаешь, я смогу говорить спокойно??? Да меня трясет!!!! Я сейчас убью кого-нибудь!!!

— Не надо! Это все — эмоции! Ты очень эмоциональна и вспыльчива! Я скоро приеду, и мы поговорим! И у меня есть один сюрприз для тебя! Слышишь?

— Я уже получила сюрприз от тебя! Отличный сюрприз!!! Большего не придумаешь!!!

— Прошу тебя! — Сергей стал говорить шепотом, прикрыв трубку ладонью. — Я не могу сейчас! Через сорок минут, хорошо? Через сорок минут я приеду, мы поговорим, и я уверен, что это недоразумение будет забыто! Все! Я скоро!

— Скажи, что это неправда! — орала Лена. — Скажи, что никакой беременной подруги нет!

Но трубку уже повесили.

Тогда Лена размахнулась и долбанула телефон об асфальт. И сразу стало легче. А по асфальту катились какие-то крохотные детальки, а сам телефон оказался внутри таким скучным, схематичным, что ничего, кроме презрения к тем, кто только что из него вещал, вызвать не мог.

Ленка была недоступна. Наташка была беспросветно занята. Ирочка набрала номер Леонида, домашний, не мобильный. Мобильного у него не было. Откуда у врача деньги на мобильный телефон, смешно даже?

— Ленька?

— О! Ириночка! Как я рад тебя слышать! Давно уже… У тебя бодрый голос! Это отлично!

— Слушай, а что ты делаешь?

— Работаю, а что?

— Мне хочется прогуляться по парку! Очень-очень хочется. Пойдешь гулять со мной?

— А! Конечно! Конечно, пойду!

И пока он собирался, ехал на метро, Ирочка успела выбраться на солнышко, взять такси и посетить салон мобильной связи.

Там она купила телефон для Леонида. Просто так, порыв души… Ну, если есть деньги — причем деньги московские, которые хочется истратить и забыть об их причастности к великой столице и смерти Ромки…

В салоне было полно народу и стояли какие-то знакомые по конфигурации осветительные приборы… А потом вдруг, таинственно, улыбаясь. Ирочку начали окружать люди в форменной одежде, оператор с камерой, некто с микрофоном.

— Поздравляем! — закричали они, загудели, захлопали в ладоши. — Вы — пятидесятитысячный покупатель!

Ирочка помахала в камеру ручкой, заулыбалась, а сама никак не могла понять: чего от нее хотят? Но было приятно.

— Что вы ощущаете? — спрашивал ее некто с микрофоном. — Радостно ли вам?

— Я ощущаю, что мне радостно! весело соглашалась Ирочка.

— Вы давно пользуетесь услугами мобильной связи?

— Не очень давно, но очень продуктивно!

— Что бы вы хотели пожелать, пользуясь случаем?

— Кому пожелать?

— Ну, всем людям!

— В смысле, что я от себя хочу пожелать?

— Да! От чистого сердца!

— Я хочу! — Ирочка посмотрела вокруг сияющими глазами. — Я хочу!.. Передать привет подругам — Ленке, Наташке, моим родителям… Привет моему мужу Роме, я его очень-очень люблю! А еще я хочу, чтобы в нашей прекрасной стране больше внимания уделялось проблемам сексуальных меньшинств! Особенно гомосексуалистам!

Аплодисменты стихли, лица присутствующих слегка вытянулись. Некто с микрофоном сдержанно поблагодарил Ирочку и исчез.

А Ирочка помахала купленным телефоном и мысленно сказала Ромке: привет! Видишь, как я тебя люблю? И всегда буду любить! И буду все делать для того, чтобы ты мной гордился оттуда, с тучки!

И это не была акция кокетства. Просто для нее это была правда. И, как оказалось, очень волнующая и злободневная.

Прежде всего Наташа забрала у Анжелики сумки. Нечего беременной таскать сумки. После этого она максимально быстро доставила сумки и Анжелику домой, а сама ушла успокоиться. Раньше она такого не делала, поскольку успокаиваться было некогда: дети, хозяйство, работа, — но сегодня променад казался единственным спасением от сестроубийства.

Всю дорогу Анжелка звонила гитаристу Э. и горячо убеждала его в том, что ничего не получится, что Наташа против… Дома она заперлась с телефоном в ванной и жаловалась уже тайно. Наташу не трогал этот прием.

Кстати, она хотела вернуться и забрать у Анжелки телефон, чтобы самой из города звонить и узнавать, как дела дома, покормлены ли сестры, но потом поняла, что видеть и слышать Анжелку ей противопоказано, опять же во избежание сестроубийства.

А набрать с улицы Ирку или Ленку нельзя. На мобильный с улицы не позвонишь…

И она осталась одна и поехала в центр. Просто так, абсолютно иррационально.

В какой-то момент Наташа с тихой грустью поняла, что в первый раз совершает такой глупый, истерический побег из дому, что до сих пор она могла злиться, помирать, истекать гневом или страхом, но бежать ей не позволялось: кто бы вместо нее встал у руля хозяйства?

А сегодня пусть становится Анжелка! Она взрослая, она замуж собралась!

Все бурлило, все негодовало, Наташа шептала проклятья и поносила сестру. Она шагала солдатской поступью, яростно жестикулировала, пугая прохожих. И все это длилось довольно долго, пока вдруг в один (не)прекрасный момент Наташа не поняла, что в общей массе претензий к Анжелке есть и… ревность! Даже где-то зависть! Зависть к тому, что Анжелка выходит замуж, любит, вероятно, даже сама любима! Зависть? К родной сестре?

Это открытие было очень неприятным, очень. Наташа остановилась и получила тычок в спину от идущих следом.

— Девушка! Габариты включать надо!

— Извините…

Неужели она такая сволочь, что завидует родной сестре? Неужели? Но как? Она же любит ее! Хочет, чтобы она была счастлива! Почему тогда? Потому, что сама никогда не сможет быть любящей и любимой? Потому, что с Витькой Яковлевым обошлась жестоко и преступно? Потому, что сама проворонила, прохлопала свое счастье, а теперь не может простить, когда счастливы другие? Господи, но какова же тогда глубина ее, Наташи, разрушения и сила ее зависти, если даже первый попавшийся раздражитель — родная сестра — вызвал такой обвал злобы? А что будет дальше?