Любовь Деточкина - Книга ароматов. Доверяй своему носу

Андрей удивленно посмотрел на Клыка.

– Эта просьба Томы, – отвернувшись, сказал Клык.

Андрей достал сумку.

– А где Тамара, ее… – Андрей запнулся, увидев на сумке пятна крови.

Клык выразительно посмотрел Андрею в глаза.

– Иди, – сказал Клык и повернул ключи зажигания.

Андрей вышел, машина тронулась, а он остался стоять.

***

Тамара осушила стакан куба либре и грызла кубик подтаявшего льда. Синяя, переходящая в небо, гладь океана умиротворяла, ласковое солнце дарило негу и блаженство. Но Тамара скучала по осени, с ее холодными промозглыми ветрами, которые остались далеко-далеко. Они планировали эту поездку вместе с Андреем, выбирали самый дорогой отель и подшучивали, называя друг друга мадам и месье. Но Андрей попался, а безупречность было единственным, что требовала Тамара от своих мужчин.

Ноты аромата: сухая земля, полынь, пыльная ткань, вермут, мокрая земля, горькие тлеющие листья, влага, масло для чистки оружия, металл, старая кожа, табак, сырость, порох.

Что-то пошло не так, поняла Анна, «выпрыгнув» из торта, вся в креме, голая, с обрывками платья на коленях. Зал замер. Большой кусок крема сполз с груди Анны и издал жалобный «чавк», упав вниз. Пауза затягивалась. «Ну, хоть трусы на мне», – промелькнула успокаивающая мысль в тот момент, когда бородатый статистик из бухгалтерии по кличке Ровный рванулся к ней и подхватил на руки. Стринги скользнули по измазанному кремом телу и оказались на коленях. И как-то сразу полегчало. Позор был полным, падать дальше было некуда. Однако и тут Анне не повезло. Падать было куда, что и продемонстрировал поскользнувшийся на куске торта господин Ровный. Было больно. Анна встала, выбралась из рваной одежды и гордо прошествовала через затаивший дыхание зал к праздничному столу, взяла открытую бутылку коньяка и сделала несколько глотков прямо из горла. Ровный тихо постанывал, лежа на полу. Анна продолжила пить. Мельком заметив, что низенький паренек, стоящий с краю основной массы, снимает все на телефон. «Всегда найдется такая скотина», – думала Анна, а потом ловко метнула недопитой бутылкой в любителя редких сюжетов. Собравшиеся оживились. В этот момент Анна громко закричала: «Музыка!» Приглашенный ансамбль вдарил что-то заводное, свет чуть пригасили и празднующие, вняв воле чувств, начали отплясывать. Анна тихо вышла в ближайшую дверь. Оказалось, та вела прямо в зимнюю ночную тьму. Анна посмотрела в звездное небо. У двери курил охранник, на бейдже которого было написано «Володя». Молча сняв с себя пуховик, он подал его Анне и проводил через служебный вход в раздевалку.

– А потом пришел приказ о назначении меня главой этого филиала, – закончив рассказ, сказала стройная, высокая женщина в черном платье-футляр. Она стояла возле большого панорамного окна и держала на маленьком блюдечке крохотный кусочек торта.

– И тебе не было неловко здесь работать? – спросила ее заглянувшая в гости подруга.

– Нет. Им было неловко. И за нелепое происшествие на вечеринке, и за то, что приняли направленного к ним проверяющего за практикантку. Именно поэтому и предложили выпрыгнуть из злополучного торта. Больше всего было жалко Ровного, он оказался хорошим бухгалтером, однако после этого через пару месяцев уволился. Зато Володя теперь мой водитель.

Анна поставила блюдце с тортом на стол, села в кресло и сделала глоток чая из изящной фарфоровой чашки.

– Спасибо за цветок и за то, что помнишь, – сказала Анна, любуюсь подарком подруги – огромным кустом рододендрона в стилизованной кадке.

– Ты такая сильная, мне никогда такой не стать, – сказала подруга.

– Это и хорошо, поверь мне, – ответила Анна.

Ноты: сливочный крем, грецкие орехи, соль, черный чай, рододендрон.

Ломтик имбиря, веточка мяты, сок лайма, капелька белого рома и кристальная свежесть наполняет высокий бокал. Светловолосый кудрявый бармен в белоснежной рубашке нараспашку ловко втыкает соломинку в центр стакана и подает коктейль. Я делаю глоток, и блаженство растекается по телу. Теплый, свежий ветер дует с моря. Я иду по пляжу с ледяным стаканом, полным счастья, но жара сильна, и я сворачиваю к отелю. И там плавно погружаюсь в прохладное, наполненное пеной, джакузи. Ставлю коктейль на бортик и, закрыв глаза, погружаюсь в полный покой. Со стороны леса приходит прохлада, ее хочется вдыхать, наполниться ею до краев, раствориться и стать пряным ночным ветром. Я открываю глаза. Надо мной ровное нежно-голубое небо. Вдруг пена из джакузи резко бьет мне в лицо, я ощущаю мыло на своих губах. Все вокруг заполняется серым дымом с запахом пластика. Я машу руками и разбиваю стакан с мохито, в нос ударяет кислота. Слышится щелчок, крышка плавно отъезжает вбок, давая мне возможность выбраться из капсулы электрического сна. Я делаю несколько глубоких вдохов сухого сильно очищенного воздуха. Опять эта старая бандура поломалась, печально взираю я на испускающий сизый дым сонный кокон. И мне предстоит скучная неделя без красивых красочных снов, с черной усыпляющей пилюлей в обычной барокамере. В памяти остался вкус ледяного мохито, улыбка бармена и тихая ни с чем несравнимая прохлада летней ночи. Сон ушел, жилой бокс наполнен пластиковым туманом, но почему-то уже не хочется выбираться, ведь там, снаружи, нет моря, пляжа и даже стакана обычной воды.

Ноты: имбирь, мята, лайм, ром, содовая, свежие водные ноты, мыльная пена, пластик, химический дым.

Марта сидит на траве и жует мятный листик. Вокруг нее кружится несколько пчел. Их жужжание похоже на музыку, в него вплетается стрекот кузнечиков, чириканье птиц и стук сердца Марты. Она ложится на траву, вдыхает терпкий запах зелени и устремляет свой взор в абсолютно белое небо. Во рту масляный привкус и хочется чаю – черного, крепкого и без сахара. Марта нехотя поднимается и спускается с холма к деревне. Она собирает букет из полевых цветов и красивых трав. Вот эти синие, как мои глаза, вслух говорит Марта, срывая несколько цветов. А эти лохматые зонтики, как мои непослушные кудри, добавляет она еще несколько веточек в свой букет. А этот красный мак, словно сердце. По ее рукам течет зеленый травяной сок.

«Я подарю тебе букет, и ты навек станешь моим», – напевает тихо Марта.