Кристоф Хайн - Смерть Хорна. Аккомпаниатор

— Нет.

— Бёгер был моим отцом. Он построил здешние лечебницы.

— Человеколюбивый капиталист, так, что ли?

— Я бы этого не сказал, господин бургомистр. Человеколюбцем он не был. Просто курортные лечебницы — прибыльное дело. Даже весьма прибыльное.

— Было. До национализации.

— Он до нее не дожил. Отец умер за два года до краха.

— Какого краха? Уж не имеете ли вы в виду Освобождение?

— Вы правы, господин бургомистр. В конце концов, всякий крах от чего-то освобождает. Могу я продолжить обследование? Разденьтесь, пожалуйста.

— Еще один вопрос, доктор. Что это у вас на очках? Цепочка?

— Да. Золотая цепочка.

— Странно. А зачем?

— Благодаря ей, господин бургомистр, очки у меня всегда под рукой.

— Поразительное изобретение. Потрясающе! Откуда она у вас?

— Получил в наследство.

— От кого? Скажите, доктор, прошу вас.

— На что вам это?

— Да говорите же. Что тут такого?

— Получил от тетки. От жены моего отца.

— От жены отца? То есть от мачехи?

— Нет, мачехой она мне не была. Я же говорю — тетка.

— Ага. Во всяком случае, угадал я правильно. Досталось от женщины. Сразу видно, доктор, есть в этой штуковине что-то бабское. Я бы на вашем месте не стал такую носить.

— Оставайтесь лучше на своем месте.

— Обиделись, доктор?

— Вздохните поглубже и не дышите.

— Конечно, обиделись. Я же вижу. Зря я вам это сказал. Нужно было смолчать.

— Не дышите.

— Ах, доктор, не хватает мне вашей образованности. У меня ведь за спиной только восемь классов, а потом лишь разные курсы. Да и то ускоренные, по сокращенной программе. Лоска мне вашего недостает. Ваших изысканных манер.

— Заткнитесь-ка, господин бургомистр. И наклонитесь.

— Что-что? С тормозов сорвались, доктор?

— Все. Можете одеваться.

Делая записи, я чувствовал на себе его взгляд. Бургомистр хотел вывести меня из себя, и это ему удалось. Своими короткими толстыми пальцами он запихивал рубашку в брюки и, довольный, посматривал на меня сверху вниз.

— Так что же с моей бессонницей, доктор? Нашли причину?

— Попросите свою секретаршу договориться о вашем визите к пастору Геслингу.

— Что вы этим хотите сказать?

— У вас избыток веса. Это будет вам стоить трех-четырех лет жизни, если не будете соблюдать диету; лет через десять дождетесь удара. В остальном все нормально. По крайней мере я ничем не могу помочь. Спать же вам не дает совесть.

— Спасибо, доктор. Вы меня успокоили. К своему пузу я уже привык. А моя совесть донимает меня гораздо меньше, чем все ваше сословное чванство и высокомерие.

Когда он ушел, в кабинет вернулась Кристина. Она остановилась на пороге, дожидаясь, пока я взгляну на нее.

— Будете диктовать дальше?

— Нет, Кристина.

— Тогда я пойду на кухню.

— Хорошо.

— Зачем вы разозлили его, доктор? Он вам еще пригодится.

— Если он мне понадобится, я его вызову. Но и тогда ему придется подождать. Когда-нибудь, Кристина, ты все поймешь.

Ночью, мама, я увидела их во сне, а утром они пришли. Я совсем не удивилась. Ведь сны у меня вещие. Порой они предвещают беды, но часто и радости. От плохих снов я плачу, а от хороших смеюсь. Но изменить я ничего не могу. Ведь сны приходят ко мне сами. Я много думала — откуда берутся сны? Папа сказал, что они возникают во мне самой. Как-то не верится. Ведь я не хочу ничего плохого. Пастор говорит, что их посылает бог, и тетя Гедель так считает. Но я и им обоим не верю. По-моему, сны приходят из леса. Когда стемнеет, они вылетают оттуда и стараются попасть в мою голову. И тогда мне что-нибудь снится, а потом это происходит наяву. Мои сны — это тени, которые забегают вперед и предсказывают мне, что будет. Хорошее и плохое.

Вот и с тобой было так. Ах, мамочка, я ведь плакала из-за тебя, а ты ничего не поняла. Ты подумала, что я боюсь за себя. Вместо того чтобы спрятаться самой, ты утешала меня и заперла в подвале. Какая ты глупая, мама. Не послушалась меня, вот и вышло все так, как мне снилось. Со мной остался только папа, и мне пришлось жить в подвале.

Папе повезло, что я у него есть. Его я постараюсь уберечь. И о тебе, мамочка, я больше не плачу. Сны мне сказали, что тебе уже не больно. Что ты теперь спокойна. Моя бедная, глупая мама, ну почему ты меня не сумела понять?

Мне приснились цыгане, а утром, когда я поливала в саду цветы и раскладывала сушиться подушки, увидела на дороге, где растут рябины, цыган, которые ехали к городу. А еще я увидела их лошадей, и собак, и коз, и старую лошадку-пони. Я помахала рукой цыганам, чтобы они знали, что я их ждала. Весь день я радовалась и смеялась. Как хорошо, когда приезжают цыгане. Ведь они мои друзья и слуги. Они придут ко мне. Они назовут меня принцессой, одарят дорогими подарками из дальних стран и преклонят предо мною колени. А Карлос станет моим избранником, моим женихом.

Мне не разрешают так говорить. Вот смешно! Считают, будто я не в своем уме, но ведь это неправда. Не верь им, мама. Они считают так потому, что я знаю и вижу больше, чем могу объяснить. Да и что объяснять? Вот восходит солнце, и лес начинает светиться. Вот распускаются цветы, чтобы поздороваться со мной. Разве это нужно объяснять? Разве нельзя просто показать на них? Один папа меня понимает. Он встает рядом, мы смотрим вокруг и молчим. Он понимает все вещи так же, как я. Он догадывается, о чем они хотят сказать.

И тетя Гедель тоже догадывается. Она не говорит, что я не в своем уме. Она даже зовет меня к себе, когда у нее гости, потому что я умею разгадывать сны. Когда тетя Гедель довольна, она кивает головой и дает денег. А я дарю их моим слугам или покупаю на них в магазине конфеты из стеклянных чаш у прилавка.

Люди говорят, будто я не в своем уме. Это же смешно, мама.

Сны мне сказали, что эти люди сами не в своем уме. Ведь я вижу и знаю то, чего они не понимают и не замечают. Поэтому люди злятся, смеются надо мной и говорят, будто я не в своем уме. А еще сны мне сказали — когда-нибудь люди сами увидят то, что вижу я. Тогда им станет стыдно; они преклонят предо мною колени и назовут меня своей принцессой. И я буду не только папиной принцессой, а принцессой всех этих безумных, которые бегают за мной и кричат, будто я не в своем уме. Мне их жаль, ведь они так долго остаются безумцами. Я просила сны вразумить их. Но сны мне сказали: надо еще потерпеть. Такой день наступит, а до тех пор я потерплю. Порой, когда люди просят меня что-нибудь разгадать, я забываю, что знаю, и говорю как все. Тогда они сердятся и говорят, что я становлюсь нормальной. А мне от этого весело. До чего же они недогадливые!

Ах, мамочка, зачем ты заперла меня в подвал? Я бы защитила тебя. Ты была такая глупая. Зато теперь ты видишь, что тогда видела я. Ты заперла меня, тогда они хотели забрать твою дочь, чтобы сделать своей королевой. Ты была такой глупой, что думала — они сделают королевой тебя, если не найдут меня. Бедная, глупая, глупая мама. Теперь уже никто не сможет запереть меня в подвал, когда придут мои слуги, чтобы приветствовать свою принцессу.