Николае Русу - Лия

— И мы разговаривали не только тогда.

— Как?!

— Мы разговаривали еще много-много раз. Когда я скучала по тебе, я набирала номер и слушала твой голос. — Лия широко улыбнулась и весело продолжила: — Иногда ты так сердился… Но мне нравилось тебя злить.

— Вот оно что… — пробормотал я недоуменно, — а мне и в голову не приходило! А откуда ты узнала номер моего телефона?

— Для меня это не проблема. Вот тебе, и в самом деле, надо решить уравнение с двумя неизвестными — Нина и Лия.

— Ты неправа, — возразил я, нахмурившись.

— Только тебе это не удастся, — Лия сделала несколько мягких шагов, гипнотизируя меня своим демоническим взглядом и улыбкой. — Я так долго тебя берегла, лелеяла, охраняла, чтобы теперь ты достался другой? Ни за что. Ты — мой. Мой.

— Твоим я был, есть и останусь навсегда, — прошептал я и закрыл глаза. Ее губы коснулись моих, и дрожь пронеслась по всему моему телу.

— И ты никогда не женишься на Нине, — услышал я ее страстный шепот у своего уха.

— Я никогда не женюсь на Нине.

— Поклянись самым дорогим.

— Клянусь жизнью…

— Что ты ни на ком не женишься.

— …что я ни на ком не женюсь…

— …кроме меня.

— …кроме тебя.

Лия закружилась в танце по комнате, размахивая руками. Закинув голову назад, она смеялась, опьянев от счастья:

— А я-то, дура, думала… что потеряла тебя, и бросилась тебя защищать… сюда… если бы я знала, то не пришла бы… он ее не любит… не любит…

Я стоял в недоумении и смотрел на танцующую Лию, видел охватившую ее безграничную радость и не знал, что делать. Я опять вспомнил о поезде. Надо ехать. Мама ждет меня, она ждет меня с… Вдруг меня осенило:

— Лия! — воскликнул я с надеждой и, подскочив к ней, вырвал из вихря танца. — Лия, поедем ко мне. Я познакомлю тебя с мамой, мы еще успеем на поезд. Ну, едешь?

Она удивилась.

— К тебе? Я?! Что мне там делать?!

— Как, что делать?! Я им написал…

— Что приедешь с Ниной.

— Да, но…

— Я не поеду. В какое положение ты себя ставишь, ты отдаешь себе отчет? А меня? Нет, я не поеду.

— Тогда я еду один, — решительно сказал я, помрачнев, потому что Лия была во многом права.

— Поезжай.

Она взяла свою сумку и в ожидании остановилась посреди комнаты. Я решил проверить, не забыл ли чего, и принялся ворошить вещи. Все это время я краем глаза следил за Лией: явно, она была чем-то встревожена. Она безжалостно кусала нижнюю губу, красную как вишня. Когда я собрался и взял сумку в руку, Лия посмотрела на меня как бы из другого мира и, бледнея, прошептала:

— А меня кому ты оставляешь?

Я мучительно выдавил из себя:

— Лия, прости меня… но мама тяжело больна и ждет меня… завтра я должен… мама…

— А я?

— Понимаешь… мама ждет… я обещал…

В ее глазах появился дьявольский блеск и, приблизившись ко мне, она прошептала:

— Значит, ты меня не любишь.

— Лия…

— Если любишь, ты не оставишь меня.

— Лия! — меня передернуло от ее жестокости.

— Кристиан, дорогой, вот я, возьми меня, я твоя. Только если ты меня любишь, Кристиан… — она облизнула пересохшие губы и, бледная, трепеща, словно былинка, приникла к моей груди.

Я был готов уже выйти, но ноги словно вросли в пол. Разум подсказывал, что необходимо ехать: мое место — дома, рядом с матерью, которая ждет меня, неважно, с кем-нибудь или одного. К тому же, я везу траву, которая может облегчить ее страдания, может, даже спасти. Но откуда-то из глубины моего сознания звучал голос: «…когда ты найдешь человека, ради которого согласишься оставить даже своих родителей, знай, что он — твой избранник…» Кто сказал это? Может, Калимах, а может, и дед.

— Я люблю тебя, Лия, — прошептали против моей воли иссушенные жаром губы.

— Кристиан, — пролепетала Лия и обволокла меня страстным, полным любви взглядом. В мире не было ничего, кроме ее прерывающегося и горячего дыхания…

Поздно ночью, когда уже замерли уличные шумы, признак того, что перевалило за полночь, Лия мягко поглаживала мой висок и лоб своими нежными пальцами, и от ее ласки буря страстей, бушевавшая в моей груди, постепенно улеглась. Внезапно я вспомнил о зашифрованной записке.

— Лия, что ты мне написала на той бумажке? — спросил я, ловя ее взгляд.

— Какой… Я тебе никогда не писала.

Я отыскал блокнот, извлек из него записку, над которой безуспешно промучился целую неделю.

— Ах вот оно что! — рассмеялась Лия. — Ты ее еще хранишь?!

— Я случайно нашел ее в книге на прошлой неделе…

— Теперь я знаю, как ты читаешь стихи… Ну, расшифровал ты ее?

— Нет.

— Позор на твою голову. Человек с выс… поверхностным образованием, — укоряла меня Лия с притворной иронией, потом с интересом заглянула мне в глаза, желая проследить за реакцией — рассердился я или нет, и спросила: — Ну что, прочитать тебе?

— Очень любопытно.

— Знаешь, я пожалуй не скажу. Ты должен сам догадаться… Скажу только, что последнее слово — это мое имя, — и она игриво взъерошила мои волосы.

— Видно, мой ум кому-то другому достался, раз я ничего не могу понять. Кзю, как ты написала, объясни мне, пожалуйста, такому вот несмышленому…

— Алфавит знаешь?

— Что за вопрос?..

— Тогда там делать нечего, — Лия ласково поцеловала меня в лоб, — глупенький мой, — прошептала она.

Некоторое время я недоумевал, силясь отыскать связь между алфавитом и ключом к шифру, но все напрасно. Словно вместо мозгов у меня в голове была вата. Мне было стыдно признаться, но я ничего не понял, и решил больше не спрашивать. Я молчал, делая вид, что разобрался в этой ее чертовщине.

— Мы в школе так переписывались на уроках, и никто не понимал, — весело сказала Лия. — Я так натренировалась, что могу писать очень бегло. Главное, хорошо знать алфавит.

— Не понимаю, почему тогда ты написала «похянэ»… почему не зашифровала и это слово?

— Просто это сразу не пришло мне в голову. А потом не хотелось искать другой листочек, к тому же я спешила и боялась, что ты меня заметишь.

— Когда?

— На вокзале, пока ты стоял в очереди за билетом. Я достала из сумки книгу и вложила туда записку. Помню, какая-то женщина сделала мне замечание, почему я роюсь в чужих сумках, я ответила, что это моя сумка, а ей нечего совать свой нос… А потом парень, которого я любила, уехал, и мне пришлось отправиться на его поиски.

— Ах, Лия, у меня до сих пор ощущение, что та встреча на вокзале была сном. Лия, почему ты так мучаешь меня?

— Забыл, что сказал Килимах?

— Ты еще помнишь?

— Да, его стихи я написала на первой странице своего блокнота…

— Дашь почитать?

— Зажги свет и поищи в сумочке. Нет, не зажигай, лучше открой дверь в коридор.

В сумке Лии лежал платочек, маленький флакончик духов, ручка, огрызки карандашей, белый тюбик, в котором, как я догадался, была помада, какие-то проволочки, разноцветные ленточки. «Странно, вроде она не красится, зачем тогда носит все эти приспособления?» — удивился я. Никакого блокнота там не было. Наконец в одном из кармашков я нашел зеркальце и картонный пропуск с фотографией, дающий право пройти на территорию республиканской киностудии. Хитрая же ты лисица, Лия… ни слова не сказала о том, что… Хотя, кто знает, может, она вовсе и не актриса, а просто работает там кем-то… Я уже забыл, что искал, и хотел было спросить, что это за пропуск, но, подойдя к кровати, увидел, что Лия спала. В ее позе Венеры было что-то от полотен великих живописцев.