Луиза Эрдрих - Лароуз

— Я знаю, вы в него верите.

— Я… Да, конечно… А в чем дело? — мямлит Питер, бросая виноватые взгляды на своих спутников, неуверенно улыбается и машет, видя их нетерпеливые лица.

— Видите ли, я работаю в больнице, — говорит Ромео официальным тоном. — По этой причине мне иногда доводится слышать, как обстоят дела в реальной жизни.

Питер чувствует, куда клонит собеседник, и подумывает о том, чтобы прекратить разговор. Но Ромео — опытный рассказчик — уже поймал его на крючок. Ромео прикладывает руку к сердцу.

— Я извиняюсь, если мои слова пробудят в вас тяжкие воспоминания, — говорит Ромео, — но вам не сказали всей правды. И я просто чувствую, что вы, как родитель, должны узнать истину. Таков уж я есть.

Теперь время течет очень медленно. Оно словно остановилось, забыв делать свое дело. Есть только Ромео и только Питер, да еще страх, звучащий, как гонг, в голове Питера.

— Итак, в тот день три года назад… — продолжает Ромео. — Давайте покончим с этим дерьмом.

Плечи Питера опускаются, грудь наполняется воздухом, шея напрягается, тяжелые руки так и чешутся схватить красную бандану и задушить ею говорящего, чтобы прервать поток его слов. Этот парень — омерзительный тип. Он совершает над ним насилие. Но в то же время он говорит то, что Питер не может не выслушать. Случившееся останется с ним вне зависимости от того, узнает он о нем сейчас или нет. Оно будет существовать за слегка сдвинутыми бровями Ромео, как бы говорящими, «извините, но я должен вам это сказать», за его самодовольством, за его елейно-вкрадчивыми манерами.

— Это не выдумка, — говорит Ромео спокойным голосом. Он ожидал от Питера некоторого сопротивления, поэтому продолжает в более медленном темпе. — Бедный Ландро. — Ромео вздыхает. — Иногда он злоупотребляет некоторыми веществами, чтобы снять стресс, вы меня понимаете? Похоже, он принял их и в тот день. Я подслушал разговор парней из бригады «Скорой помощи». И получил доступ к отчету коронера.

— Коронера?

— Да, никто вам не говорил? Как такое могло случиться? Никто не показал этот отчет?

Ноги у Питера слабеют. Нет, он ничего не помнит. Может, злосчастную бумагу куда-то засунули или сожгли. Ему это не приходило в голову. Случилось немыслимое и в то же время не вызывающее сомнений. Питер видел дерево, где это произошло. Все это имело какой-то невыносимый смысл. Он не хотел знать деталей. Тогда ему было не до них. Нола находилась в прострации. Мэгги цеплялась за него, как будто тонула, затем принималась отбиваться, а потом опять хваталась за его одежду. Изучать документы о смерти сына не имело смысла. Это бы его не вернуло. Отчеты содержали в себе холодную логику смерти, а он имел дело с горячей правдой горя.

— Похоже, что нет.

— У меня здесь вся информация, — произносит Ромео приглушенным голосом, повторяя услышанную по телевизору фразу. — Я сумел получить нужный документ. И могу изложить его содержание в общих чертах.

Голос Ромео звучит сухо и авторитетно. Он сам удивляется тому, как умно говорит. Как бы то ни было, его мозги хотя и с червоточиной, но чертовски смекалистые.

— В нем говорится, что пуля Ландро не задела голову Дасти, так же как его сердце, легкие, печень, сонную артерию, бедренную артерию и желудок. Там написано, что Дасти погиб не от выстрела, а от щепок ветки, на которой сидел. Поверхностные раны, сэр. Он истекал кровью, пока Ландро удерживал вашу жену в доме. В отчете ничего об этом точно не сказано, однако ребята говорят, что решение суда в отношении Ландро было чересчур либеральным. Вот в чем трагедия! Если бы Ландро не поддался панике и не побежал, а подошел к мальчику и остановил кровотечение, что он, как медицинский работник, конечно, умел делать, жизнь Дасти, вероятно, была бы спасена. И… — тут Ромео решает приврать для достижения большего эффекта, — …если бы он разрешил вашей жене самой побежать туда, даже она могла бы спасти мальчика.

Питер чувствует, как Ромео сует ему в руки листы бумаги. Он перебирает страницы, заполненные витиеватым почерком. Его мозг не может читать фразы последовательно. Слова, только что произнесенные Ромео, то и дело всплывают одно за другим среди убористых строчек.

Листы выпадают из пальцев Питера. Ромео подбирает их и осторожно пытается вернуть собеседнику, но тот не реагирует. Ромео отступает. Руки у Питера длинные, и Ромео рискует получить удар кулаком.

Глядя сквозь Ромео невидящим взглядом, Питер молчит, и на его лице появляется выражение боли. На коже проступают морщины, лицо темнеет, начиная походить на древний пергамент, и вдруг становится очень, очень старым. Ромео на всякий случай делает еще один шаг назад, подальше от этого удивительного спецэффекта. Потом раздается громкий голос дочери Питера:

— Папа! Сейчас наша очередь!

Питер закрывает рот. Его взгляд снова фокусируется. Он проходит мимо Ромео и встает перед фотографом.

Питер останавливает свой пикап в конце подъездной дорожки. Он выходит и стоит — неподвижный, сосредоточенный. Руки висят плетьми. Он не машет немногим проходящим машинам и даже не видит их. Они не имеют отношения к Ландро. За ним, в пикапе, на специальной подставке у заднего окна лежит охотничья винтовка. На нем синие джинсы, рубашка, старая куртка в черно-красную клетку. Голова гудит. Кровь ревет в ушах. Не забыл ли он запереть оружейный шкаф? Он так торопился схватить ружье. Конечно, он его запер, да. Он задает себе этот вопрос каждые три минуты. Отчасти он знал, что скажет Ромео, и ждал этого. Сказанное не ощущалось как новость. Оно было подтверждением. Каждый шум неестественно громок. Собака шуршит травой в подлеске. Он смотрит на березу и тополя. Листья светятся и дрожат. Он не может вспомнить голос сына. Не может вспомнить его живое, а не застывшее на фотографии, счастливое лицо. Но он видит сына среди листьев, и там, где раньше Дасти сидел, излучая безмятежность, исчезнувшую в один миг, Питер теперь видит открытые глаза мальчика и слышит его зов. Он боится. Питер бьет себя по виску, пытаясь вызвать другой образ. Из добрых старых времен. Не фотографию. Из настоящей жизни. Почему эти моменты не запали в память?

Но нынешний миг, во всяком случае, он не забудет. Его ум холоден как лед.

Он поднимает руку и машет Ландро, чтобы тот подошел. Только не двигаться с места. Ландро видит Питера, понимает, что он приехал неспроста, а потому натягивает свитер и, встревоженный, выходит из дома.

— В чем дело?

Питер поворачивается, открывает дверь пикапа.

— Садись, — велит он.

Ландро повинуется.

Питер садится на водительское кресло, запускает мотор, трогается с места.

— Куда мы едем?

— На охоту.

— Сейчас не охотничий сезон, — возражает Ландро.