Диана Машкова - Меня зовут Гоша: история сироты

Кстати, каким бы зверем ни была наша новая питалка, зато это она заметила где-то в середине первого класса ошибку в моем имени. Пришла ко мне и говорит:

– Тебя зовут Гоша.

– Что?

– Имя у тебя другое. Никакой ты не Гриша. А Гоша. Георгий. Запомнил?

– Ага, – Гоша так Гоша.

– Ну-ка повтори! Как тебя зовут?

– Меня зовут Гоша.

– Молодец!

Я быстро перестроился. Что Гоша, что Гриша, какая разница? А вот дети еще долго путались, по старой памяти меня Гришей называли. И Софья Николаевна их без конца поправляла.

– Не Гриша, а Гоша.

– Ой!

– Ну-ка все вместе, – она заставляла учить мое имя как стих, – Го-ша! Го-ша!

Так постепенно все и запомнили. Я стал Гоша Гынжу.

Но вернусь к 1 сентября. После экскурсии нас повезли на какое-то мероприятие, где собрали чуть ли не всех сирот Москвы. Мы даже не переодевались – так и поехали в новой форме, которую напялили с самого утра. Я, правда, не помню, где мероприятие проходило. Но там были накрыты для нас огромные столы, а при входе всех встречали клоуны на ходулях. Там мы веселились, играли, наедались разными вкусностями на всю оставшуюся жизнь. В детском доме-то свой режим питания, никаких сюрпризов. Четверг рыбный, вторник – обязательно свекла, среда – пюре из картофеля, и так далее. Каждый день недели повторял меню, которые мы знали наизусть. До оскомины на зубах. Неделя за неделей одно и то же. Только если какой-то праздник, выпускной, например, тогда могла быть жареная картошка. А на этом мероприятии нам и салатики вкусные давали, и тортики, и конфеты. Чего только не было. Так что мы наелись как следует. Потом приехали обратно в детский дом, переоделись, еще немного побродили по своей новой группе, осмотрелись – и легли спать. А на следующий день начались обычные будни.

Утром второго сентября мы все дружно встали и сначала вышли на зарядку. И третьего сентября, и четвертого, и пятого, и всегда было так. Начались одинаковые дни – я даже сам в них путаюсь и не помню, что было в первом классе, а что в третьем или втором. Потому что похоже одно на другое как день сурка.

Проснулись. Сделали зарядку. Прибрали постели. Почистили зубы. Дальше назначался один дежурный, который убирает спальню. Пока три дежурных убирают три комнаты, все остальные сидят в групповой. Дальше мы собираемся и идем на завтрак в столовую. После завтрака – на учебу, после учебы – второй завтрак, и если на дворе тепло, поздняя весна или ранняя осень – мы выходили на улицу на прогулку. А после – опять учиться. Дальше обед, тихий час, полдник. Потом игровая деятельность. Затем ужин. Уборка, опять игровая деятельность и второй ужин. Умыться, подмыться, и спать. У нас всегда висело на стене расписание, где все было расчерчено по минутам – подъем, уборка, учеба, прогулка и так далее, до самого вечера. И так каждый день. Без изменений. Учеба – еда – игра. Учеба – еда – игра. Ничего не менялось. Бесило однообразие, а еще то, что не можешь сам ничего захотеть. Ну, вдруг захотелось есть, когда уроки делаешь. Или выйти погулять. Или хотя бы просто что-то сладкое. Нет. График не нарушается никогда. На школьном этаже – все младшие классы учились в своем корпусе, никуда не ходили – тоже шла однообразная жизнь. В одних и тех же стенах. Перешел на другой этаж, и вот уже сидишь в своем классе. А рядом те же дети, которые живут с тобой в группе, спят с тобой в одной спальне. Один котёл, в котором все варятся. Не было такого, как у домашних – вышли из дома, пошли в школу, после школы в музыкалку или на секцию, потом погуляли во дворе. У них там везде люди разные. Пространства разные. Интересно! А у нас – один детдом и те, кто в нем живет. Надоело или не надоело, а деться друг от друга некуда.

В школе мне, кстати, никакие предметы не нравились. Разве что уроки труда – вырезать аппликации, оригами, картинки разные рисовать, вот и все. А на всем остальном я сидел как дятел. Конечно, старался поначалу и даже что-то понимал, но давалось мне это тяжело. Если бы не награда, вообще забил бы сразу. У нас тогда вместо оценок были наклейки, и вот это мне нравилось – я старался их получить как можно больше, они у меня красовались в тетрадях. Было, чем гордиться. Но когда во втором-третьем классах пошли оценки, да еще и задачи начались по математике, на этом все. Я перестал воспринимать информацию. В учебниках меня интересовали только картинки, а не то, что написано. Любопытства я за собой никакого не помню, чтобы было интересно что-то учить, узнавать. Такого точно не было. Как в младшем возрасте не был «почемучкой», так и в школе любознательным не стал. Хотя родился я совершенно здоровым, никакой умственной отсталости или чего-то такого в помине не было. Потом слышал, что так депривация влияет и интернатные условия – тормозится умственное развитие, память ухудшается, тыры-пыры. Ну вот, наверное, оно и было. Диагноз-то у меня никакой не стоял, хотя и собирались отправить в коррекционный детский дом для детей с особенностями умственного развития. Кстати, и у многих других ребят, с которыми мы были в дошколке и которые потом попали в коррекционку, тоже диагноза не было. Поначалу. Я хорошо помню, например, Родика. Такой веселый был мальчишка в соседней группе, постоянно какие-то игры придумывал, косячил как все. Лицо живое, глаза горящие. И вот его как раз отправили перед первым классом в коррекционку – наверное, тоже тесты плохо написал, – и я потом видел его в летнем лагере через несколько лет. Как я испугался! Это был совсем другой человек. Не знаю, как так может быть, но у него было лицо абсолютного дебила. Разве что слюни изо рта не текли. Наверняка уже и умственная отсталость, и все, что хочешь – все диагнозы. Тупой, безразличный, он больше ничего не придумывал, а слонялся туда-сюда без цели. Я тогда просто офигел и подумал, что сам был от этого на волоске. Несколько дней ходил пришибленный. Хорошо, что родился таким везучим! Тоже мог бы в коррекцию загреметь. И диагнозы бы уже стояли.

В общем, учеба меня сразу не заинтересовала. Скучно так, что просто жесть. Но в младших классах я делал то, что велят.

– Первый урок у нас чистописание, – говорила Валентина Ивановна, – открывайте тетрадки на третьей страничке.

Мы открывали, шуршали страницами. Она ждала.

– Видите чертежи? – наконец все в классе находили то, что надо. – Теперь обводите их по схеме. И с третьей по шестую страницу работаем.

Что тут может быть интересного?! Мы сидели и, кто как может, что-то там обводили. Смертная скука. Но были в классе исключения. Самородки. Когда я слышу, что все дети в детских домах не хотят и не умеют учиться, то есть такие, как я, меня это реально бесит. Конечно, нет! Все разные. И к учебе мы относились по-разному. Да, многим из нас не до школки было – кто мать из тюрьмы ждет, кого постоянно задирают, и он думает, как бы в очередной раз не огрести, кому с утра до вечера новая семья мерещится, и он сидит в баторе как на чемоданах. Да мало ли что. Но вот у нас в классе подобралась сильная компания, и были ребята, которые учились с настоящим интересом. Максим, Никита и Саша. Тимик, конечно, особо не напрягался, как и я. Дима тоже. Надо учиться, и мы сидим за партой. Все. Но вот таких любопытных у нас в классе, которые бы дополнительные вопросы учителю задавали, чего-то там больше или лучше хотели понять, я все равно не помню. Не было принято. Валентина Ивановна сама нам все объясняла, не было ни у кого лишних вопросов.