Ричард Йейтс - Нарушитель спокойствия

Потом пошли вопросы. Бывал ли Уайлдер прежде в психиатрической клинике? Оказывали ли ему когда-либо психиатрическую помощь? Пытался ли он лечиться от алкоголизма? Случались ли у него проблемы, связанные с пьянством? На работе? В семье? С полицией?

— Нет, — отвечал он на все вопросы. — Нет. Нет. Нет…

При этом он сидел смирно, с каменным лицом, и не жестикулировал. Но после вопросов они все уставились на него в молчании, видимо ожидая, что он произнесет какие-то заключительные слова в свою защиту, — и вот тут все покатилось к чертям. Одна его рука взметнулась к потному лбу и осталась там, как будто прилипнув.

— Послушайте, — сказал он, — я понимаю, что если сейчас скажу: «Я не сумасшедший», это скорее убедит вас в обратном. И все же… такова моя позиция.

Его рука снова упала на бедро, но по скрипу стула он понял, что предательски ерзает.

— Я не считаю себя безумным, или душевнобольным, или психически неуравновешенным, или как еще это у вас называется.

Во рту у него было так сухо, что он явственно ощущал каждое движение своего языка, зубов и губ в мучительном процессе артикуляции.

— Конечно, в прошлую пятницу я вел себя неадекватно — или правильнее сказать: иррационально? — но это было в прошлую пятницу. А после двух ночей полноценного сна и нескольких доз формальдегида — то есть паральдегида, вы меня понимаете, — я ощущаю себя в полном порядке и поэтому… Господи, кто-нибудь меня слушает?

Его рука снова судорожно метнулась к голове и растрепала прическу, а глаза закрылись, не в силах больше видеть эти лица напротив.

— Почему вы думаете, что вас никто не слушает?

— Да потому, что я был заперт в чертовом… потому, что само по себе это место любого сведет… я не знаю почему…

Он открыл глаза, но справиться с собственной рукой никак не удавалось.

— Послушайте, я считаю, что попал сюда по ошибке и что меня нужно поскорее выписать. Это все, что я могу вам сказать.

И вновь обстановка напомнила ему учебный класс — на сей раз в ситуации, когда студенты смущены, поскольку их преподаватель выставил себя дураком, — так что лицо его скривилось в извиняющейся гримасе, и он сказал то, что зачастую говорят преподаватели в такие минуты:

— Есть еще какие-нибудь вопросы?

— Достаточно, мистер Уайлдер, — сказал санитар, после чего он был препровожден обратно в палату, где его охватило сильнейшее желание разбить свои кулаки о стену, или дико завопить, или повторно попытаться высадить оконную решетку грязными босыми пятками. Но вместо этого он лишь ходил по коридору и курил, обещая спасение другим пациентам.

— Как все прошло? — спросил Спивак.

— Черт, я и сам не знаю.

— Это гадкие скользкие типы, ты согласен? От них мурашки по коже. А как подумаешь о той власти, которую имеют над человеческой жизнью эти ублюдки с рыбьими глазами, поневоле вспоминается ФБР, вспоминается ЦРУ, вспоминается тайная полиция нацистов…

А где-то через час его отозвал в сторонку Чарли для разговора вполголоса у двери ординаторской:

— Вы отлично справились, мистер Уайлдер.

— Что? В самом деле? Откуда вы знаете?

— Не суть важно откуда. Просто я в курсе, что вы произвели достойное впечатление. Насколько понимаю, вас после обеда должны перевести в палату реабилитации. Там приятно и очень чисто; они редко задерживают у себя пациентов дольше чем на сутки. Проведут краткую консультационную беседу, оформят все документы, вернут вашу одежду и отпустят домой. А поскольку этот день у меня выдался очень хлопотный, я могу вас больше не увидеть, так что заранее прощаюсь и желаю удачи.

Он протянул для пожатия широченную ладонь:

— И еще: хорошо, что вы так поладили с доктором Спиваком, много с ним общались, сидели рядом в столовой. До вашего появления у доктора Спивака здесь не было ни одного друга. Он славный человек, как вам известно; беда лишь в том, что он… слегка не в себе. Ну, всего доброго, сэр.

— Спасибо. Спасибо, Чарли.

Он смотрел вслед Чарли, который, удаляясь по коридору, напустился на юного красавчика в тюрбане:

— Гейл, сколько раз я говорил тебе снять с головы пижаму?! И убери свой пенис в штаны, где ему самое место. Никому здесь не интересно смотреть на твое хозяйство.

После обеда были зачитаны шесть-восемь имен, обладателям которых велели подойти к входной двери. Уайлдер был в их числе.

— Ну и дела! — сказал, приближаясь к нему, Спивак. — Как тебе удалось выкрутиться? Ты их подкупил? Шантажировал? Облизал им задницы? Погоди секунду. У меня есть кое-что для тебя.

И он полез в нагрудный карман, к которому была прицеплена все та же шариковая ручка Чарли.

— Что, еще одно письмо?

— Не угадал, пьянчуга. Это мой адрес и телефон. Если я когда-нибудь отсюда выберусь, при случае угощу тебя в баре.

— Что ж, это очень… Да, спасибо.

— Вот тебе ручка: не оставишь мне свои координаты?

Уайлдер так и сделал.

— Буду рад встрече, Спивак, — сказал он.

— Да-да, только не слишком на это рассчитывай. Я вполне могу забыть о твоем гребаном существовании уже через пару часов. Как бы то ни было, держи хвост пистолетом, Уайлдер.

— Постараюсь. И тебе того же.

Дверь отворилась, но не для того, чтобы выпустить мужчин, а для того, чтобы впустить немолодую женщину в сопровождении дюжины юных девиц в накрахмаленных бело-голубых халатах и белых чулках.

— Боже ты мой! — выдохнул Спивак. — Студентки из школы медсестер. Прелестные крошки-студентки с ознакомительным обходом.

Он отступил вглубь коридора и остановился там, широко раскинув руки на манер церемониймейстера.

— Милые девушки, я счастлив вас приветствовать! Конечно, со стороны вашего начальства было жуткой глупостью направить вас в эту палату, потому что по завершении учебы никто из вас и близко к ней не подойдет, однако же и здесь вы сможете кое-чему научиться… Все в порядке, сестра, — обратился он к их предводительнице, которая, похоже, лишилась дара речи. — Я штатный врач; я с этим разберусь. Сестрички, здесь вы можете узреть реликт из девятнадцатого века. Это отнюдь не «психиатрическая клиника» в современном понимании; это самый настоящий дурдом…

Кое-кто из девушек выглядел озадаченным, некоторые были испуганы, но большинство начали хихикать в ладошки, тем самым показывая, что они находят Спивака «интересным».

— Офицер, — обратилась пожилая медсестра к полисмену, — кто является старшим медбратом в этой палате?

— Его зовут Чарли, мэм. Мне нельзя оставлять пост у двери, но я могу послать за ним кого-нибудь. Одну минуту. Эй, вы, там!..

— …Прошу учесть, сестрички, в данной палате содержатся опасные психопаты, совершившие насильственные преступления, а также мужчины с очень серьезными психическими расстройствами, вызванными венерическими болезнями, алкоголем и наркотиками. Среди них присутствует как минимум один Иисус Христос во втором пришествии. В то же время здесь есть и люди, которым совсем не место в этом заведении. Возьмем, к примеру, мой случай: меня можно назвать местным политзаключенным. Такова политика больницы, да и медицинская политика в целом. Не думаю, что вам на курсах что-нибудь говорили про медицинскую политику, хотя вам следовало бы это знать, потому что, поверьте, это очень жестокая, очень грязная…