Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Он не думал больше о газетной заметке, которая сыграла роль запала, бикфордова шнура для огромного взрыва. И все же, не прочти он эту короткую, в шесть строк, заметку, «Карл и Анна» никогда не были бы написаны.

Илона зашла за ним. Все девять месяцев его бездействия они виделись каждый день, — двое влюбленных, желавших пожениться как можно скорее. Муж ее опять уехал в Париж, и на этот раз она получила от адвоката извещение о том, что дело о разводе начато.

Тогда было очень хорошее время, уже не ощущались так резко последствия проигранной войны. Экономическое положение не могло быть лучше, даже если бы Германия выиграла войну. Огромные суммы американских частных капиталовложений стекались сюда в прямом и переносном смысле этого слова. (С 1925 по 1929 год тридцать миллиардов.) Любой немецкий город мог получить американский заем.

Сталелитейная промышленность — барометр благосостояния индустриальной страны — и экспорт готовой продукции значительно выросли по сравнению с довоенным уровнем. Тридцать миллиардов действовали сверху вниз на весь народ.

Рождалась новая Германия. Для целой нации стала былью сказка о Золушке.

Время доказало, что экономическая мощь и экономический подъем плодотворны также и для духовной и творческой деятельности. Даже молодые художники теперь не голодали, они не только писали свои картины, но и продавали их. Меценаты озаряли светом их жизнь. Выпуск книг стал больше, чем когда бы то ни было. Новое направление — экспрессионизм, — возникшее в Германии, оказало влияние на всю европейскую литературу. Театры, опера, концертные залы были переполнены. Художники, писатели, артисты всей Европы — из Парижа, Лондона, Рима — восторгались Берлином и не хотели покидать его. Самый воздух был здесь насыщен электричеством. Многое напоминало Михаэлю предвоенное время, когда он приехал в Берлин из Мюнхена. Только жизненный поток стал теперь несравненно шире и глубже. Михаэль и его друзья отлично сознавали, что настоящее прекрасно сейчас и много обещает в будущем, они говорили друг другу: «Нам живется неплохо».

За девять месяцев Михаэль написал «Карла и Анну» — новеллу, впоследствии переведенную на все западноевропейские языки, а кроме того, на русский, древнееврейский, еврейский; бэзик инглиш и один из индийских языков. Этот успех совпал по времени со свадьбой Илоны и Михаэля, состоявшейся ранней весной 1928 года.

Вскоре после свадьбы, когда Михаэль зашел как-то в магазин кожаных изделий, чтобы купить сумочку для Илоны, с ним произошел очень приятный и волнующий случай. Глаза толстой полногрудой продавщицы — на груди даже отскочила перламутровая пуговица — засияли при взгляде на него, и она сказала:

— Вы господин Фиркант, верно? Я видела ваш портрет в газете. Знаете ли вы, что своим счастьем мы — мой муж и я — обязаны вам?

— Мне? Как же это?

— Да, вам. Мы прочли вместе «Карла и Анну», а потом поженились. Мы очень счастливы.

Михаэль не мог скрыть свою радость, услышав, что его книга оказала прямое воздействие на жизнь. Он вспомнил, что уже испытал нечто подобное двадцати трех лет от роду, в Мюнхене. Он и Анри, молодой француз, в самом превосходном настроении шли по Людвигштрассе позади какой-то супружеской четы и вполголоса напевали песенку. Мужчина, очень элегантный, во фраке и цилиндре, украдкой сжал локоть жены. Только обогнав его, Михаэль увидел, что это Франк Ведекинд, автор песни, которую они пели, и что он тщетно пытается скрыть свою радость.

(Михаэль знал и прежде, что книги могут непосредственно воздействовать на жизнь и приводить как к радостным, так и трагическим последствиям. Русская студентка, потрясенная его новеллой «Причина» — очень тяжелой книгой, направленной против смертной казни, — покончила с собой в своей комнате, на Ранкенштрассе. А незадолго перед этим депутат-социалист одного из прибалтийских государств прислал Михаэлю письмо, гдё сообщал, что неоднократно ссылался на «Причину» при обсуждении в парламенте закона об отмене смертной казни. Смертную казнь действительно отменили, и можно предполагать, что этому во многом способствовала его книга.)

Драму «Карл и Анна» Михаэль написал за три недели. Правильно построить прозаическое предложение, пластически подчеркнуть самое важное в его содержании и сделать это именно в нужном месте, — было для Михаэля и сейчас так же трудно, как и в самом начале его творческого пути; но зато короткие реплики диалога, рожденные чувством и мыслью, словно сами собой ложились на бумагу.

Даже расчет эмоциональной секунды, которая на сцене иногда может быть в десять раз дольше обычной, у него получался сам собой. Во время работы он всегда видел сцену, выход и уход героев, видел всякое их движение, выражение лиц и не уставал повторять себе, что каждый отдельный эпизод, коль скоро он должен служить дальнейшему развитию действия и росту напряжения, проигрывает в драматическом воздействии, если затянется хоть на несколько секунд или если диалог будет содержать хоть одну лишнюю фразу. Инсценировка «Карла и Анны» явилась волнующим событием в жизни Михаэля.

Работая над пьесой, Михаэль обнаружил, что способен после выматывающих нервы разговоров с Илоной немедленно отбрасывать все в сторону и продолжать работу как ни в чем не бывало. Те девять месяцев перед свадьбой, когда они каждый день виделись друг с другом, между ними чуть ли не каждый день возникали неприятные стычки.

Иногда без всякого повода дело кончалось крупной ссорой. Михаэль говорил себе, что нельзя вечно уступать, иначе этот недопустимый образ совместной жизни покажется им единственно возможным, и тогда можно распроститься со всякой надеждой на то, что отношения когда-нибудь наладятся. Но если Михаэль не уступал, — а иногда это случалось даже тогда, когда Михаэль уступал, — в доме воцарялась тяжелая, гнетущая атмосфера вражды, которая длилась много дней. Он задавал себе вопрос, неужели она не хочет оставить ему единственный выход — добиваться мира путем уступок, потому что с самого детства, живя со своей придирчивой матерью, привыкла находиться только в состоянии домашней войны. Иногда бывало и так, что Михаэль в начале очередной сцены подавлял в себе вспышку гнева, а потом взрывался в самую неподходящую минуту без всякого повода и, конечно, оказывался неправ. И как раз в тех случаях, когда с ней обходились несправедливо, торжествующая Илона становилась ласковой и приветливой. Всякую несправедливость по отношению к себе она воспринимала с большой радостью и удовлетворением, как драгоценный подарок.

А Михаэль не мог жить в состоянии вечной вражды. Выхода он тоже не видел. Семейные сцены, словно ядовитые бусины, нанизывались одна за другой и совершенно убивали всякое чувство. Он уже было решился разойтись с Илоной, когда она сообщила ему, что ждет ребенка. Это снова привлекло его к ней.