Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Словно почувствовав ее тревогу, Уэстон посылал ей телеграммы отовсюду: из Карачи и из Багдада, из Афин и из Рима. От Амстердама до Цюриха он летел не рейсовым самолетом. И с борта самолета дал телеграмму, что часам к восьми вечера приедет на машине. В Цюрихе Уэстон взял машину напрокат и сразу же двинулся в путь.

«Человеческое сердце может многое вынести: и дикий страх, и огромное счастье». Теперь Матильда знала это.

Получив телеграмму из Карачи, в которой Уэстон обещал телеграфировать ей на всем пути следования, она так околдовала булочника Фрица, что тот стал нем как рыба. Мать ни о чем не догадывалась.

Уже шесть часов вечера. Голову Матильда вымыла накануне. Теперь она уложила волосы на затылке. Четыре веснушки на молочно-белой коже почти пропали.

Матильда открыла шкаф, посмотрела на свои сокровища и покачала головой. Она надела новое светло-голубое белье и легкое, выцветшее, но изящное голубенькое платьице, которое носила еще девушкой. Все годы замужества оно провисело здесь в шкафу, так что Матильда была вправе надеть его.

Матильда никогда не решалась влиять на ход своей жизни. С семнадцати лет она безропотно подчинялась судьбе. Она взрослела очень медленно, и ее единственным советчиком и наставником было сердце — и все же к двадцати пяти годам Матильда стала женщиной, способной дарить и принимать любовь.

Погруженная в свои грезы, она шла навстречу любимому. Перед нею раскрылись две узкие дверцы. За ними был Уэстон. Матильда подошла к нему и как бы растворилась в любимом, перестала существовать. Теперь у них было одно дыхание, одни помыслы.

Сцепив руки на затылке, Матильда легла под той самой елью, под которой лежала голая в тринадцать лет и, обливаясь слезами, зачитывалась сказкой о девочке-безручке так, словно то была повесть о ее собственной жизни. И вот все сбылось: у нее снова выросли руки. К ней приезжает любимый, чтобы забрать ее с собой. Через два часа появится тот, кого она ждала с самого детства. На глазах у Матильды показались слезы: ведь радость и горе — родные сестры. «Надо признаться, я не из сильных женщин».

Стоял июнь, был теплый, ясный день. Над лугами зазвучала вечерняя песнь кузнечиков, она то замирала вдали, то становилась громче, то опять замирала. Солнце зашло. Остро запахло мхом и хвоей. Золотая стрелка часов на колокольне указывала путь к счастью.

Проехать на машине в деревню можно было только одной дорогой: недалеко от деревни дорога круто сворачивала — об опасном вираже предупреждали два больших щита. Машины медленно брали поворот. Вот у этого поворота она и будет ждать Уэстона.

Уэстон уже проехал по курортному городку чуть ниже деревни. Дорога была хорошая, сильные руки Уэстона свободно лежали на руле. Они были темно- коричневые, так же как и его ясное, резко очерченное лицо. На загорелом лице выделялись голубые глаза. За спиной у Уэстона было уже двадцать тысяч километров пути, теперь он ехал медленно, приближаясь к заветной цели своего путешествия, к цели всей своей жизни. С улыбкой он думал о том, что ему все же удалось избежать смерти, хотя совсем недавно он был на волосок от нее.

Во время полета через Азию самолет попал в ураган — Уэстон и пилот могли объясняться только жестами и взглядами. Спасаясь от бури, они поднялись на большую высоту, но горячий вихрь заставил самолет снизиться; бушующую тьму то и дело прорезали молнии. После многочасовой борьбы со смертью в орбите урагана и за ее пределами пилот и Уэстон обменялись дружеским рукопожатием, по достоинству оценив хладнокровие друг друга. И тут Уэстон рассказал пилоту, что во время первой мировой войны, лет в восемнадцать, он и сам служил в авиации.

Теперь он ехал в открытой машине и поглядывал по сторонам. Он знал: каждый изгиб горы, каждый кустик на дороге были хорошо знакомы Матильде. Вот, значит, где она росла, в какой благодати. Когда покажется первый дом, он остановит машину и спросит, где живет Матильда, а потом увидит ее. На секунду в Уэстоне поднялось чувство горячей благодарности к судьбе — как хорошо, что она сохранила его для этой встречи.

На повороте гулял ветер. Теплый, напоенный ароматами лета. Он безжалостно растрепал недавно вымытые волосы Матильды. Она повязала голову красной косынкой. Теперь в своем выцветшем ситцевом платьице Матильда походила на деревенскую молодку, которая поджидает у околицы своего дружка.

Развевающаяся юбка Матильды билась между коленями. Молодая женщина плотнее сдвинула ноги, и тонкий ситец облепил все ее стройное тело. А ветер, тихонько посвистывая, словно радуясь проделанной работе, вновь улетел.

На повороте — отвесная скала врезалась в шоссе острым клином — опять стало тихо. Со скалы, поросшей травой и колокольчиками, сбегал чистый, как слеза, ручеек. Вечерело. Долина была объята глубокой тишиной. Слышалось только журчанье воды.

Матильда уже издалека узнала загорелое лицо Уэстона. Он приехал! О боже, он приехал! Она подняла руку. Сердце ее билось где-то в кончиках пальцев, она держала свое сердце в высоко поднятой руке.

Уэстон сбавил ход — он увидел поворот и девушку на обочине шоссе. Очень медленно машина вошла в вираж.

Матильда была так же тиха, как этот вечер. Стянув косынку назад, — косынка походила теперь на красный капюшон, на котором покоился тяжелый узел волос, — она вышла на середину дороги.

За мгновение до этого Уэстон узнал ее. Он остановил машину. Казалось, он заехал сюда из города на часок только затем, чтобы поболтать с Матильдой.

— Как мило с вашей стороны, что вы вышли ко мне навстречу.

Матильда с трудом улыбнулась.

— Вы ехали дольше, чем я шла… Я беспокоилась за вас, очень беспокоилась.

— Как жаль, что я вам доставил такие волнения.

— Да, да, я ужасная трусиха.

Они пошли по лугу.

— К сожалению, я не могу пригласить вас к себе, — сказала Матильда с улыбкой. — Мама еще ничего не знает. — Поколебавшись секунду, ока добавила: — Я ни с кем не хотела делиться своим счастьем.

Окрыленный этим признанием, Уэстон взял ее за руку.

— А когда мы ей скажем? Завтра?

Матильда молча кивнула.

Жизнь шла своим чередом. Стрекотали кузнечики; замолкали на секунду и снова принимались стрекотать; двое кузнечиков вдруг оказались совсем рядом с ними. Кое-где в траве уже зажглись светлячки.

Из кустов вылетела птица и быстро помчалась наискосок к лугу. Матильда замедлила шаг. Она посмотрела на Уэстона так, словно хотела удостовериться, действительно ли это он.

— В ваших глазах целый мир.

— Да, Матильда, в моих глазах ты!

Матильда улыбнулась, и с ее плотно сжатых губ слетел чуть слышный крик счастья, такого же глубокого, как горе. Она наклонила голову.

— У вас очень длинные волосы.