Упырь Лихой - Славянские отаку

Задрот на сладкое вывесил фото Егора — худого блондинистого еврея, жрущего шаурму на скамейке в заброшенном парке (где позже за кучей мусора в кустах сирени все и случилось). На вопросы, кто этот голодный жиденок, поганец ответил загадочным молчанием. Наконец, отаку разбрелись по кроваткам, жалуясь, что спать осталось два часа. Минетчик объявил, что «еще погамает», он мог дрыхнуть хоть весь день.

Глядя красными глазами в окно электрички, Егор вспоминал вчерашний день. Его сотрудники увидели в новостях запрет на хентай и радостно обсуждают, как теперь начнут сажать педофилов и «заднеприводных». Он вынужден тупо ржать вместе с ними, хотя борется с желанием придушить каждого по отдельности.

Недавно в офис привезли новую кофемашину, и весь «бомонд» с ланчбоксами собрался в переговорной вокруг нее. Кадровичка Анечка, которая литрами дует кофе и читает спам. Сергей Сергеич, который прячет в запароленной папке порнуху с ледибоями. Бухгалтерша Оксана, старуха сорока пяти лет, которая не вылезает из калтактика [37] Сленговое название социальной сети «Вконтакте». , называет себя «Оксаночка» и заигрывает со старыми мужиками. Начальник ПТО Анвер, безграмотный хам, которого наняли месяц назад по непонятным причинам. Жируха Мариночка, которая хамит посетителям на рецепшен и носит колорадскую ленту. Типаархитектор Толик, который величает Егора замкадышем. Типаинженер Эльдар, который стебется над Егором из-за отсутствия тачки, хотя сам ездит на зубиле. Все эти мрази ненавидят «заднеприводных» и рыгочут про «парашу», «зашквар», «либерастов». Маркетолог Наташа более благосклонно относится к «заднеприводным», говорит, что они «тоже люди» и предлагает величать их геями.

— Вечно вы, бабы, защищаете петушню, — злится Анвер, потея от возбуждения и почесывая пузо. — Ну что баба может знать о педерастах? Есть хорошее, точное слово для таких — «педераст».

— Не бабы, а женщины! — негодуют бабы.

В отделе маркетинга разрываются телефоны, но девицы оттуда уже прискакали сюда, в «избу-читальню», как называет это место Егор. Они ходят всем табуном — и попить кофе, и покурить, и пожрать, и «попудрить носик».

Егор вспоминает, что вчера у него был день рождения. Он спускается в столовую, а столовая, между прочим, соединена с коридором бизнес-центра узкой перемычкой, где находится туалет для посетителей. Он долго выбирает пирожные. Все должно выглядеть естественно и не вызывать подозрений по запаху. Выбор падает на «наполеон». Он покупает целый поднос и удаляется в сортирную дверь. Сидящих за столиками клерков это не удивляет, они сами часто выносят обед через «кишку», за что их ругает судомойка Гюльчехра. Егор толкает дверь с надписью «запрещается выносить посуду за пределы столовой».

Егор ставит поднос на забрызганный столик под мрамор, в который вмонтирована раковина. Он судорожно вспоминает свой любимый роман Паланика, «Боку-но пико», ролики с горячим хохленком, который штырит себя бутылкой в зад. Теплые капли падают на поднос, Егор заботливо распределяет их зубочисткой и перемешивает с кремом, остро пахнущим ванилином. Присыпает слоеной крошкой.

«Тортик, это же настоящий тортик!» — пищит Анечка пять минут спустя. Егор достает бутылку армянского коньяка, у него в ящике стола лежит еще две таких, купленных по акции в «Ашане». Анвер по-хозяйски наливает пойло в пластиковые стаканчики. На огонек заглядывает замдиректора, в расход идет вторая бутылка. «Наполеона» хватает на всех, сотрудники становятся братьями и сестрами по зашквару.

Егору кажется, что все это не на самом деле. Он как будто смотрит со стороны на офисное быдло, жрущее его сперму.

— Это сколько тебе стукнуло, тридцать пять? — Эльдар хлопает его по плечу. — Бабу тебе надо, ба-бу. И квартиру поближе к центру, раз меня не слушаешь.

— У меня там воздух чище, — бурчит Егор. — И вообще, мне фиолетово, где жить. Зато я лапу не сосу из-за ипотеки, как некоторые.

Почти для всех тут жилье — больной вопрос, и Егор, пожалуй, имеет больше свободных денег, чем любой из офисного быдла. Все ему должны, кто две, кто пять, кто десять штук. Процентов двадцать звонков, идущих в отдел маркетинга, — от банков и коллекторов, потому бабы и не берут трубку по утрам. Егору самому звонит какой-то махмуд и требует, чтобы Эльдар вернул двести тысяч, а не бегал от долгов, как вонючий пес. Кстати, ланчбоксы — один из симптомов бедности, брать столовскую еду для них уже слишком дорого, аванс потрачен, а до зарплаты еще два дня.

— И жениться я не собираюсь, индивидуалки стоят меньше, — добавляет Егор.

— Фу, пошляк, — надувает толстые губы Оксаночка.

— Для меня самое важное — личная свобода, — куражится Егор. — Захотел — поехал в отпуск, захотел — шоссейник себе купил, захотел — сходил в ресторан с друзьями. Вот моя бывшая мне шагу ступить не давала.

Никакой «бывшей» не существует, Егор ненавидит и боится женщин, этих стервозных и непредсказуемых особей человека с двумя мешками жира впереди.

Замдиректора Григорий Никитич, седой грузный дядя, которому впору уже думать о душе и простате, начинает учить Егора обращаться с бабами. Он рассказывает несколько историй, как ходил налево, и ему за это ничего не было от жены, только однажды он перепил, вернулся домой в три часа ночи, решил поблевать, упал и разбил башку об унитаз. И тогда эта бесчувственная женщина сказала: «Так тебе и надо, свинота» и оставила его лежать до утра в коридоре.

Егор смотрит на его блестящий от жира нос и думает, какого хера Григорий вываливает эти подробности. Видимо, стареющим мужикам очень важно, чтобы их считали альфа-самцами.

— Ладно, пойти, что ли, поработать? — потягивается Анвер, скрипя черным офисным стулом, коих миллиарды по всему миру. Когда он встает, стул падает. Остальной «бомонд» тоже разбредается по местам, Егор идет в свой закуток за стеклянной перегородкой, где стоит сервер. Все давно настроено и работает, разве что бухгалтершам требуется помощь эникейщика или у Анвера в очередной раз слетит ключ на ломаном автогаде. Егор здесь и за сисадмина, и за программиста 1С, и за взломщика САПР, и за няньку. Он считает, что занимается хуйней, и хотел бы реализовать свои знания и умения. Он уже трижды забанен на хабре, где быдлокодеры критиковали его ПО. В «нормальную» компанию его пока что не берут, потому что он не признает яву. Егор считает, что жаба — язык неандертальцев по сравнению с «плюсами», но работодатели с ним не согласны и включают это дерьмо мамонта в обязательные требования к соискателям. За десять лет бесполезного сидения у сервера он прочитал сотни книг — в основном российских, с устаревшими библиотеками, с ошибками в примерах. Егор подозревает, что корректорши еле умеют включать компьютер, и все эти точки с запятой, пробелы, кавычки, скобки, слеши для них — китайская грамота, так что опечатки переползают из книги в книгу, даже если она выдержала, допустим, уже шесть изданий. Он утешает себя мыслью, что благодаря опечаткам научился лучше анализировать код и думать своей башкой, а не копипастить готовые решения. Отечественным книгам он теперь предпочитает американские, купленные на «Озоне».