Виктория Токарева - Дом за поселком: Рассказы и очерк [сборник]

— Деньги давали тебе, а не Рязанову, — возразили ходоки.

— Ну не знаю… — неопределенно ответил Афонин.

— А мы знаем, — сказали чеченцы. Повернулись и ушли.

Это была угроза. Афонин понимал: ему предоставлен выбор — деньги или смерть. Очень не хотелось вытаскивать деньги из французского банка «Сосьете женераль». Деньги были нужны сыновьям на обучение, родителям на лечение, себе на старость.

Отцу требовалась операция на сердце. Такие операции хорошо делали в Германии. У нас в России тоже делали, но не умели выхаживать. Реабилитация — нуль. Результат — гроб. Да и гробы воровали из могил, если хороший, дорогой.

На свою страну надежды нет. А на чужую страну нужны деньги, и немалые. Два миллиона от чеченцев были очень кстати.

Афонин ходил несколько дней с плохим настроением. Потом немножко успокоился. Вряд ли эти люди в хороших костюмах и с хорошим русским языком решатся убить живого человека, тем более такого симпатичного, как Александр Афонин.

Афонин ждал неизвестно чего и надеялся на то, что все рассосется само собой. Человеку свойственно верить в лучшее.

Двое молодых парней в черных шапочках, надвинутых на брови, шли по пустырю, который упирался в забор.

Последние полгода Александр Афонин жил в новом доме, который он построил на границе санатория. Его дом лицом смотрел на липовый парк, а спиной выходил на пустырь. Дом отличался от соседних блочных строений, в которых жили простые граждане, к номенклатуре не относящиеся. Афонин создавал эти апартаменты специально для себя и своего окружения.

Первый этаж — гостевой, для друзей и дальних родственников, которые приезжали с Урала. Второй этаж — его личные покои. Третий этаж — для семьи. Роскошь, удобство, буквально Голливуд.

В подвале дома размещались подсобные помещения: котельная, прачечная. Окна на уровне с землей плюс электрическое освещение.

Жена Афонина считалась счастливой женщиной. Кто еще так живет?

Никто. Но она вела себя скромно, не выпячивала свои завоевания, а потому не раздражала окружающих.

Парней в шапочках дом не интересовал. Их интересовал подвал. В подвал вела пологая лестница и дверь. Дверь была заперта, что естественно, но не существует неприступных замков. Все открывается правильными отмычками. У парней был набор отмычек и крепкие нервы.

Они легко справились с препятствием и вошли в подвал. Достали ружье с оптическим прицелом, вырезали стекло в узком окне и стали ждать. Хотели закурить, но передумали. Решили не отвлекаться. Сосредоточились.

Афонин вышел ровно в половине девятого утра. Он всегда выходил в это время, садился в машину и отправлялся на работу. Так всегда, так и сегодня.

Афонин подошел к машине.

Один из парней, тот, что пониже, нажал на курок. Афонин упал. Всё. Дело было сделано. Заказ выполнен.

Двое парней не торопясь зачехлили ружье и убрались из подвала так же, как и вошли. Через дверь. Плотно прикрыли за собой, чтобы щель не бросалась в глаза.

Оказались на пустыре. Их никто не видел, поскольку время раннее и место пустынное. Они вышли на дорогу, ведущую в соседнюю деревню. Сняли шапочки, сунули в карман куртки. Ветер шевелил волосы, обдувал лицо. Было хорошо.

Справа — заросший пруд, в нем дружным хором квакали лягушки. Размножались. Слева — церковь. Ее долго достраивали, расширяли помещение. Теперь там просторно. Идут службы. Собираются, как правило, старухи, которые верят в Бога. Молодые верят в себя, поскольку есть силы.

Вечером по телевизору объявили об убийстве государственного чиновника и показали его портрет крупным планом.

Я замерла возле телевизора. Афонин спокойно смотрел, чуть-чуть укоризненно, как будто говорил: «Эх вы…»

И в самом деле: что такое деньги? Гора бумаги. А здесь — целая человеческая жизнь, данная Богом. Деньги можно заработать, а жизнь повторить нельзя.

Афонин смотрел с экрана — молодой, в расцвете сил. Где-то за тридевять земель лежали его деньги, за которые он заплатил жизнью.

Время катилось вперед. Девяностые годы получили название «лихие». Они ушли в прошлое вместе со стрелками, бандитскими разборками, малиновыми пиджаками, вместе с тяжело пьющим президентом.

Сейчас другой президент и другое время.

Павлуша вырос. На даче не появляется. Я его редко вижу, но продолжаю любить в нем того, маленького и писклявого.

Тончик тоже вырос. Продолжает жить в кирпичном доме. Почему бы и нет?

Я иногда вижу его в липовом парке. Мы встречаемся глазами. Тончик смотрит смело, чуть улыбаясь. Потом здоровается:

— Здравствуйте.

Я отвечаю:

— Добрый день, — и иду дальше.

Оборачиваюсь и провожаю его глазами. Рассматриваю. Тончик похож на отца, но выше ростом и более породистый, если можно так сказать о человеке. Роскошный Тончик. Он никуда не уехал. Остался в своей стране. И правильно сделал. Будет улучшать генофонд.

Тончик тоже оборачивается, вероятно, чувствует мой взгляд.

Вечер. Дорога. «Мерседес».

В «мерседесе» за рулем — предприниматель Михаил, довольно молодой и вполне симпатичный.

Михаил нажимает кнопку приемника. Машина наполняется ритмичной музыкой. Поют цыгане — хорошо, бездумно.

Вдруг музыку прорезает телефонный звонок. Михаил выключает приемник, подносит к уху мобильный телефон:

— Да! Это ты, Коваленко?

— Это я, — отзывается Коваленко. — Спросите, зачем я звоню.

— А мне и спрашивать нечего, денег хочешь на халяву.

— Почему на халяву? Наши деньги честно заработаны. Объект окончен.

Нам надо ехать домой. Нас семьи ждут.

— Так езжайте. Кто вас держит?

— Мы приехали в Москву на заработки. Мы хотим получить свои деньги. А вы нас кидаете.

— У меня сейчас нет. Товар застрял на таможне. Что, нельзя подождать?

— Сколько же можно ждать? Мы так не договаривались.

— Будут деньги, я сам тебя найду. Не звони мне больше!

Михаил бросает трубку. Включает цыган, но настроение испорчено. Едет злой.

Машина подъезжает к дорогому дому.

Михаил поднимается на лифте. Входит в свою квартиру.

Домработница Зина помогает ему раздеться. Осторожно спрашивает:

— Михаил Алексеич, вы не могли бы мне дать зарплату? Мне надо кредит погасить в банке, а вы уже два месяца не платите.

Михаил злобно разворачивается:

— Вы что, сговорились? Всем надо деньги, деньги… Я вам что, нефтяная скважина, которую вы качаете?

— Какая скважина? Я свою зарплату прошу. Я и так у вас за копейки работаю без выходных.

— Ты уволена! Ищи другого хозяина, если я тебя не устраиваю.

Зина растеряна.

— Чего стоишь? — орет Михаил. — Собирайся и уходи!

— А деньги как же?

— Я тебе позвоню. У меня есть твой телефон.

Зина уходит в слезах.

Михаил идет в комнату и громко возмущается: