Валерий Роньшин - Последний поезд метро со станции «Отчаяние»

— Ну сколько можно… — морщится акробатка Нелли.

— Уж и пошутить нельзя, — недовольно бурчит дядя Паша, вставая с земли и отряхиваясь.

Я два раза всхлипнул и разрыдался.

Акробатка Нелли нежно погладила меня по голове. Провела рукой по глазам и губам. Я жадно целовал ее прохладные пальцы.

— Нелли, я… Нелли… я так одинок… Нелли… мне грустно… Нелли… я убил свою любовь… Нелли… Нелли…

— Ничего, милый, ничего, — похлопала она меня ладонью по щеке. — Все поправимо. — И, оборотись к дяде Паше, сухо бросила: — Нам пора.

— Не смею задерживать, не смею задерживать, — засуетился дядя Паша. — Благодарю за внимание. Приятно было пообщаться. — Обхватив мои плечи, он троекратно поцеловал меня в губы. Голос его снова был развязен: — Ну, студент, помнишь, как у Пушкина Чехов писал: «На сцене три сестры и дядя Ваня»? Так что: фемина-море аниме. Не поддавайся бабам!.. Понял, студент?

Метро находилось в десяти минутах ходьбы. Еще можно было что-то изменить. Но меня вдруг охватило чувство полнейшего безразличия к собственной судьбе. «А-а», — подумал я обреченно. И все.

Мы спустились по эскалатору вниз. С первого взгляда стало ясно, что за публика здесь собралась. У белой колонны стояла заплаканная девочка. Сидел бледный старик на скамейке. Молодая девушка стремительно шла нам навстречу. Мы посторонились. Она прошла мимо.

Как это ни странно, я был абсолютно спокоен. Я принял решение. Все остальное должно было произойти само собой.

— Знаете, — признался я акробатке Нелли, — а ведь я пишу рассказы.

— Я вас не понимаю, — недоуменно глянула она. — К чему вы это?

— Нет, ну… — растерялся я. — Просто подумалось, что можно было бы сочинить про все это рассказ и назвать его: «Последний поезд метро со станции „Отчаяние“».

— Поздно, — ответила акробатка Нелли. — Все кончено.

У самого края платформы стоял водитель трамвая номер 43. Он напряженно всматривался в темный проем тоннеля.

Я подошел к нему.

— Здравствуйте. Вы тоже решили… уехать?

Он даже головы не повернул.

Подул ветер. Спустя минуту подкатил поезд. Двери отворились. Мы вошли в последний вагон.

И двери закрылись.

Ехать оказалось совсем недалеко. В какой-то момент погас свет. Радужное сияние разлилось по лицам и стенам… Затем свет снова загорелся.

Состав замер.

— Поздравляю с благополучным прибытием, — то ли в шутку, то ли всерьез сказала акробатка Нелли.

Мы вышли из метро на улицу. Здесь, судя по всему, стояла глубокая осень. Косо летел мокрый снег. У перекрестка в мегафон кричал милиционер:

— Закончили переход! Закончили! Не видите, что ли, красный горит!

— Вот это да, — сказал я, накидывая на голову капюшон куртки. — Все, как на том свете.

— Это и есть тот свет, — напомнила мне акробатка Нелли.

— Раз мы здесь, — рассудительно произнес я, — то этот свет автоматически становится для нас тем, а тот — этим.

Акробатка Нелли подняла руку, останавливая такси.

— Не старайтесь казаться умнее, чем вы есть на самом деле, — сказала она.

Мы поехали на вокзал. У билетных касс никого не было. Я взял себе кресло. Поезд отходил через десять минут. Мы прошли на перрон и остановились у вагона.

Снег перестал. Начался дождь.

— Ну ладно, — сказала акробатка Нелли. — В случае чего вы знаете, на кого надеяться.

— На кого? — не понял я.

— На Бога, милый. На кого ж еще.

— Я скоро вернусь, — сказал я.

Она медленно покачала головой.

— Вы никогда не вернетесь. Здесь нельзя вернуться.

Из дверей вагона выглянула проводница. Выкинула на платформу огрызок яблока и снова скрылась. Прошел придурок, толкая впереди себя тележку с пустыми ящиками.

— Сторонись! Сторонись! — гундосил он. — Слушаться надо шофера. Би-би-би!

Люди, спешащие на поезд, расступались.

— Пока, — сказал я как можно беспечнее. — Я отправляюсь в дальний путь, но сердце с вами остается.

Акробатка Нелли ничего не ответила.

А когда я прошел в вагон и посмотрел в окно, ее на перроне уже не было. Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Почти неощутимо тронулся поезд.

— Здорово, жопа, — раздался знакомый бас у самого уха.

Я открыл глаза и приподнялся на локтях. Рядом со мной, в соседнем кресле, сидел… дядя Паша. Естественно, абсолютно пьяный.

— Как вы здесь оказались?! — смотрел я с удивлением.

— Очен-це даже просто, студент, — ухмыльнулся он беззубым ртом. — Взял да и помер вчера ночью. А вот как ты сюда попал, молодой, интересный? Говорил же я тебе: не поддавайся бабам!

— А мне плевать! — с вызовом сказал я.

— На что наплевать?

— На все!

— Вот мерзавец! — с восторгом одобрил дядя Паша. — Куда едешь?

— Никуда. Катаюсь.

— Ну дай тогда тысчонку, — безо всякого логического перехода потребовал он. — Отдам.

— Вы сначала его рублей отдайте.

Дядя Паша уставился мне в лицо оловянным взглядом.

— Да ты чо?! — с угрозой в голосе сказал он. — Пашке не веришь, гнида казематная!

— Верю! — ответил я и пошел в другой вагон.

— Господа! — заорал вслед дядя Паша. — Берегите русскую классику!! Привет гвардейцам Ильича!!!

…Городок не представлял из себя ничего особенного. Густо дымили заводские трубы. Церквушка прилепилась на бугре. И даже кладбище имелось с могилами.

Каркали вороны.

Автобусная остановка была там же, где и всегда. Подошел старый автобус. Единственная дверь открывалась с помощью механического рычага. За рулем сидел бывший водитель трамвая номер 43.

— Был у Ван Гога, — вместо приветствия радостно сообщил он. — Хвалит мои рисунки. Советует продолжать.

— Поздравляю, — сказал я.

Мы поехали…

Потянулись каменные домики, потом деревянные, потом встал густой лес по обе стороны от дороги. На редких остановках садились старухи с рюкзаками и в кирзовых сапогах; садились, слезали, снова садились… Проехали одну деревушку, вторую, третью, лаяли собаки, бегали куры, и снова лес… лес… лес… Автобус тащился еле-еле… Я сидел на жестком сиденье и томился, чувствуя, как эта черепашья езда выматывает всю душу.

— Гос-с-поди, — иногда вслух выражал я свое недовольство. — Ну что ж мы так медленно едем?

— А куда нам спешить? — беспечно отвечал ученик Ван Гога. — Впереди — Вечность.

Наконец свернули на грунтовую дорогу.

Автобус проехал еще метров пятнадцать и уперся в зеленые ворота с красной звездой. В салон, где я находился в гордом одиночестве, легко заскочил молоденький солдатик со штык-ножом на ремне. Я показал ему свое летное удостоверение, которое носил с собой неизвестно зачем все эти двадцать лет. И вот пригодилось. Он мельком глянул и махнул кому-то в окно рукой. Ворота медленно поползли вправо. Автобус миновал контрольный пункт и поехал дальше. Опять сплошной стеной встал лес. Потом потянулись домики, вначале деревянные, затем каменные, и, наконец, за окнами явился Дом офицеров — безвкусное сооружение с кривыми колоннами.