Владимир Злобин - Гул

— И что же этот ваш Тырышка?

— Да ничего, — пожал плечами Рошке. — Живым даваться не захотел. Моя пуля вошла ему прямо в глаз.

У Верикайте отлегло от сердца. Разговор был не по его душу.

— То есть вы утверждаете, что известный на весь фронт комиссар Олег Романович Мезенцев оказался завербован белобандитами? Зачем же он тогда придан ЧОНу? Почему им не займется ЧК?

— Дело в том, товарищ Верикайте, что Мезенцев способствовал освобождению одной старой противницы советской власти, самарской эсерки Ганны Губченко. Ее должны были расстрелять за подготовку нескольких террористических атак. Вы знаете это вечное эсерское нытье, мол, социализм у нас ненастоящий, рабочая власть иначе выглядит, вот прочитайте-ка декларацию Чернова, а как склонишься над ней, так в спину еще и бомбу бросят. Партия крестьяшек — что с них взять? В общем, благодаря своему имени Мезенцев любовницу освободил. Удалось ликвидировать только Аркадия Губченко, идеолога группы. Есть достоверные сведения, что Ганна Аркадьевна перебралась в Тамбовскую губернию и напрямую стоит за кулацким восстанием. Вы же понимаете, что им командуют не народные самородки, а офицерье с эсерами? Да о чем говорить! Наши полки треплет не сброд, а такая же армия, да еще при погонах и штабах. Что, крестьяшка с хутора Абрашка додумался до полкового деления? Конечно нет! И не кажется ли вам странным, что в Тамбовскую губернию вслед за Губченко-младшей отправился сам Мезенцев? По всей видимости, между ними имеется сговор. Вы в курсе, товарищ Верикайте, что на стоянках антоновских банд мы находим копии приказов, которые отпечатываются здесь, в Тамбове? Вы знаете, что бандиты прекрасно осведомлены обо всех наших шагах? Стоит только разработать план по окружению злобандитских сел, как на следующий день антоновцев в них и след простыл! Это не дело рук крестьяшек. Они читать не умеют. Это означает только одно: существует хорошо отлаженная агентурная сеть, которую, возможно, возглавляет Олег Романович Мезенцев.

Верикайте даже улыбнулся, а потом осек губы — не выдал ли своего волнения? Получается, они с чекистом будут присматривать за комиссаром, а не наоборот? А что, если Рошке сообщил то же самое Мезенцеву, только уже о том, что предателем является Верикайте?

— И что требуется предпринять?

— Наша с вами прямая обязанность — следить за Мезенцевым, не отступать от него ни на шаг и попытаться разоблачить провокаторскую сеть. Возможно, она тянется до самого верха, вплоть до контрреволюционеров в тамбовском штабе. Скорее всего, на месте Мезенцев попробует связаться с бандитами или предпримет попытку перейти на их сторону. Если же мы ошиблись, Олег Романович ничего не должен узнать. Незачем расстраивать героя ложными подозрениями. Такое вот нехитрое уравнение. Вам есть чем дополнить сказанное? Быть может, вы знаете что-то еще?

Верикайте непринужденно ответил:

— Откуда? Я ведь только что введен в курс дела.

— Действительно. Это я так. На всякий случай. Осторожность — очень точное чувство. — И Рошке подозрительно сощурился. — Еще хотел спросить, а почему ваш бронепоезд называется «Красный варяг»?

— Так мы же с балтийских берегов прикатили. Много латышей, литовцев, русских, немцы есть... Считай, варяжский интернационал. Сейчас, правда, почти все из русских. Война.

Рошке повернулся лицом к монастырю и рассеянно заговорил:

— Жаль. Великая сила большевизма в том, что он не замечает народов и их гордости. Он дает ответ всему человечеству сразу, не вдаваясь в историю королей. Да что там! Мы масштабней, чем Бог. Нет ничего удивительного в том, что ЧК заседает в монастыре. Тем более большевизм выше национализма. Он хочет его перешагнуть, оставить позади. Указать подлинно миссию, которая шире Туркестана или Украины. Однако с каждым днем ход революции замедляется. Она спотыкается о красных варягов, о буденовки, о военспецов, о патриотизм... Красный бронепоезд пытаются загнать в черносотенное стойло. Каждый день мы вынуждены работать в подвалах. Не сочтите за пафос, но мы там прошлое останавливаем. Ликвидируем энтропию. Это когда Вселенная остывает. Революция проиграет тогда, когда начнет говорить о национальной гордости, великих народах, о русских, когда вместо товарищей вновь появятся братья и сестры.

Мы не хотим возвращения назад. А чего хотим? В салонах читают про ананасы в шампанском. В деревнях поют о светлоокой красавице и тарантасе. А о чем поем мы? О том, что разрушим целый мир и построим новый. Чувствуете разницу? Поэтому, право слово, нелепо стрелять по старому миру из «Красного варяга» — будто дореволюционный крейсер какой. Там и до Александра Невского недалеко, и до царских генералов, до Суворова и героев империалистической. Энтропия разрастется, и мы угаснем. Все вернется на круги своя. Деньги, целование флага. Война Родины номер один против Родины номер два. Не правда ли, дурновкусие? Назовите лучше бронепоезд именем Розы Люксембург. Забавно ведь: имя женщины — на борту смертоносной машины. Не находите?

...Евгений Верикайте вспоминал разговор у монастыря, сидя в штабной избе. Пожалел комполка, что не обматерил чекиста, посоветовавшего переименовать любимого друга в честь иностранной бабы. Это ж надо так не разбираться в паровозах! Но неужто комиссар и вправду ушел в лес, чтобы перейти в повстанье? Может, почуял комиссар партийное недоверие и решил переметнуться к эсеровскому подполью? Да только кто его там примет? Особенно после того, как Олег Романович расстрелял половину Паревки. Хотя если Мезенцев не вернется из леса, то вопросы могут возникнуть уже к самому Верикайте.

С окраины Паревки долетели выстрелы. Зачихал пулемет, и по улице с улюлюканьем проскакали. Штаб подскочил и принялся спешно опоясываться. Верикайте схватил шашку и, еще опираясь на винтовку, первым выбрался из избы, чтобы увидеть, как мимо промчалось что-то жуткое и темное, то ли на коне, то ли на четырех лапах. Жуть, как при джигитовке, свесилась с коня, страшно, почти сладострастно протянулась своей шеей к шее Верикайте и клацнула возле уха черными зубами. Верикайте поднял костыль и разрядил мосинку в конника. Тот сжал коленями лошадь и сиганул через плетень. Из коня в прыжке выпали то ли кишки, то ли испуганная лепеха: наверное, выстрел разнес животному круп.

Всадник, отвесив назад клокастую голову, понесся через огороды:

— Догоняй, начальник! Знаем твою тайну! — и чем-то щелкнул.

Комполка вело щелканье, которое скорее раздражало, нежели пугало. Верикайте метался по улочкам, пытаясь выковылять на затихающие крики. Щелк! Щелк-щелк! Почему, черт возьми, в гуще боя слышится это мерзкое щелканье?! Да и кто напал? Неужто Антонов пожаловал? Он же разбит вот уже как несколько дней! Или это Мезенцев навел партизанский отряд на спящую Паревку? Ведь он, только он мог догадаться о тайне Верикайте! Ах, этот Мезенцев! Ах, негодяй! Почему же Рошке его не застрелил? Да где же этот чертов бой? Почему мы не отвечаем?