Тейлор Рейд - Навсегда разделенные

Он выключил радио, как только мы свернули на скоростную автостраду.

— С меня хватит новостей о пробках на дорогах, — объявил он. — Будем развлекаться старым-добрым способом.

— Это каким же?

— Разговорами.

— Ааа.

— Узнаем побольше друг о друге. Как давно ты живешь в Лос-Анджелесе?

— Пять лет. Переехала сюда сразу после университета. А ты?

— Девять. Переехал сюда как раз за высшим образованием. Похоже, мы окончили универы в одном и том же году. Где училась?

— В Итаке. Мои родители учились в Корнельском университете 5и хотели, чтобы я пошла по их стопам, однако после экскурсии по Корнелу я поняла, что Итакийский университет мне подходит больше. Пару месяцев я слушала медицинский курс, а потом осознала, что не имею ни малейшего желания становиться врачом.

— А почему ты до этого думала, что хочешь быть врачом?

Мы мчались по автостраде, и Бену уже не требовалось сосредотачивать всё свое внимание на дороге.

— Мои родители — врачи. Мама — главврач в городской больнице, отец — там же нейрохирург.

— Нейрохирург? Звучит грозно, — заметил Бен.

— Он вообще грозный мужчина. И мама тоже не проста. Они не обрадовались тому, что я сменила специализацию.

— О, они у тебя из тех, кто и дома начальник? Да еще и трудяги?

— Трудяги каких поискать. Только я не такая. Я работаю для того, чтобы жить, а не живу для того, чтобы работать. Мне нравится принцип: отработал свое — отдыхай и радуйся жизни.

— Но их это не устраивает?

Я пожала плечами.

— Для них жизнь — это работа. Не удовольствия. Не радость и смех. Даже не любовь. Только работа, и всё. Думаю, отцу б о льшую радость приносит не спасение жизней, а нахождение на вершине постоянно развивающейся и меняющейся области. Наверное, для моих родителей жизнь в какой-то степени заключается в прогрессе. Библиотечное дело и рядом не стояло с передовыми науками. Но что они могли поделать? Они мало мной занимались. В общем, когда я сменила специализацию, это стало для нас всех… переломным моментом. Им больше не нужно было притворяться, что они меня понимают. Мне больше не нужно было притворяться, что я хочу того же, чего хотят они.

Я ни с кем прежде не откровенничала об этом, но не видела причины скрывать от Бена правду. Однако после всего рассказанного мне стало немного не по себе. Я смутилась, осознав, насколько открылась ему. Отвернулась и уставилась в окно. Встречные машины шли сплошным потоком, но создавалось ощущение, что мы летим сквозь город.

— Это печально, — отозвался Бен.

— И да, и нет. Мы не очень близки, но мои родители счастливы по-своему, а я — по-своему. Мне кажется, это — главное.

— Ты совершенно права, — кивнул Бен. — Права и умна.

Я рассмеялась.

— А что насчет тебя? Какие у тебя родители?

Бен тяжело вздохнул, не отрывая взгляда от дороги.

— Мой отец умер три года назад, — грустно сказал он.

— О боже. Мне так жаль.

Бен бросил на меня короткий взгляд и продолжил:

— Он умер от рака. Это была долгая битва, и мы все знали, чем она закончится. Так что были к этому готовы.

— Не знаю, хорошо это или плохо.

— Я тоже, — выдохнул Бен. — У мамы сейчас всё хорошо. Ну, знаешь, насколько может быть хорошо, когда ты потерял любимого человека.

— Даже не могу себе этого представить.

— И я не могу. Я потерял отца, поэтому знаю, как это тяжело, но я не могу представить, каково это — потерять свою половинку, самого близкого и любимого человека на свете. Я переживаю за нее, хоть она и настаивает, что с ней всё в порядке.

— Естественно, ты не можешь не переживать за нее. У тебя есть братья или сестры?

Бен отрицательно покачал головой.

— У тебя?

— Нет, сэр, — пошутила я.

Мне редко встречался кто-то, кто был единственным ребенком в семье. Приятно, что мы с Беном в этом схожи. Когда я говорила, что у меня нет ни братьев, ни сестер, то морально готовилась к тому, что мне или посочувствуют, или решат, что я избалованная девица.

— Круто! Два единственных ребенка в семье! Я знал, что ты мне подойдешь. — Бен небрежно шлепнул по моей ладони своей, держа одну руку на руле.

— Так ты хотя бы намекнешь, куда мы едем? — спросила я, наблюдая за тем, как он с одной автострады ушел на другую.

— За мексиканской едой, — коротко ответил Бен.

Мы успели дважды сыграть в игру «Двадцать вопросов» и разок в «Я шпион», когда наконец добрались до места нашего назначения. Это была хижина. Вот прям буквально. Хижина посреди дороги под названием «Кактусовые Тако». Я скисла, в то время как Бен весь светился.

— Приехали! — воскликнул он, отстегнул ремень безопасности и вышел из машины.

Пока я собирала свои вещи, он обошел автомобиль и открыл мне дверцу.

— Оу! Благодарю! — Я повысила голос, чтобы Бен услышал меня сквозь пиканье, напоминающее о том, что дверь хорошо бы закрыть.

— Не за что.

— Хм. Это и есть то самое таинственное местечко? — спросила я, встав рядом с ним.

Бен закрыл за мной дверцу, и пиканье прекратилось.

— Знаю, что его вид не впечатляет. Но ты сказала, что готова к приключениям, а тут подают самые вкусные тако, какие я когда-либо пробовал. Ты любишь орчату?

— А что это такое?

— Напиток из молока, риса и корицы. Ты просто обязана его попробовать. Поверь мне — тебе понравится.

Мы пошли к прилавку, где продавали тако, и Бен положил ладонь мне на поясницу, мягко меня направляя. Этот его жест был настолько естественен и мне было так уютно, что захотелось развернуться в его руках. Захотелось прижаться к нему всем телом. Но вместо этого я встала у прилавка и уставилась в меню.

— Если ты не против, — ладонь Бена скользнула с моей спины на плечо, — то я сделаю заказ за тебя. Я ни в коем случае не умоляю твоего права на выбор блюда, просто я был здесь так много-премного раз, что знаю это меню наизусть.

— Да ради бога, — ответила я.

— Что ты предпочитаешь? Курицу, говядину, свинину?

— Никакой свинины.

— Никакой свинины? — притворно ужаснулся он. — Шучу, шучу. Тоже ее не люблю. Ладно! — Бен радостно потер ладони. — Perdón? — обратился он в окошко к мужчине за прилавком. — Queria cuatro tacos tinga de pollo y cuatro tacos carne asada, por favor? Queso extra en todos. Ah, y dos horchatas, por favor.

Мужчина показал ему размер орчаты, красноречиво спрашивая взглядом: «Тебе точно нужно два таких?», и Бен кивнул:

— Sí, sí, lo sé. Dos. Por favor.

Не знаю почему, но в это мгновение он был совершенно неотразим. Может потому, что обладал знаниями, которых я была лишена (испанского языка), а может потому, что говорящие на иностранном языке мужчины казались мне безумно сексуальными (и тут я ни капли не кривлю душой). В общем, не знаю, в чем было дело, но знаю точно, что стоя там и не понимая ни слова из разговора, я думала о том, что Бен Росс — самый сексуальный мужчина на свете. Он был так уверен в себе, так спокоен.