Пал Сабо - Пядь земли

Конечно, ружье — тоже штука хорошая… Вот если вернется Пер, кузнец… Стержень стальной у Гезы есть уже, и приклад подобран…

Словом, из-за этих дел Геза нынче дома.

Шагал он домой из полиции, и мир ему таким казался хорошим!.. В кооператив зашел, табаку подкупить. А в кооператив товар поступил, вся лавка ящиками заставлена. Лавочник как раз один ящик вскрывает, с пиленым сахаром.

Смотрит Геза на сахар, который в ящике куда белей и красивей кажется, чем так. Удивительно все-таки, до чего люди к красивому тянутся. Один, скажем, цветы приносит той, которую любит, потому что и цветы красивы, и та, кого любит он. Другие покупают апельсины, то, се… А Геза — не такой, как все. Он — особый. У него и ума больше, чем у других; а от ума и доброта происходит (как цыпленок от курицы); доброта же обращается на того, кого любишь. Любит он, конечно, жену свою, Лили. Причем его любовь — это тоже не то, что любовь обыкновенных людей. Это его, Гезы, любовь… Так вот он размышляет, стоя в кооперативной лавке и глядя на ящик с сахаром. Почему-то — бог знает почему! — в белизне этой видится ему белая кожа Лили… Да и вкус у сахара, можно сказать, точь-в-точь как вкус жениных губ.

— Почем будет такой ящик? — спрашивает Геза, тыча ящик носком сапога.

— Ящик-то? Сейчас… Пятьдесят на пять… Пятьдесят пенгё. Да сам ящик восемьдесят филлеров. Всего пятьдесят пенгё восемьдесят филлеров. Да только членам кооператива! А то ведь набегут всякие…

— А я что, не член, что ли? Дай-ка мне целый ящик, который не открыт еще. Запиши, потом расплатимся…

Короче говоря, входит старый Тот в горницу, а там, на полу, стоит разбитый ящик, и сахар высыпается из него грудой. Лили с визгом, с хохотом бегает вокруг стола, волосы растрепаны; сахар и в руке у нее, и во рту… А Геза, высунув язык, пытается ее поймать. Увидев свекра, Лили испуганно прыгает на диван. Спиной к стенке прижимается, юбку на коленях одергивает, глаза опускает конфузливо. Геза же остается, где был.

Что ни говори, а побаиваются в доме старика.

— Что это у вас тут? Делать, что ли, нечего? — и смотрит на гору сахара, не понимает ничего. Думает, Геза кучу денег нашел или с мельницы приехал.

— Я только-только домой пришел… в полицию вызывали. Да там все в порядке; вот переоденусь и пойду. Наверное, уже перевернули наши сено… после обеда соберем, сколько успеем…

— Ладно… я не затем. Я вот что… Ну ладно, скажу при твоей жене. В общем… выборы скоро. Старосту будут выбирать… Все готовятся. Как ты думаешь, что мне-то делать?

— Что? Да то, что… надо, чтобы вы стали старостой.

— Хорошо, да ведь…

— Я знаю. Я устрою. Вы мне только скажите.

— Ну, словом… если деньги нужны или что, так ты не стесняйся!..

— Я? Хо-хо…

Так вот и стал Геза у отца любимым сыном. А надолго ли — видно будет.

Правда, Ферко в хозяйстве лучше разбирается, чем Геза… зато Геза насчет политики ловчей. А это тоже дело немалое. Особенно когда старостой хочешь стать.

С тех пор как последний раз рыхлили, ни разу не было дождя; на кукурузе листья обвисли, затосковали. Зато пшеница хорошо твердеет, и рядки на покосе сохнут в два счета. Скосят мужики траву, через два дня пошевелят, а еще через день-два можно копнить и стога ставить. Травы в этом году стоят густые; дожди в конце мая низкотравье выгнали в рост. Так что даже на солончаках хорош сенокос, и делать там ничего не надо, только жди, смотри, потом коси. Теперь вот собирай. Да вози, в стога складывай.

Некоторые сразу после дождей все скосили; да напрасно. Не оправдался их расчет: слабым было еще сено. Кто не спешил с косьбой, вдвое больше получил. Да кто ж может сказать наперед, что лучше? В другие годы, бывает, протянешь с косьбой — и потеряешь на этом. Засохнет трава на корню. А теперь вот… Одно слово: человек предполагает, а бог — или погода — располагает.

У Красного Гоза тысяча пятьсот квадратных саженей под лугом; сена он получил много: сорок две копны. Когда высохнет, это центнеров двадцать будет. Да на арендованной земле третий раз уже косит люцерну. (Земля эта дешево обходится: за полхольда платит он в год семь пенгё, а землю арендовал на семь лет.) Так что корм на зиму обеспечен. С этим все в порядке.

Чуть не за каждой травинкой наблюдает Красный Гоз; душой болеет за каждое растение, каждый колосок. Что было бы, если б не удалась трава? Не знает, что тогда было бы… Две коровы с теленком ждут эту траву, да к сентябрю еще один теленок появится… Ну ладно, сено есть, это главное… А если да кабы — над этим еще успеет поломать голову.

Сено в деревне в случае нужды не очень-то купишь: в каждом дворе есть корова, часто еле-еле хватает корма до весны. А весной выгоняют скотину на пастбище: пусть ищет себе корм, если найдет. Мужики же с надеждой смотрят на солончаки: если не подведет погода, оправдает себя земля. А подведет… — лучше и не думать, что тогда…

Три огромных стога поставил Красный Гоз; вдвоем с Марикой собирали, таскали, складывали. Йошка сверху стоял, Марика подавала аккуратно. Хороши получились стога. Только средний чуть кривоват. И то потому, что не там слез Йошка, где надо было. Не рассчитал. Ну ничего, стоять будет; только вот издали он грустным каким-то выглядит, будто голову на грудь повесил…

Все луга уставлены стогами: издали взглянешь — будто облака, севшие на землю, или будто узлы на затылках у баб. Кузнечики трещат в траве: идешь по лугу, а они так и сыплются из-под ног, словно кто зерно бросает направо и налево. Много кузнечиков в этом году.

Жарко, душно; тени от стогов еле хватает, чтобы спрятаться, да к тому же комары звенят, досаждают.

Красный Гоз нынче в поле — накануне сухой ветер дул, надо взглянуть, не растрепал ли стога. Да нет, все в порядке. И тот, кривой, хорошо стоит, вроде даже еще и примял его ветер. Однако Красный Гоз не только из-за этого пришел; позавчера, когда копны таскали, подметил он кое-что… Бросилось ему в глаза, что очень уж крепкие, сильные сорняки вымахали вдоль канала, на свежей насыпи.

Всего месяц, как выкопали сливной канал — и надо же, какая сочная, мясистая трава вытянулась по берегам. Негустая, правда; да ведь выросла, вот что интересно, и все еще растет. Что за трава, неизвестно… вон она, тянется вверх, листья в стороны раскинула.

А это большое дело. Значит, неправда, что бесплодна солончаковая земля; надо только найти способ, чтобы заставить ее родить. Ведь никогда еще, пока свет стоит, не бывало, чтобы на солончаке что-то росло, кроме травы, которая как корм, конечно, хороша, да одна беда: мало ее и не всегда родится…

С весны много раз обходил Красный Гоз свой луг, смотрел, что к чему. Неплохой луг, и по величине, и так. Особенно нынче, когда уставлен он скирдами… А насколько был бы он лучше, если б и здесь, как на других делянках, волновалась под ветром пшеница или кукуруза поблескивала бы каплями росы…