Александра Миронова - Я оставлю свет включенным

– Вы идите, а я подожду.

Странно, но даже после поцелуя они все еще были на «вы».

– Но мне бы хотелось зайти в дом вместе с вами, – вдруг заупрямился обычно покладистый Генрих. – Знаете, я толком даже не знаю, как это объяснить, но мне кажется, что усадьбе не хватает жизни, что ли. А мне очень хочется почувствовать себя живым, хотя бы ненадолго. Вы понимаете, о чем я?

– Да, понимаю, – кивнула Анна. – С темными окнами дом похож на маску смерти.

– Это потому, что вы боитесь темноты, – вздохнул Генрих.

– Возможно, – не стала спорить Анна, – но я боюсь туда входить.

– Хорошо, подождите меня здесь, – не стал настаивать Генрих, уверенно отпер ворота, распахнул их и медленно направился по извивающейся дороге через парк.

В этот момент Анне показалось, что она бы жизнь отдала за то, чтобы хотя бы пройтись по этой дороге вслед за ним. Дороге из своих снов. Она даже сделала шаг вперед, но остановилась, вцепившись руками в кованую решетку, которую уже начинала разъедать ржавчина. Ветер взметнул подол ее темного льняного платья. А затем произошло чудо.

Дом вспыхнул миллиардом огней и стал похож на кукольный домик, который ей когда-то, тысячу лет тому назад, смастерил отец. Свет в одно мгновение преобразил усадьбу, и Анна с удивлением отметила, что все деревья в парке увиты гирляндами. Феерия света сделала старый дом похожим на праздничную открытку.

Ноги сами понеслись вперед. Анна шла по извилистой дороге, все ускоряясь, и в какой-то момент засмеялась от счастья. Шорох гравия, запах хвои, плавные изгибы дороги были точно как в ее сне. Не выдержав, она даже припустила бегом.

Генрих стоял на пороге и улыбался довольной улыбкой:

– Как тебе сюрприз?

– Сюрприз? – не поняла запыхавшаяся Анна, впрочем, отметившая, что Генрих перешел с ней на «ты».

– Ну да, пока я маялся от скуки в больнице, я попросил кое-кого украсить парк гирляндами и починить все освещение. Если ты останешься здесь со мной, то свет всегда будет включен.

Дом был готов даже раньше, чем Глафира рассчитывала. Совместными усилиями очистить участок и вырыть фундамент удалось меньше чем за две недели. А сад обещал снова стать роскошным через несколько лет.

В этот раз она подошла к планированию более грамотно и не просто втыкала в землю все, что могло цвести и плодоносить, а разбила участок на секторы. Возле входа были высажены цветы, которые должны были создавать праздничное настроение у любого входящего в ее жилище. Розы, пионы, георгины, астры и даже пассифлору – все это Татьяна привезла Глафире со своей дачи, где саженцы просто тихо умирали, а вот у Глафиры ожили и разрослись.

Получив прощение и признание жителей, Татьяна приняла самое деятельное участие в процессе восстановления жилья и за короткое время даже обменялась телефонами с несколькими тетушками и поговорила по душам с родителями многих учеников, которых до этого момента в глаза не видела. Эдуард оказался прав: рыбе без стаи не выжить. Особенно такой, как Татьяна. Стоило ей попасть в струю, как жизнь снова побежала по венам.

Поляну, на которой обычно накрывали стол для гостей, было решено оградить вечнозелеными кустарниками, из которых в будущем можно будет создавать интересные фигуры. Григорий Антонович в честь новоселья подарил Глафире гипсовую скульптуру обнаженной Афродиты, которую скульптор лепил с женщины, явно щедро одаренной природой.

Дарил от чистого сердца, и Глафира, хихикнув, водрузила сокровище между двумя кустарниками, целомудренно прикрыв все возбуждающие ненужный интерес места платками и водрузив на нос красавицы старые солнцезащитные очки.

Дом привезли раньше, чем обещали. Он был небольшой по площади, но настолько толково спланирован, что места там должно было хватить не только Глафире и ее четверым детям, но и гостям. Глафира оповестила общественность, кто автор проекта, и не проходило ни дня, чтобы Анна не выслушивала комплименты в свой адрес, а Генрих, постоянно болтающийся где-то неподалеку, не раздувался от гордости за нее.

На третий день стройки Анна Ивановна вместе с Генрихом официально переехали в усадьбу, наплевав на то, что скажет доктор и подумают другие обитатели «Особняка». Впрочем, Анна всю жизнь на это плевала, с чего бы ей начать оглядываться на пороге смерти? Она знала, что счастье не продлится долго, болезнь все настойчивее давала о себе знать. Анна стала забывать какие-то вещи, которые, как ей казалось раньше, были записаны на подкорке. Пока это касалось книг и музыки, она старалась не расстраиваться, но и не лгать себе: скоро она забудет дочь с внучкой, а возможно, и Генриха. Но пока этого не произошло, нужно сполна насладиться поздним счастьем.

Они много гуляли, Генрих рисовал, она критиковала или же просто сидела рядом с книгой в руках, время от времени кидая взгляд на холст и закатывая глаза к небу.

Даня жил с ними, и спустя короткое время Анна Ивановна уже не могла противиться его обаянию. Человек-праздник, так и не повзрослевший мальчик. В доме постоянно были гости, а Жоржик носился туда сюда и лаял как оглашенный.

Дни они проводили на стройке, а каждый вечер читали друг другу в библиотеке, после чего принимались спорить до хрипоты. И как только спорщики переходили на повышенные тона, словно из ниоткуда появлялся Даня с предложением «посмотреть киношку».

Анна пробовала отказаться, но спорить с Даней было сродни попытке остановить мчащийся на всех парах паровоз. Он тащил компьютер и принимался знакомить «родственников», как он их называл, с современным кинематографом. Анна даже увлеклась и искренне удивлялась, как это она пропустила.

Глафира бывала в усадьбе практически каждый день. Готовила на кухне для тех, кто помогал ей на стройке, постоянно ругаясь с Даней, путавшимся у нее под ногами. Сам он пытался всеми возможными способами стройки избежать, но это было невозможно. Каждое утро на пороге усадьбы появлялся Марк, и Даня шел на строительство, как агнец на заклание.

Марк был единственным, кто беспокоил Анну Ивановну. То, что он любил Глафиру, было видно невооруженным взглядом, но его любовь была из тех, что сжигает. И Анна боялась, как бы чего плохого не вышло.

Марк следовал за Глафирой словно тень и не спускал глаз с Дани, что сильно тревожило Анну Ивановну, но она старательно, даже слишком старательно гнала от себя плохие мысли. Ничто не должно было помешать ей греться в лучах позднего счастья.

Как в ту поездку в торговый центр, кажется, это было около недели тому назад, Анна Ивановна уже была не очень уверена в датах.

Они поехали вчетвером. Она, Глафира, Марк и зачем-то Даня. Почему последний оказался с ними в машине, она не знала, точнее, не помнила, ведь никакого интереса к дизайну интерьеров Данила не проявлял. Но он сидел рядом с Марком, пытался шутить и балагурить, впрочем, безуспешно: Марк одним взглядом пресекал любые попытки развеять атмосферу. В конце концов Даня сдался и замолк.