Сергей Соболев - Мост Её Величества

— Эммм… — Николай остановился. — Млин, я забыл захватить термос с какао.

— Я взял оба термоса. — Я поправил ремень наплечной сумки, затем слегка подтолкнул товарища в плечо. — Не вздумай сдриснуть по дороге.

— А я что, ира?.. — Николай прибавил ходу. — Это… я пока еще не проснулся, ира. Да и тяжело вот так, в первый раз.

— Скажу кое-что, что наверняка взбодрит тебя, дружище. И поможет тебе проснуться.

— Ну?

— Джито вчера сказал, что все, кто не ездят на «ворк», могут уматывать.

— Ээээ… То есть, Папаня?..

— Если не будешь ездить на работу — хотя бы два-три раза в неделю, то окажешься на улице.

Мы завернули на Дерби. До устья следующего переулка — место сбора — осталось не более сотни шагов.

«Уик-энд? — мрачно думал я. — Это понятие из какой-то другой жизни… Пакгаузы и местные фермерские хозяйства в большинстве своём работают без выходных. А это означает, что и мы, гастарбайтеры с серыми от усталости и недосыпания лицами, работаем без оглядки на день недели и время суток».

На календаре девятый день месяца мая. Много лет назад в этот день, если брать по московскому времени, закончилась самая разрушительная в истории Европы война. Если бы мы были у себя дома, на родине, я отправился бы с цветами сегодня на мемориальное кладбище, где захоронены без малого семь тысяч бойцов Красной армии, освобождавших от фрицев в 45-м наш город. На той страшной войне у меня погибли оба деда. Бабушка по линии мамы потеряла двух детей в возрасте четырех и шести лет — мои оставшиеся на всю жизнь малолетними дядя и тётя… В наших семьях, моей и Татьяны, до 9 мая дожило меньше, чем было убито, умерло и пропало без вести.

Отнести цветы на мемориальное кладбище, помянуть павших — дело хорошее, правильное. Есть много других хороших и правильных дел, равно как есть другие места, где я предпочел бы сейчас оказаться.

Рефлексию, мысли о высоком можно оставить для лучших времен; я заставил себя переключиться на сегодняшний день.

Транспорт приехал с десятиминутным опозданием. По очереди ныряем в пахнущее солярой и сырой одеждой нутро вэна. Сначала прибалты — Саулюс и Альгис. За ними Тень, — этот притормозил у открытой люковой двери, так что мне пришлось втолкнуть его в проем. Замыкающим проследовал я сам.

Джимми не глушил двигатель; не успела еще люковая дверь встать на место, как он тронулся. Кроме нас четверых и водителя в салоне еще трое: Биту и двое поляков. Одного из них, крупного, кряжистого парня я немного знаю — зовут его Роберт, пару раз пересекались на пакгаузе; у него же я на прошлой неделе купил три пачки контрабандных «мальборо» по два с половиной фунта за пачку. Второй мне незнаком.

Вэн покатил в сторону второго моста через Итчен, который я про себя называю «понтонным». Наметанный глаз — а он у меня уже наметан — то и дело выхватывает в негустом, учитывая субботний день, утреннем потоке рабочие транспорты: такие же бэушные вэны, как тот, в котором передвигаемся мы. Почему их не замечает городская полиция? Или дорожная полиция? Интересный вопрос.

Саутгемптон в последние несколько суток захлестнул многолюдный поток гастеров. «Боссы», распоряжающиеся также по договорам субаренды «работными домами», уплотняют временных жильцов, подселяют в каждый такой дом тех, кто прибыли для работы на «фармах» и «манорах» — в среднем, по два-три человека в каждый такой дом. Сезон сельхозработ в этом году начинается на две недели позже, чем это обычно здесь происходит. Задержка случилась по погодным условиям: весь апрель среднесуточные температуры держались на несколько градусов ниже нормы.

Мы с Николаем устроились в кормовой части вэна.

Мой приятель все еще не может прийти в себя. Я его, кстати, прекрасно понимаю. Мне тоже пришлось не сладко, когда я впервые забрался в вэн, отправляющийся на овощной пакгауз, когда совершенно неожиданно для себя вдруг оказался в шкуре гастрабайтера…

Под одежкой, в кошеле, сделанном руками Татьяны, хранятся триста шестьдесят паундов — восемнадцать купюр «двадцатками». Настроение нынешним утром у меня намного лучше, чем в предыдущие дни.

Нашего босса выпустили из местного СИЗО еще в понедельник. Вчера, в субботу (а не в пятницу, как здесь практикуется), Джито, а также его помощники — Джимми и Биту, развозили конверты с деньгами по «работным домам». Сто пятьдесят паундов индусы высчитали с нас за проживание за две предыдущие недели — по двадцать пять с носа в неделю, за троих, включая Николая. Двадцатку Джито отминусовал сам (за протекцию мне в плане приработка на фруктовом пакгаузе). Сто двадцать они нам задолжали еще за ту неделю, когда, собственно, арестовали нашего босса.

В конвертах, которые мы получили с Татьяной, в общей сложности оказалось восемьсот пять фунтов.

Мы пробыли в общей компании — в гостиной — не более получаса. Я опрокинул рюмку «смирновки», чтобы не обижать отказом босса, привезшего наличку. Татьяна пригубила из фужера красное вино (индусы привезли спиртное с собой). Потом мы поднялись наверх, к себе; заперли дверь на ключ и разложили полученные дензнаки в два кошеля. С учетом того, что Таня заведует еще и повседневными расходами, включая деньги на сигареты и питание, выделенная на эти цели сумма — восемьдесят пять фунтов — перекочевала в ее носимый кошелек.

За две предшествовавшие нынешней — за эту заплатят только в следующую пятницу — недели удалось показать результаты, близкие к местным рекордам. Это не мои слова, так сказал сам Джито, когда передавал мне конверт.

Так, на позапрошлой неделе по данным с пакгаузов я отработал в общей сложности восемьдесят семь часов (по моим записям — девяносто три). На прошлой — девяносто шесть (по моим записям — сто два часа). Татьяна — она работала преимущественно на «овощном» — по данным Джито отработала соответственно сорок восемь (пятьдесят два по нашим подсчетам) и шестьдесят семь (семьдесят один по записям жены).

Остаток в семьдесят паундов Джито пообещал присоединить к следующей пятничной выдаче. Я сказал «боссу», что нам недоплатили еще, по меньшей мере, за двадцать часов. То есть, «контора» нам с Татьяной осталась должна еще шестьдесят монет. Джито, ухмыльнувшись, заявил, что он использует при расчете текущих выплат работникам данные с установленных на пакгаузе контроллеров, а потому все вопросы — к «компьютеру».

Эти подсчеты сильно меня утомили; глаза налились свинцом. Вэн перемахнул через мост на восточную сторону.

Я вытащил из сумки небольшую плоскую подушку — очередное ручное изделие моей жены. Придерживая «думку» правой рукой, занял ставшее уже привычным положение: откинулся лопатками на заднее сидение, коленями уперся в другое кресло, а затем, чуть наклонившись вбок, приткнулся щекой к подушке, которая частично амортизировала вибрацию.