Эмили Барр - Вся правда и ложь обо мне

– Алло? – это Мишель.

Я говорю «маминым» голосом. Все уверяют, что наши с ней голоса по телефону не различить.

« Маминым ». Этот голос не мамин. А моей приемной матери. А по телефону мы говорим одинаково потому, что она воспитала меня.

– Привет, Мишель, – отзываюсь я, – это Фиона. Звоню из-за границы.

– А, ясно, – говорит она, – привет. У вас там все хорошо?

– Да, спасибо. Хамфри в порядке?

– С виду с ним все нормально. Он в гостиной, я закрыла его там, пока не закончу. Не хочу раньше времени сажать его в переноску.

– Да, конечно. Правильно.

Хорошо бы она поднесла Хамфри к телефону, хоть он и будет молчать. Но как об этом попросить, я не знаю. А я бы послушала, как он дышит.

– Мишель, – вместо этого продолжаю я, – можно попросить? Об одном одолжении?

– Конечно, дорогая.

– Так вот, для этого тебе понадобится зайти в кабинет. Сможешь?

– Уже иду.

– Там есть шкаф для бумаг. Можешь открыть верхний ящик?

– А что надо найти?

– Свидетельство о рождении Эллы, – мой голос дрогнул.

– Понятно. Переключу тебя на громкую связь. Минутку.

Я молчу, потому что понятия не имею, что там, в шкафу для бумаг. Пусть посмотрит сама.

– Так, поищем… – через пару минут говорит она. – Какой у тебя здесь порядок, Фиона! Нашла ваши с Грэмом свидетельства. А где бумаги Эллы? В конверте, на котором написано ее имя?

– Да. Правильно. В нем самом. Заглянешь в него?

Как ни странно, но я ухитряюсь вести разговор сдержанно, как обычно делает Фиона Блэк, хотя по щекам слезы текут ручьем.

– Так. А, это свидетельство об удочерении… А я и не знала, что Элла не родная.

– Да. Об этом мы никогда не говорили.

На этих словах мой голос срывается, приходится на несколько секунд отвести трубку телефона от лица и дождаться, когда я немного успокоюсь.

– Но это не секрет, – добавляю я. Теперь не секрет. – А свидетельство о рождении тоже там? Или одно только свидетельство об удочерении?

– Я вижу здесь только один документ – об удочерении, дорогая.

– Сможешь прочитать его? Мне надо кое-что уточнить.

– Как скажешь, дорогая.

Я рискую, искушая судьбу. Это ясно, как день. Ну и что.

– В нем сказано: « Элла Шарлотта Блэк, пол женский, дата рождения – 17 ноября 1999 года, место рождения – Бирмингем. Усыновители – Грэм и Фиона Блэк …» и ваш адрес. Минутку… « Дата решения суда об усыновлении – 8 января 2000 года ». Вот уж не знала! Само собой, это строго между нами. Ты как – ничего, дорогая?

Не могу говорить, просто роняю телефон на пол. Сворачиваюсь клубком на постели и обнимаю обеими руками колени. Я не знала. Не имела ни малейшего понятия. Они не говорили мне. Это же моя жизнь, а они мне не сказали. Все это время свидетельство хранилось в шкафу для бумаг, найти его было проще простого, а я не додумалась.

Я родилась в Бирмингеме.

А не в Кенте.

Родилась в 1999 году, меня удочерили в 2000 году. Прошел миллениум, а мне так и не сказали правду.

Вся моя жизнь – сплошная ложь.

Кто-то за дверью. Я смотрю на нее. Слышу звуки, потом кто-то нажимает дверную ручку, но дверь не открывается, потому что я заперла ее изнутри. В дверь стучат, голос моей мнимой матери зовет: «Элла?»

Мой мир разбился вдребезги. Мой мир всегда был кучей осколков. А теперь вся видимость улетучилась и на первый план выступила моя жизнь, которая оказалась совсем другой.

Ненавижу их. Ненавижу всей душой. Ненавижу в них все. Ненавижу за то, что они врали мне. Они же знали, что когда-нибудь я все узнаю. Если верить письму, моя биологическая мать ищет меня. Ей не разрешат разыскать меня, поэтому я сама найду ее . Пытаюсь сделать вдох.

Мне нужна моя темная сторона.

СВАЛИ ОТ НИХ.

Да. Видеть их не могу. Но они уже здесь .

ПОШЛИ ИХ ПОДАЛЬШЕ.

Надо сосредоточиться. Чтобы действовать правильно.

Я знаю, что должна уйти от них. Хватит с меня. Подбираю с пола телефон и кладу его на базу.

Собираю свой паспорт, мобильник, все наличные, какие удалось найти, кое-что из одежды, и запихиваю все это в сумку. Прихватываю кредитную карту, которая нашлась в сейфе, – в надежде, что пин-код угадаю так же легко, как код сейфа. Беру свою зубную щетку, пасту и дезодорант. Засовываю их в сумку и только после этого отпираю дверь и смотрю на них, на этих людей, которые притворялись моими настоящими родителями.

– Ну как ты?…

Взглянув на меня, мама умолкает. Потом долго всматривается в мои глаза, и я отвечаю ей взглядом в упор. Слезы льются по моим щекам, я молчу – пусть они скажут. Действовать способен только папа – или не папа, а человек, которого я считала отцом. Он смотрит поверх моей головы на открытый сейф. Закрывает глаза, делает несколько вдохов-выдохов и снова открывает.

– Так, Элла… – говорит он и обнимает меня за плечи.

Я вздрагиваю и стряхиваю его руку.

– Ладно. Пойдем выпьем кофе в кафе через дорогу. Или что-нибудь покрепче. И все обсудим. Мне очень жаль, мы не хотели, чтобы все вышло вот так. Ты должна была когда-нибудь узнать, мы были обязаны рассказать тебе.

Я молчу. Мне кажется, что больше я никогда не смогу с ними разговаривать. Смотрю, как он убирает бумаги обратно в конверты, а конверты – в сейф. Письмо от мистера Вокса у меня в сумке, но этого я ему не говорю. Он, похоже, не замечает, что моего паспорта нет рядом с их паспортами. Вижу, как он прикрывает дверь и запирает ее. У него трясутся руки.

Беру лист бумаги и ручку с эмблемой отеля, пишу на ней номер своего мобильника, прибавляя в начале +44. Сворачиваю лист и кладу в карман. Они, кажется, ничего не замечают.

Мама как статуя. В лице ни кровинки. Она внезапно стала похожа на старуху. Или как будто у нее инсульт. Хорошо бы и правда инсульт. Чтобы она умерла.

Хватаю сумку и выхожу за ними из номера. При любой попытке кого-нибудь из них дотронуться до меня вздрагиваю и отшатываюсь. И не смотрю им в глаза. Плевать мне, что они переглядываются поверх моей головы: я им не родная и никогда не была родной.

Я – благотворительный проект.

Эксперимент.

И, кажется, провальный.

Не слышу ничего, кроме шума крови в ушах и звона в голове – громкого, будто сработала пожарная сигнализация. Вся моя жизнь горит. В ожидании лифта веду внутренний диалог с Бэллой – совсем не такой, как мы с ней вели прежде.

УБЕЙ ИХ.

Думаешь?

ТЫ ВЕДЬ ХОЧЕШЬ.

Не могу. Как и чем?

МОЖЕТ, ПРОСТО СТОЛКНУТЬ В ШАХТУ ЛИФТА?

В шахте лифта – лифт .

Я спотыкаюсь, потому что плохо вижу, папа спешит поддержать меня, я отступаю, останавливаюсь поодаль, прислонившись к стене, и жду, когда приедет лифт.

Я в огне. Пылает все, что есть во мне, что составляет меня, все мое «я». Я как чей-то дом в новостях: взвивается пламя, происходит трагедия, все меняется, и вот перед нами уже почерневшее пепелище. Скоро и я превращусь в обугленные останки, в пустырь, в ничто. А пока мы с Бэллой горим.