Эмили Барр - Вся правда и ложь обо мне

«Неважно, ясно тебе это или нет, нет сомнений в том, что Вселенная расширяется, как ей положено.

Нет сомнений в том, что Вселенная расширяется, как ей положено.

Вселенная расширяется» [1] Макс Эрманн «Desiderata» ( Здесь и далее прим. пер. ). .

И Бэлла оставила меня в покое. Теперь я ограничиваюсь только словом « Вселенная ». Повторяю его снова и снова.

Бэлла ушла.

У меня шевелятся губы, но кажется, с них не слетает ни звука.

Я должна быть хорошей.

Быть хорошей.

Быть нормальной.

Я

должна

быть

нормальной.

Улыбайся.

Надо

улыбнуться .

– А, привет, Лили, – говорю я. Голос слегка дрожит, но слова вроде бы те, что надо. – Эм-м… не входи!

Под конец я срываюсь, как раз когда она входит в комнату. Она замирает. Я делаю неуверенный шажок к ней и сажусь на кровать, потому что меня не держат ноги.

– Ой, Элла… – Лили прелесть. Она теряется: я раньше на нее не рявкала. – С тобой все хорошо? Мне твоя мама разрешила подняться к тебе. У тебя же теперь нет мобильника, вот я и зашла… – Я вижу, как она замечает мой телефон, лежащий на кровати. – А, так его вернули?

– Да. Вернули. М-м.

Будь нормальной .

– Извини. – Я тщательно выговариваю это слово так, как сделала бы Элла. – Кот притащил птичку. Ужас, как жестоко. Меня аж затошнило. Извини. Лучше не входи. Пришлось избавить ее от мучений. Я… была… вынуждена…

Приходить в себя слишком трудно. С каждым разом все труднее. Однажды я не справлюсь. Однажды застряну в Бэлле. Ей только того и надо. А я этого не вынесу. Только бы этого не случилось никогда.

Звон в ушах постепенно слабеет, потом почти умолкает. Мир снова обретает четкость.

– Вот дерьмо гадское, – отзывается Лили. Ей меня не понять, и я даже объяснять ничего не стану. Вдруг она не захочет больше дружить со мной, а она мне нужна. Она мне нужна . Она часто меня выручает, даже не подозревая об этом. – Ох, бедная Элла! У меня салфетки есть. Сейчас дам.

Она направляется ко мне. Хамфри припадает к полу, потом срывается с места, проскальзывает у ее ног и вылетает из комнаты на лестницу.

Я тяну Лили к себе, чтобы она села рядом со мной на кровать, и обхватываю ее лицо руками. Только бы она не увидела, что я натворила. От ощущения ее пружинистых волос между пальцами я успокаиваюсь. Я сейчас с Лили.

– Нет, правда, – говорю я, глядя ей в глаза. – Не смотри. Я сама все уберу. Может, сбегаешь вниз и попросишь у моей мамы пластиковый пакет?

У меня начинается икота. Только этого не хватало. Раньше с Бэллой было гораздо легче справиться. Я никогда не подпускала ее к Лили. Но в последнее время становится все хуже и хуже.

– Конечно. Вот дерьмо. Бедная ты бедная, Элла.

Она обнимает меня, и я всего на миг придвигаюсь к ней, уткнувшись лицом в ее плечо. Ее распущенные волосы щекочут мне лицо. Я льну к ней, а потом заставляю себя отстраниться.

Она выходит, а я берусь за голову. Это ужас, я так больше не могу. Джек, наверное, тоже задумался, почему я выпроводила его. А Лили вошла в мою комнату и застала там Бэллу. В следующий раз будет еще хуже, и об этом станет известно всем. В голове туман, не могу унять дрожь, но нужно обязательно убрать улики. Нельзя, чтобы Лили узнала, да и Джек тоже.

Им знать нельзя.

Им

знать

нельзя.

Не прикасаясь к несчастной расплющенной пичужке, я заворачиваю ее в реферат по истории. Меня трясет, из свертка вылетает перышко. Поддеваю ногой валяющийся на пути учебник, пытаюсь собрать рассыпавшиеся перья, хотя вообще-то надо бы как следует пропылесосить ковер.

Мама обрадуется, увидев, что я ни с того ни с сего схватилась за пылесос. Так что в итоге все будут хоть немного довольны.

Возвращается Лили с пакетом, я сую туда сверток с птицей и почти все собранные перья.

– Сейчас, только руки вымою.

Лили завязывает пакет и несет его вниз, а я запираюсь в ванной и пытаюсь дышать так медленно, что даже голова кружится. Мою руки, не жалея мыла. Плещу в лицо холодной водой с мылом, потом мажусь увлажняющим кремом, чтобы кожа стала мягкой и гладкой. Снимаю с глаз макияж. Дышу. Вдох. Выдох. Глубокий вдох. Глубокий выдох. Закрываю глаза. Вспоминаю, как расплющила птичку. Бэлла обрадовалась, а Бэлла – часть меня.

Не хочу, чтобы такое доставляло мне радость.

Не хочу быть наполовину Бэллой.

Не хочу, чтобы она разрасталась во мне.

Не хочу быть человеком, который плющит птичек молотком.

Не хочу быть такой девчонкой.

– Элла! – зовет она, стоя у подножия лестницы.

Я заметила: после того, что случилось в среду, ко мне в комнату Лили старается не заглядывать. Хватаю сумку и с улыбкой сбегаю вниз по лестнице, готовая весь день быть хорошей.

– Привет!

Энтузиазма в моем голосе хоть отбавляй.

Она усмехается.

– Ты шикарно выглядишь.

Вообще-то нет, но с ее стороны это очень мило.

– Не я, а ты , – возражаю я. На ней джинсы-скинни и мешковатая белая рубашка. – Честное слово. Классика и красота.

Рядом с ней мне сразу кажется, что в своих легинсах и футболке с длинными рукавами я выгляжу зачуханно. Я чувствую себя ребенком, ну и ладно.

Мы с Лили лучшие подруги вот уже почти десять лет, больше половины нашей жизни. Подружились мы в восемь, когда нас поставили в пару во время школьной экскурсии на природу, а мы забрели в лес с листом бумаги и списком всякой всячины, которую надо собрать. Мы шли куда глаза глядят и все дальше уходили от базы. Мне хотелось заблудиться, чтобы посмотреть, что будет (в то время Бэлла тоже была младше и развлекалась чем попало), а Лили охотно согласилась, потому что она любит приключения.

Приключение получилось так себе, зато мы подружились.

Мы заглядываем в кухню, чтобы попрощаться с мамой и папой. Те сразу умолкают, и к лицам приклеиваются фальшивые улыбки. Лучше бы они нормально ссорились, а не переходили на шепот, завидев меня. Папа недавно ездил в командировку, поэтому сегодня у него выходной – значит, будут целый день шипеть друг на друга, просто супер.

– Привет, девочки! – говорит мама.

Папа поднимает глаза от газеты, как будто на самом деле зачитался. Мог бы и вверх ногами ее держать, все равно же видно, что не читал.

– Все в порядке? – спрашивает он.

Мама звенит посудой, что-то готовит. Лучше бы хоть изредка почитала газету, пока готовит папа, но нет. Разве их уговоришь? А мне хотелось бы видеть, как она хотя бы изредка дает себе передышку. Папа иногда предлагает подменить ее, но она упорно делает все сама, а нам разрешает только накрыть на стол или вывалить объедки червякам.

Да-да. У моей мамы действительно есть вермикомпост – компост, который делают червяки. Это все равно что держать триста питомцев, которые питаются нашими объедками и какают компостом. Обожаю их. Иногда снимаю крышку и подолгу на них глазею. Однажды Бэлла уговаривала меня залить их кипятком, и ради их спасения мне пришлось сломя голову броситься к себе в комнату и разрезать ножом один из своих рисунков.