Эмма Берсталл - Мои дорогие девочки

Мэдди наморщила лоб. Ральф очень старался быть сильным и делал вид, будто может контролировать ситуацию. В его смущенной настойчивости было нечто трогательное. И все же в первую очередь ей нужно думать о Фиби.

– Вряд ли это хорошая идея. Фиби обожала своего отца и ничего не знает ни о тебе, ни о Саломее. Ей только семь лет.

Его плечи опустились. Пицца осталась на тарелке практически нетронутая, и Мэдди хотела сказать ему, что нужно поесть. Ведь подростки постоянно голодные. Но нет, она ведь не его мать.

– Но ты хотя бы подумаешь об этом, ладно? Необязательно говорить ей о том, кто я. Мне просто хочется познакомиться с ней.

Ральф встретился взглядом с Мэдди. У него были красивые глаза: яркие белки и темно-коричневые зрачки, похожие на маленькие зеркала.

– Вряд ли это хорошая идея, – ответила она, неожиданно ощутив грусть.

Фиби – ее единственный ребенок, и у нее уже никогда не будет брата или сестры. А если однажды она все-таки познакомится с Ральфом и Саломеей?

– Мне стало бы легче, – произнес Ральф.

– Почему я должна помогать тебе?

– Потому что я сын Лео.

Да, этот бедный, растерянный парень – сын Лео. Мэдди сделала знак официанту, чтобы он принес счет.

– Хорошо, – кивнула она, доставая сумку из-под стула и надевая пальто.

Ее сердце внезапно с такой силой забилось в груди, что ей казалось, этот звук может поднять мертвых. Она надеялась, что Ральф не слышит его.

Понедельник, 14 декабря

Это был тяжелый уик-энд. Саломея много плакала, и Виктории приходилось постоянно успокаивать ее. Все утро они пекли и готовили пудинги, пытаясь немного поднять себе настроение. Мать и дочь всегда любили печь, и теперь дом был заполнен капкейками, овсяным печеньем, десертами для заморозки и липкими шоколадными брауни, но даже это не добавило им радости.

Они также совершили долгие прогулки в Уимблдон-парке и в Ричмонд-парке. Закутавшись в теплую одежду, гуляли неторопливо, взявшись за руки, между деревьев, вокруг прудов и по холмам. Наблюдали, как собаки ныряют в мутную воду за палками, а потом промокшие выходят на берег. Видели оленей далеко в зарослях и подманивали голодных белок, спускавшихся с деревьев за кусочками хлеба, который они принесли с собой в пакете.

– Тебе одиноко без папы? – постоянно спрашивала Саломея. Ей требовалось подтверждение, что оставшаяся с ней мама никуда не денется.

– Как мне может быть одиноко, когда у меня есть ты? – отвечала Виктория, крепко обнимая дочь. – Все будет в порядке. Вот увидишь.

Но, честно говоря, она не была в этом уверена. Минуты складывались в часы, и все они казались Виктории пустыми. А мысли постоянно перескакивали с одного на другое. Проще всего было концентрироваться на практических вещах: заложить белье в стиральную машину, придумать, что приготовить на ужин, отвести Саломею на скрипку. Она была хорошей ученицей в отличие от Ральфа, который, как и его отец, в детстве учился играть на скрипке, но потом забросил музыку.

Ральф пребывал в мрачном настроении и отказывался общаться. Он поздно возвращался домой и все позже вставал утром. В понедельник, когда Ральф оделся и отправился в школу, Виктория вздохнула с облегчением – обошлось без крупной ссоры, к которой она себя готовила. Он пропустил неделю занятий после смерти Лео, и настало время серьезно взяться за учебу.

Наконец-то она снова осталась дома одна. Виктория смотрела на темно-синюю чековую книжку, которую держала в руке, а потом открыла ее. Под прямоугольником в правом нижнем углу стояло его имя: мистер Леопольд Себастьян Брук. Ей всегда нравилось имя Себастьян, и она хотела так же назвать сына, но Лео настаивал на Ральфе, в честь композитора Воан-Уильямса, которого он немного знал и любил. Так у них появился Ральф.

Виктория откусила кусочек оставшегося со вчерашнего дня пудинга, политого сиропом, и зажмурилась, наслаждаясь его липкой текстурой и сладостью. Конечно, ей не следовало вообще есть сладкое и пудинги, она и так не была худышкой. Лео предпочитал изысканные десерты, например, крем-брюле и тирамису, а Виктория успокаивалась, только когда ела бисквитное пирожное или пудинг с изюмом.

Она откусила еще немного, вздохнула и открыла лэптоп, который стоял на кухонном столе. Виктория предпочитала работать именно здесь, потому что из окна открывался хороший вид на сад позади дома – небольшое, но укромное место. Такой эффект создавала изгородь из бамбука, она посадила его по границе участка несколько лет назад.

Подруги предупреждали, что бамбук требует постоянного ухода, иначе разрастется по всему участку, но Виктория не имела ничего против частой подрезки и удаления лишних побегов. Она любила смотреть, как верхушки стеблей медленно раскачиваются на ветру, ее это успокаивало.

Виктория нашла в Интернете название и номер отделения банка и позвонила туда. Когда на другом конце провода раздался незнакомый голос, ее сердце забилось сильнее.

– Мой муж недавно скончался, и мне хотелось бы получить кое-какую информацию, – произнесла она, накручивая на палец выбившуюся из прически прядь волос.

– Мои соболезнования. Продиктуйте, пожалуйста, имя по буквам, и я свяжу вас с нужным отделом.

«Неужели существуют специально подготовленные люди для решения подобных вопросов?» – удивилась Виктория. Хотя почему нет: люди ведь постоянно умирают. Но получить информацию оказалось непросто – женщина на другом конце линии отказывалась сообщать ей что-либо, объясняя это тем, что Виктория не являлась женой Лео.

– Вам нужно приехать и официально уведомить нас, – говорила она. – Мы должны видеть свидетельство о смерти.

У Виктории оно имелось. К счастью, когда она, убитая горем, приехала в больницу, никто не помешал ей сделать заявление о смерти и заняться организацией похорон. Хотя, конечно, у Эльзы, матери Лео, было свое особое мнение о том, как должна проходить церемония.

Виктория содрогнулась, вспомнив, как одна ночью добиралась до Кардиффа на такси, – это был настоящий кошмар. Удивительно, как ей удалось сохранить рассудок! Дебс отговорила Викторию сесть за руль и вызвалась сама отвезти ее туда. Но с кем остались бы дети?

– Прошу прощения, но я все равно не смогу предоставить вам данную информацию, – сказала сотрудница банка, прервав ее размышления. – Только вашему сыну как ближайшему родственнику.

– Но он в школе, – замялась Виктория. – И он так тяжело переживает смерть отца. Мне не хотелось бы заставлять его снова испытывать боль.

– Да, вам сейчас приходится тяжело, – мягко промолвила женщина.

Ее приторная любезность начала действовать Виктории на нервы. И она решила надавить на жалость.

– Я не представляю, как вынесу все это. Конечно, я тоже работаю, но основной доход в семью всегда приносил Лео.