Эмма Берсталл - Мои дорогие девочки

– Лео был моим спутником жизни, любимым человеком и отцом моих детей. И я не смогу двигаться дальше, пока не выясню правду.

Эльза поджала тонкие губы:

– А мне безразлично, будешь ты двигаться дальше или нет. Я даже не знаю, что это означает.

– Если вы мне не расскажете, я все равно это выясню. Стану задавать вопросы, проведу поиски. Через Интернет теперь гораздо легче найти информацию о людях. Существуют списки детей, пропавших во время войны. Почему бы вам не облегчить мне задачу? Может, избавите меня от необходимости расспрашивать ваших старых знакомых? – Она прищурилась. – Людей, которые находились рядом с вами в Австрии, когда Лео был маленький. Тех, кто знал его сестру или кто в курсе его романа с миссис Гэннон…

Лицо Эльзы ничего не выражало, но ее руки с выпирающими венами дрожали на коленях. Осознав, что старуха с трудом скрывает панику, Виктория сообразила, почему она так настаивала на кремации Лео. Тогда ей это показалось странным, но она была не в том состоянии, чтобы возражать. Теперь все стало ясно. Эльза стремилась избежать публичности, чтобы имя ее драгоценного сына осталось незапачканным. Виктория ругала себя за глупость – как она тогда этого не поняла?

– Хорошо, – кивнула Эльза. – Я расскажу.

Виктория замерла, и каждая ее клеточка, каждый нерв пришли в напряжение.

– У него была сестра, – медленно произнесла старуха. – Младшая. Ее звали Анна.

Анна? Теперь, когда у этой девочки появилось имя, она стала для Виктории реальным человеком.

– С ней что-то было не так, – продолжила Эльза. – Она болела, особенно зимой, постоянно кашляла. Всегда была такая, с самого раннего возраста. – От этих воспоминаний морщинистое лицо Эльзы исказила гримаса. – До войны я водила ее по врачам и делала все, что было в моих силах. – Она посмотрела на Викторию. – Мне говорили, будто у нее слабые легкие. Она такой родилась, и ничего невозможно было поделать. Говорили, что ей поможет другой климат, например, жаркий, как на юге Испании. Но как я могла ее туда отвезти? Кроме того, мне нужно было думать о Лео и о его занятиях музыкой. – Глаза Эльзы зажглись огнем. – Я поняла, что у него талант, когда он впервые взял в руки скрипку.

Эльза взглянула на дверь. Повернувшись, Виктория увидела там помощницу, но хозяйка снова отослала ее.

– Когда мне стало известно про «Киндертранспорт», я не сомневалась, что Лео должен ехать, – продолжила Эльза. – Нужно было отправить его в безопасное место.

– А Анна?

Эльза покачала головой:

– Она была слабой. А если бы заболела по дороге и Лео из-за нее совершил бы какую-нибудь глупость? Он захотел бы вернуться домой вместе с ней. Я не могла идти на такой риск. А потом подумала: если она все-таки доедет до Англии, кто захочет взять ее к себе? Кому нужна маленькая еврейская девочка, постоянно кашляющая? Это бы уменьшило шансы Лео попасть в хорошую семью. А у него получилось, так ведь? – Она хитро взглянула на Викторию. – Они ведь отлично заботились о нем, правда? И тоже обратили внимание на его талант.

Виктория глубоко вздохнула, но решила, что больше не станет поднимать тему предательства Лео по отношению к семье, принявшей его. Сейчас неподходящий момент. Она хотела больше узнать об Анне.

– Что с ней случилось? – тихо спросила Виктория.

Эльза пожала плечами:

– Ее увели, как и остальных, как моего мужа и всю семью. Ее и мою племянницу, которая присматривала за ней. Солдаты забрали их в Аушвиц, а там отправили в газовые камеры.

Ее голос звучал ровно. Виктория не понимала, что это значит: неужели у старухи нет сердца или под грузом пережитого она ожесточилась?

– Вы оставили ее, когда уехали к Лео в Лондон?

Эльза кивнула.

– Но почему не взяли с собой? Гэнноны помогли бы вам. Они бы сделали все, чтобы спасти вас обеих.

– Глупая девчонка, ты разве не слышала, что я сказала? Или не поняла? Анна была нездорова, ей требовалась медицинская помощь. А та семья уже оплачивала лучшую школу для Лео, давая ему возможность получить отличное образование. Анна отвлекла бы их внимание. Они стали бы вкладывать силы и деньги в ее здоровье, и от этого пострадала бы музыка Лео, его талант. Я не могла этого допустить.

Виктория молчала, обдумывая услышанное. Оно вспомнила своих детей: Ральфа и Саломею, и ни секунды не сомневалась в том, что любит их одинаково. Ничто не заставило бы ее пожертвовать интересами одного ребенка ради другого.

– Как вы могли это сделать? – прошептала она. – Вы! Мать! Как вы могли оставить малышку одну, фактически обрекая ее на смерть?

Вопрос не был риторическим. Она искренне не понимала Эльзу и хотела услышать ответ. Она говорила, не сводя с нее глаз. Старуха тонкой рукой слегка дотронулась до лба.

– Ты не понимаешь, – повторила она. – Это было страшное время, и решение далось мне нелегко.

– Но вы ведь знали, что Анна умрет?

– Конечно, я надеялась, что ей и моей племяннице повезет и они спасутся. Кому-то ведь это удалось, как ты знаешь. Но, к сожалению, они не выжили.

У Виктории горло свело спазмом, но она не собиралась тратить драгоценное время на плач. Она сжала кулаки и продолжила:

– Бедная Анна. А Лео удалось выяснить, что с ней случилось?

– Не знаю. – Эльза отвела взгляд в сторону. – Мы никогда о ней не говорили. Как только мы оставили ее, сели в такси до вокзала в Вене, я потребовала, чтобы он больше не произносил ее имени. Это был единственный выход.

– А они были очень близки? В детстве, я имею в виду.

Плед сполз на пол, и Эльза снова натянула его на колени.

– Они играли вместе, как все дети. Лео старался оберегать Анну, потому что она много болела. И был для нее во всем примером.

– Я думаю, что он не забыл сестру. И, если можно так выразиться, искал ее всю жизнь. Но так и не нашел. – Виктория не сдержалась и закрыла лицо руками. – Печально!

– Ты слишком эмоционально относишься к событиям далекого прошлого. Все это позади и давно забыто, – холодно промолвила Эльза. – Ты никогда в жизни не чувствовала к себе ненависти, в тебя не плевали, не выгоняли из дома и не убивали. Не сталкивалась с гестапо и не видела, как рушится твое будущее. Твоего мужа не уводили ночью из дома. Ты понятия не имеешь, что это такое – смотреть в лицо смерти и бороться за то, чтобы выжить. Много страшных решений принималось в то время, и мы бы предпочли, чтобы нам никогда не приходилось этого делать. Ты не еврейка. Тебе не понять.

Две женщины пристально смотрели друг на друга. Под яростным взглядом Эльзы Виктория съежилась, но продолжала вопросительно смотреть на старуху. И где-то в глубине ее, под слоями гнева и самооправдания, Виктории удалось, как ей показалось, различить еще какую-то эмоцию. Судя по всему, это был стыд.