Эмма Берсталл - Мои дорогие девочки

Бледные солнечные лучи проникали в открытое окно и освещали старый белый чехол в углу спальни. Виктория подошла к нему, открыла восемь боковых замков, распахнула и на мгновение замерла, глядя внутрь. Ее виолончель была именно такой, какой она ее помнила: глубокого золотисто-коричневого цвета, с большим количеством царапин, мелких и глубоких, которые свидетельствовали о том, что на ней играли многие годы. Она лежала в чехле, ожидая момента, когда ее вернут к жизни.

Виктория достала инструмент и, присев на край кровати, протерла его от пыли. На струнах после последнего использования еще остались следы канифоли, хотя это было – сколько же? – более пятнадцати лет назад. Миновала вечность! Она подтянула смычок, оторвав несколько волосинок, поставила инструмент между колен и, обнаружив, что струны совсем ослабли, настроила его. Затем любовно погладила бока виолончели, кончиками пальцев нащупав знакомые царапины, появившиеся на ней за долгие годы, прошлась пальцами по затертому резному краю – там, где виолончель прикасается к груди, рядом с сердцем.

Этот инструмент был ее радостью и гордостью. Его купили родители Виктории, и он стоил целое состояние. Виолончель сделал в тысяча семьсот восьмидесятом году мастер Джозеф Хилл, и Виктория всегда с восторгом представляла, как на ней когда-то играли музыканты в париках. Инструмент жил своей жизнью задолго до того, как Виктория появилась на свет, и когда-то снова перейдет к новому хозяину или хозяйке. Будет ли этот человек задумываться о судьбе прошлого владельца?

Раньше Виктория профессионально занималась музыкой, и виолончель объездила с ней мир. Она знала ее так же хорошо, как лица своих детей: каждый дефект корпуса, форму подставки и звучание. Если поставить ее в ряд с шестью другими такими же инструментами, Виктория безошибочно найдет свою. У этого инструмента яркая индивидуальность.

– Прости, что я забыла о тебе, – прошептала она, прижимая виолончель к себе и наглаживая ее блестящие гладкие колки.

Виктория выпрямилась и провела смычком по струне, взяв первую ноту из прелюдии Второй сюиты для виолончели Баха. Это произведение она очень любила и знала наизусть. От грустного, глубокого и мощного звука у нее по спине побежали мурашки. Открытая струна звучала идеально. На Викторию нахлынули воспоминания о великолепном мире звуков, которым она когда-то могла управлять, и у нее перехватило дыхание. Она продолжила играть, поначалу немного скованно и неуклюже, но вскоре к ней вернулось ощущение полного единения с инструментом. Виктория уже не думала о том, что делают ее пальцы, и чувствовала, что пробудила свою виолончель ото сна.

По щекам закапали слезы, но она плакала от счастья. Виктория по-прежнему могла играть и не забыла, как это делается! Подумать только, как она могла столько лет лишать себя этого удовольствия! Виктория заиграла более энергичную прелюдию из сюиты ре-мажор и почувствовала, как в душе всколыхнулись очень глубокие, почти потерянные ощущения.

Через некоторое время у Виктории заболели руки и пальцы. Видимо, ей просто повезло, как обычно бывает с новичками, и поэтому она так хорошо сыграла! В следующий раз напряжение в плечах и шее будет сильнее, и она расстроится от того, что столько лет позволила себе не практиковаться!

Виктория с неохотой вернула свою любимую виолончель в угол спальни, где та простояла почти вечность, и потянулась. Подушечки пальцев, за столько лет снова ставшие чувствительными, болели. Но она знала, что сможет вернуться в форму. Инструмент ответил ей. Похоже, он снова стал ее неотъемлемой частью, словно когда-то потерянная, а потом чудом вернувшаяся на место конечность. Наверное, она никогда больше не сможет играть так, как раньше, но все-таки теперь виолончель была с ней.

Виктория быстро посмотрела на себя в зеркало и спустилась вниз, где Саломея за кухонным столом ела рисовые хлопья для завтрака.

– Пора идти, дорогая, – сказала она, – быстро чисти зубы и обувайся.

Ральф лежал еще в кровати, поэтому Виктория не стала запирать дверь. У него оставался один экзамен, а результаты объявят только в августе. Виктория очень боялась, что сын не поступит в университет. Трудно сказать, согласится ли он на пересдачу.

Она вспомнила о розовой помаде на щеке у сына и вздрогнула. Если ей все-таки удастся пристроить Ральфа в колледж к сентябрю, у него появится шанс найти свой путь в жизни. Но если он провалится, кто знает, к чему это приведет?

Виктория остановила машину у ворот школы и поцеловала дочь.

– Кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает! – Она повторяла эти слова каждое утро.

На улице была теплая и солнечная погода – это лето не похоже на предыдущее, которое и летом-то назвать нельзя. Виктория была в новой синевато-серой футболке с короткими пышными рукавами, джинсовой юбке до колен и сандалиях цвета загара. Она ничего не покупала после смерти Лео и сейчас решила, что вполне может себя порадовать. Обычно выбирала себе мешковатую одежду, которая скрывала живот, но девушка в магазине убедила Викторию, что футболка очень ей идет.

– У вас отличная фигура, не надо ее прятать.

Виктории казалось, будто в последние дни она немного сбросила вес, решив есть меньше пудингов и тортов. Она шла по центральной улице в сторону автобусной остановки и думала, что, несмотря на переживания из-за Ральфа и денег, чувствует себя неплохо. Виктория выпрямила спину и втайне получала удовольствие от восхищенных взглядов, которые бросали на нее прохожие.

Сегодня она начинала работу с новыми клиентами: парой врачей с тремя детьми, которые были на грани расставания. Если бы они пришли чуть раньше, когда проблемы только начали проявляться, было бы больше шансов спасти их брак.

Пятьдесят минут консультации истекли, и Виктория решила, что успеет съесть сандвич и забежать в бакалейную лавку до следующих клиентов, которые должны были явиться после полудня. Оливер вышел из своего кабинета в тот момент, когда Виктория открыла дверь. Она почти не сомневалась, что это произошло неслучайно, и быстро начала придумывать повод для отказа.

– Это ты! – сказал Оливер, делая вид, будто удивлен.

Он был в темно-синей рубашке поло и брюках цвета хаки. Виктория уловила аромат сандалового дерева от его лосьона после бритья и, в очередной раз отметив, насколько Оливер красив, быстро отбросила эту мысль и слегка улыбнулась.

– Ты можешь выпить со мной кофе? – Ее удивила настойчивость, звучавшая в его голосе. – Мне нужно кое-что прояснить в наших отношениях.

Виктория уже собиралась отказать, думая о том, что не пьет кофе с мужчинами, которые бьют своих жен, но Оливер легонько сжал ее руку.