Флора Олломоуц - Серебряный меридиан

Удивительным было то, что сам Ричард, наделенный пытливым умом и уравновешенным характером, то ли не догадывался, то ли никогда не задумывался об этом. Он был лучшим учеником грамматической школы, помогал отцу в мастерской, с интересом зубрил латынь и греческий и был не просто старостой, а признанным всеми авторитетом класса, в котором учились мальчики разного возраста, в основном дети членов городского совета. Ричард находил общий язык со всеми, что в дальнейшем пригодилось ему не меньше греческого и латыни. Он любил книги, особенно «Метаморфозы» Овидия, его сонеты и поэмы. Обладая исключительной памятью, он запоминал все прочитанное, предаваясь этому занятию с фанатичной страстью и самозабвением. Он дорожил каждой свободной минутой в промежутках между работой в мастерской и школой, забывая о еде и сне. Таких минут было немного. Ему отчаянно хотелось растянуть время. Книга была для него вожделенным чудом, редким, дорогим и оттого еще более желанным подарком. Он упрашивал отца позволить ему время от времени заказывать новые книги у переплетчика, приезжавшего к ним из Лондона, и всякий раз с томлением ждал, когда повозка покажется за поворотом. Он бежал встречать книги, как молодой любовник, что спешит на свидание к возлюбленной, едва познав сладость и влечение первой страсти. Книги. Книги. Книги.

Отец был поставщиком лондонских переплетчиков. Кожи в Стратфорде стоили дешевле, чем в столице, а качество их выделки было не только не хуже, но порой превосходило изделия лондонских мастеров. Переплетчик Николас Хенридж был постоянным заказчиком и покупателем у Филдов. Приезжая к ним за новыми кожами раз в три месяца, он давно стал примечать, что Ричард старается найти повод заговорить с ним о Лондоне, о книгах, книжной торговле и обо всем, что касалось книгопечатания. Судьбоносный разговор состоялся между ними весной 1579 года. Ричарду исполнилось тогда восемнадцать лет.

— Прекрасные кожи делает ваш город, великолепные. Только здесь можно покупать то, что станет платьем достойных книг.

— Я все в толк не возьму, как делают книги.

— Печатают, Ричард. Очень похоже на то, как ты делаешь тиснение на коже.

— Сколько же оттисков нужно делать с каждого слова и сколько самих печатей?

— Вы не далеки от истины юноша, хотя и ошиблись. Печати, как вы их назвали, выплавляются не для слов, а для каждой буквы в отдельности.

Ричард присмотрелся к странице, взяв со стола раскрытую книгу, и близко поднес ее к глазам.

— Для каждой буквы? Да может ли быть такое? Какое же нужно терпение?!

— Вы, вероятно, думаете, что текст получают, делая оттиск каждой буквы в отдельности? Нет, в таком случае печатная книга мало чем отличалась бы от рукописной по затратам времени и труда и стоила бы в сотни раз дороже. Мы же хотим, чтобы книги покупали все, в том числе и такие любознательные молодые люди, как вы, и чем больше, тем лучше. Буквы набирают на специальную предназначенную для этого форму — раму — ровно в той последовательности, в какой необходимо, чтобы получился оттиск страницы столько раз, сколько потребуется — хоть один, хоть тысяча.

Ричард задумчиво покачал головой.

— Что с вами, Ричард? — спросил Николас.

— Скажите…

Он медлил.

— Слушаю вас, юноша.

— Скажите, сэр, не нужен ли сейчас какой-нибудь печатне…

— Издательству.

— Издательству. Не нужен ли сейчас… Может, вы слышали, то есть знаете…

— Подмастерье?

— Да!

Ричард смутился поспешности, с которой ответил. Николас улыбнулся.

— То есть вы?

— Да, сэр.

— Почему нет? Разумеется, я не могу вам сейчас с ходу обещать, что мистер Бишоп, глава издательского дома, с которым я имею честь быть знакомым, примет вас, как только я передам ему, что вы изъявили желание поступить к нему в обучение, но толковые молодые люди в нашем деле нужны всегда. Если не у мистера Бишопа, то у кого-нибудь из наших коллег найдется для вас место. Однако учтите, Ричард, что для работы в нашем деле вам понадобится не только сила, выносливость и грамотность. Здесь нужно огромное терпение, спокойствие, выдержка, усидчивость и умение ладить с людьми. Переносите ли вы монотонный труд или всегда беретесь за новое дело, не успев закончить старое? Здесь мало только любить книги и знать языки.

Ричард пожал плечами.

— Я не знаю, сэр, мне трудно судить. Я хочу научиться книгопечатанию.

— Книгоизданию.

Николас вгляделся в лицо Ричарда. Опытный глаз заметил бы в этом взгляде недоверие вовсе не к личным качествам Ричарда, которые тот пока не мог ни подтвердить, ни опровергнуть. Николас сомневался, что с таким лицом и такой статью юноша мог серьезно и искренне говорить о стремлении постичь довольно трудное дело. Либо в эту ослепительную оправу Создатель вложил холодный и глубокий ум и бесстрастное сердце. Либо этот молодец в жизни не видел своего отражения ни в зеркале, ни, тем более, в глазах девиц. Либо в этом городе вообще нет девиц. Либо они все слепы. Либо и то и другое. Либо он просто кажется юным, тогда как по уму и душе мог бы сойти за тридцатилетнего мужчину.

— Чем же вас так манит именно наше дело, Ричард?

— По-моему, книги — это самое ценное.

Нет, судя по запалу, с каким он говорит, он вовсе не так уж и холоден. Вовсе даже не холоден.

— Отчего вы так думаете?

— Они как память. В голове не удержишь всего, что можно знать. Книги помогают знать многое. Это как продолжение своего ума. И к тому же никто не может знать, что знают и думают другие. Особенно, если они говорят на другом языке.

— А вам знакомы другие языки?

— Только латынь и греческий.

— А французский?

— Нет.

— Вам надо выучить его.

— Но в школе нет уроков французского.

— Что ж, это дело поправимо. В следующий раз, когда я приеду к вам за материалом в конце лета, я привезу вам учебник французского. А заодно и испанского.

— Но почему, сэр, именно французского и испанского?

— Язык врага нужно знать, Ричард.

Николас значительно помолчал.

— Если у вас прекрасная память, это не составит труда, а знание латыни и греческого — поможет.

— Мистер Хенридж, я не знаю, как благодарить вас!

— Не торопитесь. До этого еще далеко. Отблагодарите, когда мы с вами станем работать по соседству. Для начала вам нужно послужить в помощниках самому себе. Напишите-ка мне записку на память о ходатайстве за вас и о ваших учебниках. В спешке и множестве дел не мудрено и запамятовать.

Ричард сорвался с места и стремительно вернулся в мастерскую с чернильницей, стилем и листом пергамина. Своим быстрым, мелким, четким, красивым почерком он написал: