Сергей Мавроди - Сын Люцифера

Время шло. Надо было раздеваться, ложиться спать, идти умываться, вообще вставать наконец! но Забрин никак не решался. Он словно в маленького ребёнка превратился! Которому пригрозили, что вот сейчас придёт "бука". И он, оцепенев, ждёт его теперь и прислушивается пугливо к каждому шороху. Даже плакать боится!

Так же точно и Забрин. Он лежал на неразобранной кровати, прислушивался к малейшему шороху и даже глаза закрывать боялся. Откроешь потом, а ОНО уже здесь, рядом, у самой кровати стоит! И ру-у-ки тя-я-я-янет!..

Когда Забрин открыл глаза, в комнате по-прежнему ярко горел свет. За окном тоже было уже совсем светло. Весело чирикали птички, гудели, проезжая, машины, слышался привычный утренний шум. День вступал в свои права.

Забрин встал, потушил свет и пошёл умываться. Судя по всему, он так и заснул в конце концов, лёжа на кровати, прямо в одежде, не раздеваясь.

Уже чистя зубы и умываясь, Забрин вдруг вспомнил свой сон.

Ему приснился кошмар. Какое-то бессмысленно-бредовое продолжение этого проклятого фильма. Бредовым, впрочем, оно было только с точки зрения логики и здравого смысла. Впечатление же оно производило не менее сильное, чем сам фильм. По крайней мере, во сне. Тот же серый, липкий, холодный, беспросветный ужас. Зло везде! За каждым углом, в каждом прохожем. От него невозможно не спрятаться, не скрыться. Что бы ты ни делал — ты погиб. Бесповоротно. Чёрт бы всё побрал!!!

С этого дня жизнь Забрина превратилась в сущую пытку. В сплошной ад. Как только начинало темнеть, в душу его заползал страх. Гнетущий и беспричинный. От которого нельзя было никоим образом избавиться. Словно по вечерам у него отныне поднималась температура.

В квартире Забрина, во всех без исключения комнатах, на кухне, в ванной, в туалете, с наступлением сумерек и до утра теперь постоянно горел яркий свет, в спальне непрерывно работал телевизор — но всё это было бесполезно. Страх не исчезал. Он лишь отступал неохотно под напором света. Затаивался на время. Прятался за окнами, в темноте. И ждал своего часа. Когда лампочка какая-нибудь перегорит. Телевизор сломается. Что-нибудь да случится!

Времени впереди у него было много. Целая вечность. Вся Забринская жизнь.

Через пару недель Забрин понял, что ещё немного, и он просто с ума сойдёт! Уже с утра он с ужасом начинал ждать наступления вечера.

К этому моменту он уже окончательно осознал, что заболевание его явно приняло хронический характер, и что само по себе оно не пройдёт. Надо лечиться. Срочно что-то делать. Но что?! Что делать?!! Как лечиться!? Как!!?? А? Ну, как!!!???

Прошла ещё неделя. Ситуация только ухудшилась. Причём значительно.

Лечиться Забрин так и не начал. Самая мысль о том, что он, взрослый здоровенный мужик придёт к врачу в кабинет и станет там плакаться и рассказывать, как он по ночам в туалет ходить боится, ему глубоко претила. Да и вообще! На учёт ещё, чего доброго, поставят. Как потенциального психа. А толку всё равно никакого не будет. Никакого! Это он знал про себя абсолютно точно.

Поскольку характер его кошмаров с некоторых пор кардинальным образом изменился. Теперь это были отнюдь не беспочвенные смутные страхи, не имеющие под собой по сути никаких реальных оснований. Кроме разве что чисто психологических.

Теперь основания появились. Самые что ни на есть реальные и объективные.

Теперь Забрин стал слышать шорох. Негромкий, но вместе с тем совершенно отчётливый. Какой-то сухой шелест. Будто в соседней комнате ползает какая-то огромная змея. Ш-ш-ш… ш-ш-ш…

Он сидел, обмирая от ужаса; прислушивался и ожидал каждую секунду, что вот сейчас эта змея заползёт к нему в комнату!.. панночка переступит круг…

Когда это только началось, Забрин решил было, что он окончательно свихнулся, и что это просто следующая стадия его невроза. Что никакого шороха, естественно, нет, и всё это ему только мерещится. Но когда он попробовал записать этот шорох на магнитофон… Господи-боже!

Индикаторы неопровержимо свидетельствовали, что звук есть, он реален! и что запись идёт — а на кассете, между тем, ничего не было. Полная тишина! Гробовая. Лента была пуста. Это была уже самая настоящая чертовщина.

Забрин пробовал несколько раз — и всегда с одинаковым результатом. Зашкаливающие в красное столбики светодиодов при записи — и ничего в итоге. Чистая лента. Кто-то словно откровенно насмехался над ним, над всеми его жалкими потугами поймать в сети дьявола.

(Интересно, а панночка бы на видео получилась?.. Или сам Вий?.. Если бы Хома Брут вздумал бы их записать? — неожиданно пришло Забрину в голову, и он затравленно хихикнул. — Тоже вряд ли, наверное…)

Но, по крайней мере, он нисколько не сомневался теперь, что всё это реально, ничего ему не мерещится! Что-то действительно происходит вокруг него. На самом деле! Что-то мистическое и иррациональное. Чему, судя по всему, нет и быть не может никакого разумного объяснения.

А неразумных Забрин не знал. Да и не верил в них никогда до последнего времени. Он же был всегда по жизни атеистом и скептиком.

Впрочем, какой тут же, на хуй, атеизм! Когда черти чуть ли не в открытую в соседней комнате по паркету разгуливают. Змеи, блядь, ползают!..

Во всяком случае, ясно было одно. Никакой врач тут не поможет. Никакой психотерапевт. И вообще тут медицина бессильна. Равно как и любая другая наука. Это дело явно проходит совсем по другому ведомству.

Да вот только по какому? Святой водой, что ль, в самом деле, комнаты начать кропить? Бесов изгонять.

Бесов не бесов, а если это продлится, я точно с ума сойду! — содрогаясь и почти обезумев от дикого ужаса, думал каждую ночь Забрин, чутко прислушиваясь, как невидимая змея где-то там, за дверью переползает настойчиво и неутомимо с места на место. И словно всё чего-то ищет… ищет… Ищет… ищет… Чего?! Или кого?.. А? Кого?! К-к-к-ко-го?!.. Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

Может, тоже линию перед дверью мелом провести?.. Заколдованную. Как Хома Брут?.. Только он ведь заклинания какие-то тайные знал. От ведьм и прочей нечисти. А я?!..

На следующий день Забрин тем не менее специально сходил в магазин и купил мел. Обычный, школьный белый мел. И этой же ночью провёл перед дверью в своей комнате черту. Вплотную, почти под самой дверью. Это было глупо, он знал, но ничего не мог с собой поделать. Эта дурацкая черта давала ему хоть какое-то ощущение уверенности и безопасности.

И той же ночью Забрину первый раз явилась панночка. Ровно в полночь дверь вдруг распахнулась, и на пороге возникла она. Она была точно такой, какой её себе Забрин и представлял.

Молодая девушка в длинной белой ночной рубашке и с распущенными чёрными как смоль волосами.

И она была прекрасна. Ослепительно прекрасна! Прекрасно в ней было всё. Каждая черта её лица, каждая линия её мраморного тела. Всё! Она смотрела на Забрина, и взгляд её, казалось, проникая ему прямо в душу.