Сергей Мавроди - Сын Люцифера

— Но это же сон, — неуверенно пробормотала девица и через секунду заулыбалась широко, словно поняла, что её разыгрывают и в чём именно состоит шутка. — Сон же просто! А во сне всё можно. Чего ты меня прикалываешь?

— Какой же это сон? — тихо ответил Фалеев. — Если всё здесь, как наяву. Ты что, не знаешь, как во сне бывает? И как здесь? Это другой мир просто. Столь же реальный. Это всё равно фактически, как если бы я предложил тебе трахаться, гарантируя, что муж никогда ничего не узнает. А ты согласилась. Разве нет?

— Ничего подобного! — решительно запротестовала девица и упрямо замотала головой. — Это сон. А во сне всё можно, — видно было, что она выбрала для себя позицию и сбить её теперь с этой позиции будет очень непросто.

— Ладно! — вздохнул Фалеев и откинулся назад на подушку. — А мужу своему ты расскажешь? Об этом «сне»? — после паузы безразличным тоном поинтересовался он. — А?

— Конечно, нет! — негодующе фыркнула лежащая рядом молодая женщина. Молодая жена. Верная и страстно и горячо любящая. Своего молодого мужа. Будущая мать. — Что за чушь! Зачем? С какой этой это стати?!

Фалеев стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел вниз, на шустро снующие туда-сюда автомобили, на спешащих куда-то с озабоченным видом людей. Людишек. Человечков. Человеческую пыль. Плесень. ОНО! Миллионы ОНО!! Презрение, которое он к ним, к людям, испытывал, было безгранично.

Ничего нет! — с безнадёжностью думал он, чувствуя, как образовавшаяся с некоторых пор зияющая пустота в душе всё разрастается и разрастается и скоро, наверное, уже поглотит всё. — Ни любви, ни верности, ни чести, ни дружбы. Ни-че-го. Женщины — просто самки, мужчины — полные ничтожества. Тварь играет в человека. Людишки играют в людей. Бабы — в настоящих женщин, трусы и слюнтяи — в настоящих мужчин. В действительности же!..

Внутри самой прекрасной, чистой и целомудренной девушки сидит грязная и развратная потаскушка, без стыда и совести. И если не высовывается до поры до времени, то это лишь потому только, что страх наказания её удерживает. Разного рода чисто прагматические соображения. Что дело того не стоит, что всё вскрыться может и прочее, и прочее. Но уберите этот страх!..

Внутри каждого ангела шевелится демон. Ведь демон — это падший ангел. Ангел, давший себе волю. Преступивший через страх. А раз так, то что такое вообще ангел? Просто одно из обличий демона? Одна из его масок?! Добро — это всего лишь одна из ипостасей зла? — Фалеев запрокинул голову и мучительно закусил губы. Ему захотелось заплакать. И одновременно стало жутко. Словно жил он, жил, и вдруг выяснилось, что всё вокруг — заколдованное царство. Чудовищ, прикидывающихся людьми. А теперь колдовство сп_А_ло… Он получил неожиданно дар прозревать, видеть истинную суть окружавших его существ. Различать их подлинное обличье, скрытое под масками. И оказалось сразу, что лучший друг — упырь, жена — раздувшаяся и посиневшая утопленница, любовница — гигантский клоп… Тот… та… та… этот… Бесы!! «Сколько их? Куда их гонят? Что так жалобно поют?» Оборотни! Бо-оже мой!.. — Фалеева аж передёрнуло всего от омерзения и отвращения. Ему страстно захотелось куда-то убежать, улететь!.. Но бежать было некуда. Заколдованное царство было повсюду. Везде! Весь мир был одним огромным заколдованным царством. Все яблоки, висевшие вокруг, были червивыми. Все! До единого. Все!!

— Ну что, Валерий Иванович, я вижу, вы разочаровались в людях?

Фалеев медленно обернулся. Он даже не особенно удивился. Подсознательно он давно уже ждал чего-то подобного. Должно же быть продолжение!

Знакомый ему мужчина, дьявол, сатана или кто он там? — сидел, развалясь, в таком же точно кресле, как тогда. Может, даже в том же самом.

— Здравствуйте, — кротко сказал Фалеев. Дьявол кивнул. — Я настоятельно прошу Вас, — Фалеев даже руки к груди для вящей убедительности прижал, — верните всё назад. Сделайте всё, как было. Чтобы я всё забыл и жил себе, как раньше.

— Это невозможно, — покачал головой дьявол.

— Невозможно! — с горечью воскликнул Фалеев. — Даже для Вас?

— Вы же сами уже всё поняли, Валерий Иванович! — расхохотался дьявол. — Демон — падший ангел. Ангел может превратиться в демона, но назад дороги нет. «Забыть» ничего нельзя.

— Я превратился в демона? — недоверчиво поднял брови Фалеев.

— Нет, конечно, — дьявол снова расхохотался. — Просто Вы отведали плодов с древа познания. Только и всего. А они ведь бывают и горькими.

— Что же мне теперь делать? — безжизненным голосом поинтересовался Фалеев. Дьявол не ответил. Он лишь пристально и внимательно вглядывался в Фалеева, словно желая прочесть что-то в его душе. Пауза затягивалась. — Почему именно я?! — не выдержал наконец Фалеев. — Ну, почему?!

— Потому что Вы меня позвали, Валерий Иванович, — собеседник усмехнулся.

— Я?! Я??!! — вытаращил глаза ошеломлённый Фалеев. — Я Вас позвал?

— Вы-Вы! — успокаивающе покивал головой сидящий в кресле мужчина. — Именно Вы, Валерий Иванович.

— Но я!.. — начал было ошарашенный Фалеев.

— Видите ли, Валерий Иванович, — мужчина вздохнул. — Если бы Вы этого не хотели, если бы Вам не нравилось в глубине души наблюдать, как ломают, унижают, превращают в ничто, в ОНО! — дьявол с понимающей ухмылкой подмигнул потерявшему дар речи Фалееву, — на Ваших глазах самых сильных и гордых, много лучших, чем Вы сами, Валерий Иванович; ничего бы Вам и не снилось.

— А женщины? — прохрипел Фалеев, качнувшись назад и опершись рукой о подоконник, чтобы не упасть. Пол зашатался у него под ногами. — Женщины?!

— Вы же всегда мечтали о полной и абсолютной над ними власти, — пожал плечами его страшный визави. — Вы её и получили.

— Но об этом же обо всём любой мужчина втайне мечтает! — еле слышно пробормотал Фалеев, с нарастающим отчаянием глядя на своего чудовищного и безжалостного гостя. — Любой человек. И чтобы унижение других видеть, знать, что они такие же твари ничтожные, как ты сам, даже хуже. И насчёт женщин… Любой же!

— Ну, а Вам считайте, что повезло, Валерий Иванович, — дьявол глядел на Фалеева уже с откровенной издёвкой. — Ваши мечты сбылись.

— Да ясно всё! — небрежно махнул рукой знакомый опер. — Обычное самоубийство. Никаких следов насилия, в комнате порядок… Сам вздёрнулся.

— А предсмертной записки не оставил?

— Нет, только вот, — опер сунул участковому какой-то листок, который он до этого вертел в руках, а сам отошёл к коллегам и принялся тут же с ним о чём-то оживленно беседовать.

Участковый помедлил немного, быстро окинул намётанным взглядом комнату («Да, действительно, никакого беспорядка, никаких следов борьбы»), потом опустил глаза и стал читать.