Сергей Мавроди - Сын Люцифера

− Да я думаю, что и Алла прекрасно справится, Сергей Кондратьевич. Зачем нам вообще менеджер?

− Полин! − Паутов помолчал. − А ты сама-то что думаешь? − не удержался всё же он, хотя говорить этого и не следовало.

− Я не сомневалась, что Вы именно так и поступите! − голос девушки опять зазвенел. Как тогда, когда она ему присягу приносила. Клятву верности давала. − Колебаниям здесь не место. И самодеятельности тоже. Под каким бы соусом это ни преподносилось. Есть один лидер, и его слово − закон. Всё! Лидер не совершает ошибок, и он всегда прав. Остальные должны без раздумий исполнять и слепо за ним следовать. Так и только так! Иного не дано. Иначе всё погибнет.

И всё это время Паутов не забывал ни на секунду про Аллу. Не про Полинину сестру, о нет! Про ту, другую. Про суку про эту!

С того самого мгновенья, как мысль о мести зародилась в душе его, он помнил о своей дорогой и ненаглядной Аллочке постоянно. О бляди об этой, о мрази! Когда ругался по телефону, когда встречался с депутатами. Пос-то-ян-но. Отныне он обрёл наконец-то твёрдую почву под ногами. Понял, что ему надлежит делать. Сетовать? Ныть? Вздыхать? Ещё чего!! Он, блядь, не Ромео давно уже задроченный, слава богу. Да и она не Джульетка. Годы не те-с. Увы! А вот должок у Вас, мадам, есть. Надобно вернуть.

Любовь его умерла, кажется, окончательно, уступив место яростной и жгучей ненависти. И ненависть эта грозно и непрестанно бурлила и клокотала в душе, как кипящая смола, густая, липкая и вязкая. Она питала сама себя! Проникала во все его поры, во все мысли и чувства. Прожигала, пропитывала их насквозь своими горячечными, ядовитыми испареньями. Отравляла, отравляла, отравляла, отравляла!

Его, ЕГО оттолкнули, унизили! ИМ пренебрегли! (Второй раз уже!!) Сознавать это было нестерпимо. Ему словно пощёчину хлёсткую влепили! Нет, даже не так. Ещё хуже. Влепили когда-то давным-давно; он, виляя умильно хвостиком и поскуливая, пришёл (приполз! на брюхе!!) сейчас мириться (сам пришёл-приполз!), а ему влепили снова. Пнули просто небрежно, как надоедливого шелудивого пса. «Герой, я не люблю тебя!»

Это было немыслимо! ТАКОЕ невозможно было простить. Это был позор самый настоящий, оскорбление, и его следовало смыть. Во что бы то ни стало!! Любой ценой!!! Иначе как он с этим жить-то дальше будет? Это будет не он уже. Слякоть это какая-то будет! Как Шаламов писал? «Физической смерти почти всегда предшествует смерть духовная». Правильно!! Или Карамзин тот же: «Жалеть о нём не д о лжно: / Он сам виновник всех своих злосчастных бед, / Терпя, чего терпеть без подлости не можно». Пррравильно!!! Ч-ч-чёрт!!.. Чёрт, чёрт, чёрт!

Вот если, скажем, он Полине в этом признается?.. (Паутов вздрагивал от одной только этой мысли и понимал ясно, что никогда он этого не сделает. Ни за что на свете! Даже под страхом лютой казни.) …Расскажет всё, как есть, как на духу, без утайки, ничего не скрывая и не приукрашивая? Не пытаясь делать вид, что это всё для него ничего не значит. Значит! Ещё как значит-то!! Но он − проглотил. Смолчал. «Простил»! (Ха-ха-ха! Утёрся, а не простил!) Останется он для неё мессией? Богом? Вряд ли. Человек! Всего лишь человек! Со своими жалкими слабостями, метаньицами и страстишками. Ни на что никогда не решающийся в итоге и поэтому всё всегда заранее «прощающий». «Добрый». Добренький!! Тёпленький! «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч!» Тьфу!!

Но он ещё боролся. Пытался бороться с собой. Ему припоминалась иногда, в редкие уже моменты просветленья, история с похищением его дочери. Та ситуация. Когда вот так же вот пришлось делать нелёгкий выбор. Уступить − не уступить? (Отступить!!) И чем это тогда чуть было в итоге не закончилось. Превращением в демона! В дракона!! И Женя ведь погибла… Да… Женя…

Может, остановиться? − мелькало в эти мгновенья у него в голове. − Бог ведь это и всепрощенье… Один только Дьявол никогда никому ничего не прощает. Сатана!

Однако остановиться он уже не мог. И возвращался в мыслях к Алле постоянно, снова и снова. Растравлял себе с каким-то болезненным наслаждением раны, в сердце словно иглы раскалённые втыкал и ввинчивал, вспоминал, вспоминал и вспоминал: как он!.. как она!!..

Но он всё-таки пытался ещё с собой бороться. Да, пытался. Жалость просыпалась иногда и заливала, переполняла душу, и тогда он старался успокоить, убедить себя, что это наверняка всё же кокетство всего лишь было с её стороны, игра обычная безобидная бабская, заигрывание, наоборот, флирт, а никакое вовсе не пренебреженье (иначе зачем она трубку-то бросила? ну, сказала бы спокойно… да и на встречу, на встречу-то со студентами зачем-то пришла ведь!.. сама!!.. если он ей так неинтересен, то зачем?), и что она ждёт теперь просто, что он снова сам ей позвонит, и вот тогда-то!.. Да ей и в голову не приходит, что у него тут за страсти шекспировские кипят!! Она на кафедре на своей всю жизнь прожила, мужиков-то, кроме лаборантов, небось, не видела! «А у нас всего один мужчина, и тот лаборант».

Но в следующие буквально уже мгновения он снова вынашивал планы мести, один другого ужаснее и фантастичнее. Представлял себе, как он!.. как она!!..

Впрочем, план мести был у него давно готов. Более того! Всё было уже запущено, и отступать было поздно. (Да и с какой стати? Ха! Вот ещё!!) И он просто ждал теперь результатов. Не сегодня-завтра. Со дня на день.

− Ну, и как всё прошло?

− Нормально, − Зверев пожал плечами. − Без эксцессов.

− Свидетелей или ментов не было? Не появлялись? На горизонте?

− Нет, откуда? Мы же подстраховались, я говорил.

− Ясно. А что за ребята-то? Банда, что ль, местная?

− Да какая там банда! − начальник охраны пренебрежительно скривился. − Шпана обычная.

− Они не в курсе, чей заказ?

− Да нет, конечно, что Вы, Сергей Кондратьевич. Да они и не интересовались особо. Им-то какая разница? Главное, что заплатили.

− А чего вы им сказали? − Паутов испытывал какое-то болезненное прямо-таки любопытство. Ему хотелось непременно знать все подробности. Даже самые незначительные.

− Как Вы и распорядились. Не трогать, только попугать, − Зверев снова шевельнул плечом. − Ну, и мужа в глазах жены по полной опустить, − поспешно добавил он, заметив тень недовольства, промелькнувшую на лице шефа.

− А они чего?

− Не трогать, так не трогать.

− По хую? − хохотнул Паутов. − Хотите, тронем, хотите, нет? Вопрос цены? Ладно! − ему не терпелось уже поскорее посмотреть кассету. − Давай. Если что, я на связи.

Узкая полутёмная улочка. Группа подростков. Человек пять или шесть. А то и больше. Отсюда не видно. Камера снимает издалека и почему-то под углом. Но никак не меньше пяти, это уж точно. В черных коротких кожаных куртках с какими-то бляхами, в тяжелых армейских ботинках, наголо выбритые. По виду то ли скинхеды, то ли металлисты…