Роман Сенчин - Квартирантка с двумя детьми [сборник]

– Марина, – бросил секретарше, – я – к партнерам. Надо перед Новым годом глянуть, как там у них обстановка. Если кто будет искать, я на мобильном.

– Хорошо, поняла, – услышал уже в спину. – А вас ждать обратно?

– Естественно! Думаю, часам к трем вернусь.

На станцию пришёл вовремя. Купил билет без проблем, а возле турникета возникла сложность – никак не мог сообразить, куда и как вставлять тонкий листочек со штрих-кодом. Помогла какая-то женщина, но при этом взглянула на Буркова, точнее, на его пальто так, словно хотела спросить: «А вам-то зачем туда?»

Действительно, он давным-давно не ездил на электричках. Не то чтобы считал этот вид транспорта не по статусу себе, а просто не возникало надобности. В Подмосковье – некуда. На дачу ещё не заработал, а до аэропортов добирались на такси или, чаще, на автобусе от турфирм, в которых приобретали путёвки в Египет, Грецию…

Вагон приятно удивил Буркова новизной, мягкими сиденьями; членораздельный и даже приятный женский голос из динамика сообщил:

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Чухлинка.

В тамбуре прошипело, двери сомкнулись, и электричка тронулась. «Поплыла», – поправил своё ощущение Бурков. Расстегнул пальто, уселся удобнее, положил узкую сумку на колени. Уставился в окно.

В середине девяностых они сначала с невестой, а потом женой часто ездили на Клязьму к приятелю-художнику. Он жил там в деревянном доме, который тогда уже окружили, сжали особняки из красного кирпича.

У приятеля в выходные собиралось человек по пятнадцать-двадцать. Актеры без ролей, бизнесмены без бизнеса, писатели без публикаций, музыканты без концертов. Все молодые, все немосквичи, все бедные, но мечтающие разбогатеть, прославиться, подняться… Да, было тогда такое модное слово – «подняться»…

Сбрасывались на мясо для шашлыка, на алкоголь и до поздней ночи сидели, мечтали, спорили о всякой ерунде вроде новой хронологии, «Велесовой книге», правоте Льва Толстого или Иоанна Кронштадтского… Пели народные песни, двое гусляров тянули былины, актеры декламировали стихи Бродского, а поэты – свои… Потом у многих появились дети, всё больше дел, круг сужался, и в конце концов исчез.

С некоторыми поддерживает отношения Бурков, с кем-то перезванивается жена. В общем-то, у большинства жизнь сложилась. Правда, никто не стал знаменитым актером, выдающимся музыкантом, известным литератором, крупным бизнесменом. Но, может, пока. Сорок с небольшим – это всё-таки ещё не возраст. Недаром есть поговорка: «В России нужно жить долго».

Людей в вагоне было немного, никто не дергал, как раньше, – всякие торговцы, контролёры, нищие, афганцы с гитарами… Да, лет пятнадцать назад от них отбою не было – шли вереницей. А теперь – спокойствие.

И Бурков не то чтобы задремал или глубоко задумался, а, как и хотел, – отключился.

Бывают такие хорошие моменты, когда словно бы зависаешь в пустоте, и, очнувшись, чувствуешь себя набравшимся сил, зарядившимся для новых дел…

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Ногинск.

– О, уже, – пробормотал Бурков в ответ на голос из динамика. – Быстро.

Посмотрел на часы. Нет, не очень быстро – около полутора часов ехал, а показалось, что минут пятнадцать… Приятно побыть одному. Когда за рулём – не то. Там где-нибудь в пробке каждая минута кажется десятью, десять – часом. Красную тарелку светофора готов взглядом взорвать… Хотя было несколько раз – стоял, стоял в глухом заторе, и отключался. А потом – сзади истерические гудки и, если летом, даже долетающая ругань: «Да ты, твою мать, поедешь или подох там?!» Оказывается, движение возобновилось, сотни машин ринулись вперед, а он вот завис… Впрочем, многие зависают – невозможно постоянно пребывать в реальности. Особенно в этой московской…

Электричка стала мягко, плавно тормозить.

Бурков поднялся, застегнул пальто. Заметил, что волнуется. Будто ему предстоит ступить на неизвестную землю, столкнуться с неведомым народом.

Но привокзальная площадь ничем не отличалась от Москвы – та же суета, шум, ларьки, запах сгоревшего бензина, чего-то жареного…

– Такси! Такси не желаете?

Бурков взял такси, назвал адрес завода.

– А я думал – по району, – разочарованно произнёс водитель. – Сто рублей.

– Отлично. – Бурков хотел спросить, большой ли город, старый, в честь кого назван, но не стал, молча смотрел направо-налево. Да, вот те же или похожие на них дома, которые видел в компьютере; снег белеет, а не сереет, как в Москве, людей не толпы, зато автомобилей тоже в избытке – ехали медленно, то и дело приостанавливаясь.

И опять Буркова потянуло спросить что-нибудь. Про пробки… И опять он сдержался. Казалось, заговори, покажи себя неместным, растерянным слишком человеком, и водитель воспользуется – или куда-нибудь завезёт, или что ещё… Глупый, смешной страх, и всё же сильный. Да и как себя ведёт большинство? Делают морду покирпичней и шагают вперед, стараясь ни на что не обращать внимания, не привлекать внимания окружающих. Сливаются с общим потоком.

Своим появлением Бурков вызвал замешательство у руководства завода. Директор собрался за что-то оправдываться, стал вызывать заместителей.

– Да не беспокойтесь, – остановил Бурков. – Я просто, – и тут же поморщился от этого слова, которое давно запретил себе произносить, – я решил познакомиться лично, взглянуть, как тут у вас. – И приврал для правдоподобности: – Да и с вашим городом меня кое-что связывает.

– М-м! – вроде бы действительно заинтересовался директор. – Надеюсь, хорошее?

– Как посмотреть… Девушка здесь жила, подруга. – Пришлось врать дальше. – К сожалению, потерялись. Были бедные, бесквартирные… и расстояние… Зато у меня появилась прекрасная жена, дети…

– М-да, молодость, – директор, лысоватый, невысокий, какой-то подкопчённый мужчина, покивал. – Чайку? Кофе?

– Кофе, если можно. Поговорим немного, и поеду обратно. Дела.

Обратно к вокзалу Бурков решил отправиться пешком. Заглянул в продуктовый магазинчик, улыбнулся, увидев старые весы – эти большие, синие, с гирьками. В Москве повсюду, кажется, уже давно электронные…

Прислушивался к голосам людей, стараясь уловить новые для себя слова, говорок. Вспомнилось, что в девятом-десятом классах учился в омской этнографической школе. Заочной, правда. Оттуда присылали задания, и Бурков писал рефераты о быте хакасов. Что-то, конечно, черпал из книг, другое находил в местном краеведческом музее, но и без собственных маленьких открытий не обходилось. Бурков ездил в районы, где жили хакасы (в Абакане, столице республики, их было тогда совсем немного), записывал рассказы стариков, детали современной жизни…

Одно время Бурков был уверен, что после получения аттестата поедет поступать в Омский универ, но за полгода до окончания школы (точнее, обеих – этнографической и своей средней) писанье рефератов забросил, и вообще как-то расслабился, с книг переключился на дискотеки, девушек, вино, доставание которого тогда, в восемьдесят восьмом, было настоящим приключением… В итоге никуда не поступил, ушёл в армию, об этнографии, казалось, навсегда забыл, а теперь вот вернулось.