Василий Аксенов - Ожог

– Ну, вот и дома мы, слава Богу, – сказал лейтенант Хряков и широко перекрестился.

– Семи часов еще нету? – спросил Махнушкин. – Успеем?

– Ты, рыло, убийца матери моих котят, студню хочешь? – спросил я его.

– Свиного или говяжьего? – поинтересовался он. – Телячьего? Быть не может!

Вечный советский солдат, начиная еще с Халхин-Гола, пересекая бело-финскую и Отечественную, кончая последней разведкой в Ломбардию, вечно молодой в разных родах войск, соперник Васи Теркина Теодорус Махнушкин мало верил в улыбки судьбы и никогда на них, на улыбки эти блядские, не рассчитывал, а если получал самую малость, то радовался, как дитя. И вдруг! Пять ведер янтарного холодца из телячьих ножек! Обалдеешь!

Всего было вдоволь на разгулявшейся свадьбе – и выпить и закусить, а гости уже расползлись со стола по всей квартире – сильно накушались. Где-то пел хоровой кружок. Где-то учили нахального Юрика родину любить, перепускали из угла в угол. Где-то Алик Неяркий вращал жениха в космической центрифуге, а тот просил: «Еще, еще, давай, Алька, крутани еще разочков сто, тренировка никогда не помешает». Где-то танцевали шейк под песню протеста в исполнении Дина Рида. Коллега Чепцова, соратник по невидимому фронту в валютном гардеробе, генерал Лыгер тряс частями тела вместе с бывшей своей законной Полиной Игнатьевной. Неплохо получалось даже после двадцатилетнего паралича! Хозяин же дома Чепцов под шейковый ритм танцевал танго с невестой, прижимая дочку к себе всем телом и воображал, что катает ее на раме велосипеда.

– Папа, бросьте! Шейк ведь! Пустите! – Нина откидывала голову назад, пытаясь спасти свой рот от жестких губ старика, а ноздри от чесночного дыхания.

– Пой, деточка, пой свою песню протеста, – хрипел Чепцов.

А милый ее тем временем лежал на балконе в мусорном контейнере и слезно просил всю компанию:

– Рюмочку! Глоточек! Ребята, спасите! Умираю! Горю, тону, в узел завязываюсь!

Вдруг он увидел над домами гигантский огненный фонтан. Вслед за фонтаном изумрудно сверкающее ядро поднялось в небо и разорвалось там на сотни звезд, частично белых, частично желтых, частично сиреневых. Трепещущий свет озарил могучий город, и в этом свете Пострадавший увидел вдали, за Ходынским полем отчетливую фигуру динозавра высотой с Министерство иностранных дел, а может быть, и выше. Ракеты салюта освещали его маленькую – но все-таки не меньше танка! – голову с простым рязанским лицом, змеиную шею, расширяющуюся книзу и переходящую в немыслимо огромный жопоживот с выпирающими буграми мускулов.

– Товарищи, на помощь! Динозавр в столице! Звоните! Бейте в набат! – закричал Пострадавший.

Гости столпились у балконной двери, дышали воздухом, любовались салютом.

– Действительно, динозавр, и немалых размеров!

– Ой, мамочки, небось он там народу-то подавил, на Смоленской!

– Ничего, правительство примет меры!

– Думаете?

– А вы как думаете? Иначе?

– Бомбу надо на него! Китайские штучки! Бомбу атомную надо на него!

– А что он вам, мешает?

– Так ведь людей же давит же на Смоленской площади, здания трясет, мешает уличному движению!

– Мне лично не мешает. Сегодня салют из скольких

залпов?

– До Смоленской отсюда рубчика три на такси будет.

– Может, все-таки позвонить куда следует?

– Да бросьте попэрэд батьки у пэкло! Правительство примет меры, на то им головы дадены народом.

– Эх, салют-салют… зола это, а не салют! Японская пиротехника! Химия! Липа! Вот раньше были салюты! Вождь народов висел на дирижабле, а дирижабль, понял, замаскирован под тучи, так что вождь как будто сам там висит, на каждого гражданина смотрит, а вокруг розы,

фонтаны, ручьи…

– Тогда все было проще, естественней, вкуснее…

– И цены снижали е-же-годно! Как весна на носу, так и ждешь – чего еще подешевеет?

Салют кончился, и город погрузился во мрак, и динозавр пропал.

– Вот видите, нету динозавра! Это была киносъемка, товарищи! Давайте-ка к столу, к столу, товарищи!

Всех, что греха таить, беспокоили огромные остатки закусок и напитков, все потянулись к столу. Танкисты помогли даже Пострадавшему выбраться из контейнера и присоединиться к свадьбе.

Стол напоминал последний день Помпеи, к вечеру. Некоторая странность присутствовала за столом, но ее постарались не заметить, чтобы выпить и закусить без помех. Странность, однако, и после рюмки не улетучилась, и наконец до всех дошло – присутствие странности выражалось в отсутствии хозяина дома, подполковника в отставке Чепцова.

Нельзя, однако, сказать, что его совсем не было. Огромное его лицо смотрело на всех гостей с экрана телевизора «Рубин». Прелюбопытнейшая складывалась обстановочка, не свадьба получалась, а КВН!

– Покайтесь! – глухо сказал Чепцов всем-всем-всем. – Недавно я был на том свете и сейчас всем советую покаяться. Покайтесь в насилиях, жестокости, трусости, лжи! Покайся, стальная когорта, и вы, спортсмены, герои мюнхенской олим…

Он почему-то не смог закончить фразу и полетел, растопырив руки и ноги, словно парашютист, в пучину телевизора. Хохоту было! Шуму, звону, икоты! Все говорили сразу, веселые оживленные, все устраивались в стульях поудобнее, ожидая от ЦТ новых сюрпризов.

Один лишь Пострадавший выбрался из-за стола и в ужасе бросился к своему контейнеру. Только там я могу спастись, только там! Здесь слишком просторно! Огромная дымная пучина, а внизу поле битвы, ни руки протянуть, ни крикнуть – некому! Лица где-то в немыслимой дали, словно дикие изъяны в природе. Я вот-вот куда-то упаду, но падать некуда! Как страшно бояться падения, когда падать некуда!