Максим Бондарчук - Начинающий писатель [СИ]

— Нет-нет-нет, — твердил он уже несколько секунд подряд, — Это никуда не годится. Просто какой-то шлак. Ну как такое можно пускать в печать, ты мне объясни?

Он вытянул несколько скомканных листов, исписанных вдоль и поперек, и указал мне на них, предварительно сбив истлевший кончик дымящейся сигареты.

— Вся книга одни сплошные рассуждения. Где экшн? Где приключения? Где интрига и секс? Кому ты собрался это все продать?

Редактор был похож на вздувшийся шарик, перекаченный горячим воздухом и готовый лопнуть в любую секунду. Тучный, со скверным характером шестидесятилетней девы, он стучал кулаком по столу и в который раз пытался вытянуть из меня ответ на самый главный, по его мнению, вопрос.

— Ты всерьез полагаешь, что кто-то будет читать подобное?

А что мне оставалось ответить? Конечно я сказал «да», на что этот толстяк прорычал словно старый трактор, изрыгнув из своей широкой груди непередаваемый смех, от которого мне стало не по себе.

— Может ты и прав, но этих умников можно пересчитать по пальцам одной руки, подавляющему большинству это просто не нужно. Пойми, — он наконец наклонился вперед и, слегка оперевшись на край стола, продолжил, — люди читают книги по одной причине: уйти от реальности. Большинство из тех, кто вообще берет книгу в руки, стараются утонуть в ее страницах и перенестись как можно дальше от серой реальности современной жизни. От мерзкого начальства, от жены, осточертевшей уже на второй месяц совместной жизни, от будильника в шесть утра и прочего барахла, что окружает каждого из нас до самой смерти. Все мужчины хотят быть героями-любовниками трахающие направо и налево все, что хотя бы отдаленно напоминает женский пол, стрелять из огромных пушек, вершить судьбы империй и планет, властвовать над мирами и галактиками. Женщины же мечтают стать объектом вожделения могучего героя-богача, сопротивляясь до последнего и вскоре падать обнаженной в раскрытую постель к своему ненаглядному. Проклятье, Вик, я издаю это дерьмо сотнями тысяч копий ежегодно и каждый раз оно разлетается как горячие пирожки! Люди хотят быть ими, но не могут себе позволить в реальной жизни превратиться в тех, о ком мечтают, и единственный способ хоть как-то приблизиться к заветной мечте — это прочитать ее на страницах книги. Мы волшебники, Вик, дарующие людям то, что они хотят. А ты пишешь о том, что и так мы видим каждый день. Нашим читателям не нужна реальность, им нужен вымысел. Красивый и блестящий.

Потом он собрал в стопку рассыпанные по столу листы формата А4 и, взяв в руки, поднес ко мне.

— У нас в сентябре освободилось окошко для книги: начпис, с которым мы заключили контракт, заболел и книгу свою не сможет дописать к назначенному сроку. Так вот, если успеешь за два месяца написать то, что нам нужно, я обязательно пущу тебя в тираж, но это, — он потер свои ладони, как будто пытаясь стряхнуть с них налипшую пыль, — никто читать не будет.

— Неужели все так плохо? — спросил я.

— Не то чтобы…но тебе стоит понять политику издательства. — редактор закинул руки за голову и потянулся.

— Но ведь раньше проблем не было, — продолжал я.

— Раньше и трава зеленее была, а в целом я устал повторять всем одно и тоже: мы должны зарабатывать, понимаешь? ЗА-РА-БА-ТЫ-ВАТЬ. Это залог нашего существования. Конкуренты спят и видят как бы отхапать наш кусочек пирога и вышвырнуть на улицу. Этого, как ты понимаешь, я допустить не могу.

Он еще раз ударил по столу и встал на ноги. Этот жест означал, что разговор окончен и продолжать его он не намерен.

Я собрал листы в одну большую стопку, скрепил металлическим зажимом и проследовал к двери. Редактор еще несколько секунд что-то бормотал себе под нос, крутясь у стола и поглядывая в широкое окно за своей спиной. То ли песенку, слова которой он давно забыл, небрежно подставляя все, что подходило по ритму, то ли какой-то отрывок из музыкального фильма, так сильно въевшегося в его мозг после просмотра.

Хлопать дверью я не привык. Не умел, да и не хотел учиться этому чисто женскому способу проявления разочарования. Молча вышел в приемную, поглядел на молодую секретаршу, разговаривавшую по телефону, даже не обратившую на меня внимания, вдохнул холодной воздух кондиционера и направился к лестнице.

Издательство в очередной раз развернуло меня у порога. Привычная вещь для любого писателя, чей труд не вошел в стройный план редактора по рубле бабла.

Смех да и только, правда, мне было далеко не смешно. Это был мой последний шанс хоть как-то исправить сложную финансовую ситуацию в моей никчемной жизни, где долги копились, как блохи на бродячей собаке. Миллионов я не ждал, но даже десять стандартных процентов в договоре вполне могли устроить меня на ближайшие несколько месяцев. Теперь же — провал. Не было ничего и никого, кто мог бы помочь мне вылезти из этой выгребной ямы, куда я так долго и планомерно скатывался начиная еще с прошлого декабря. Это было замечательное время свободы и безмятежности, когда никакие проблемы и заботы не касались меня даже краем. Два месяца забвения в компании алкоголя, стройных девиц и запрещенных препаратов. Я пил как озверевший буйвол, пробежавший половину Африки в сезон засухи и наконец добравшийся до водопоя. Все было оплачено, куплено и подвезено. Рай для творчества и безумия. Никаких преград, никаких ограничений. Мы делали то, на что у многих не хватило бы смелости даже подумать и все это выливалось в единый поток рассказов, эскизов, готовых картин и рукописей. Это было катализатором для нашего творчества и чего греха таить, для многих это стало взлетной полосой в будущей карьере. Я же остался там, внизу. На земле, среди того, что я любил и боготворил. Для меня небо никогда не было маяком, путеводной звездой на которую я ровнялся и старался как можно быстрее приблизиться к ней. Готов поклясться, что там меня не ждали, для таких как я билет всегда был забронирован в другое место.

Когда лифт остановился на первом этаже, я направился к своей машине. Старый «гольфик» был для меня дороже многих моих друзей и подруг, с которыми я коротал вечера в общежитии на Ленинском проспекте на самом его отшибе. Если и существовало место во всей Вселенной, куда смогли стекаться самые протухшие сливки творческого мира, то это однозначно было оно. Одна лишь мысль о том, что мне предстоит туда вернуться, вновь окунуться в мир несбывшихся надежд и недооцененных гениев, сводила меня с ума. Опять эти стоны, крики, недовольные ворчания художников-авангардистов, видящих в своих причудливых картинах невиданные доселе сюжеты, напоминали мне день открытых дверей в сумасшедшем доме.