Михаил Боков - Дед [Первый роман о черных копателях России]
- Название:Дед [Первый роман о черных копателях России]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Питер
- Год:2018
- Город:СПб.
- ISBN:978-5-4461-0771-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Боков - Дед [Первый роман о черных копателях России] краткое содержание
Дед [Первый роман о черных копателях России] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Не могу, – сказал Ганин. – Зовут меня.
– Кто зовет?
– Вот она, – Ганин кивнул на сопровождавшую его тень. – Говорит, пора.
– Не пора! Не пора! – заплакала Варя. – Ну, хоть ты ему скажи, деда?
Дед стоял, покуривая свою цибарку. Солдатская пилотка набекрень. Синяя татуировка – заводская труба и облачко – на кулаке.
– Что я ему скажу? Я уже сам готовый.
– Скажи, что еще не пора. Скажи, что я его жду, – Варя села на асфальт и уткнула лицо в кулачки.
Дед глядел на нее, глядел, а потом вздохнул.
– Попробую, доча.
Он затянулся в последний раз и щелчком отбросил окурок. Засучив рукава, дед шагнул к тени, которая вела Ганина в смерть, и потянул ее за хламиду рукава.
– Слышь… – сказал он. И когда тень не среагировала, он сплюнул и сказал уже громче, злее, напористее. – Слышь, кому говорю…
Рука, жилистая, в рукаве полинялой гимнастерки ухватила Ганина под локоть и потащила вверх. Расступались слои ада. Расступались кущи небесные. Сила в этой жилистой руке была такая, что Ганина выбросило на поверхность подобно пушечному ядру. Серые деревья, топь, поникшие кувшинки – весь незамысловатый пейзаж промелькнул перед его глазами, и далее земная твердь надвинулась: ударила по лбу, по руке, по коленке, и Ганин кубарем покатился по траве, собирая репьи и грязь.
Когда он пришел в себя, дед стоял рядом и крутил козью ножку.
– Покури, сынок, – сказал он. – Покури, авось полегчает.
На газете, куда дед щедрой горстью ссыпал табак, стояла дата: 8 августа 1941 год. Под ней чернела фотография – усатое лицо Иосифа Сталина в полупрофиль и обрывок первой строки, набранный большим шрифтом: «Приказ Верховного главнокомандующего…». Что это был за приказ, разобрать было уже невозможно: лист скручивался, а затем обрывался.
– Что смотришь? – усмехнулся дед. – Вождь народов, да. У нас в полку говорят так: ежели из Верховного цибарку крутить – шибает на подвиги, ежели из Ильича – шибает на поговорить, а ежели, упаси Господь, из Надежды Константиновны – тогда пиши пропало: такой свищ прихватит, неделю в кустах будешь сидеть.
Дед подмигнул и второй экземпляр козьей ножки сунул себе в рот.
– Прикуривай, пехота, – он протянул Ганину спичку, и тот, пыхнув пару раз коричневым дымом, вдохнул полные легкие дедовой махры.
Самосад был местный, растили его на холодной земле. Рос он бледный, в большинстве своем умирал. Но тот, что выживал, с одной затяжки превращал легкие бойца в пыль. Бойцы заходились кашлем, лица их, пока кругом бушевала война, расплывались в улыбках – годный самосад.
– Будем знакомиться, – сказал дед, когда Ганин откашлялся. – Ганин Павел.
– Будем, – сказал Ганин и пожал дедову руку. – Андрей… Ганин.
– Внучок, значит?
– Правнук.
Дед осмотрел его с головы до ног, пощупал его бицепс, провел рукой по ежику у него на голове и поставил диагноз:
– Хорош. Мышцы мало, но хорош. Значит, слушай сюда, пехота. Времени у меня мало, мне в наступление идти, фрица бить. Дочь свою, Варю, не забывай, нужен ты ей, понял? – и он больно ткнул костяным кулаком Ганина в ребро. – Понял, что ли?
– Понял.
– Ежели не понял, разговор в следующий раз будет другой. Второе: себя не жалей. Мужик когда о себе меньше думает, у него все ловчее выходит. Уяснил?
– Уяснил.
– Третье. Перед Мариной, бывшей своей, пади в ноги и кайся. Когда придешь навещать, так и скажи: грешен был, Марина, каюсь, отпускаю тебя без обид и твоих обид не хочу и помогать тебе буду впредь во всем. Ясно?
– Ясно.
– Смотри не отступи. Долго она тягло ваше общее тянула одна – пусть теперь поживет баба. И ты живи. Это четвертое. Найди себе новую, ежели захочешь, а не захочешь – живи один и радуйся. Помни: каждый твой день – счастье, дождь – счастье, жара – счастье, травинка – счастье, и весь мир леп! Зарубил себе?
– Зарубил.
– Добро, – дед хлопнул Ганина по плечу, выплюнул окурок и притоптал его сапогом. – Пойду я, времени больше нет.
– Погоди! – рванулся за ним Ганин. – Погоди, ведь я же искал тебя, дед! Я же ради тебя здесь…
Дед остановился, посмотрел хитро, сбил пилотку на левый глаз, осклабился золотой фиксой. Нос его, красный, сломанный в московской драке, шелушился от солнца.
– Ежели очень захочешь, найдешь меня у поломанной сосны. Там, где сто тридцать два молодца лежат, – пропел он скороговоркой. – Жалуются они на тебя. Говорят: внучок твой, Андрюша, ходил, ходил, а похоронить нас забыл – теперь уж мы к нему ходим, просим его, а он и в ус не дует.
– Да похоронил я их, дед! Вот этими руками могилу рыл! – вспомнил своих первых найденных бойцов Ганин.
– Плохо, видать, рыл, если жалуются.
– А ты… Ты-то как?
– А я, стало быть, сто тридцать третий. Те – орлы, и я вместе с ними.
– Этого не может быть, – сказал Ганин. – Не мог я тебя пропустить.
– На свете, Андрюша, все может быть. На свете, бывает, день с ночью путается. Ну, – дед хлопнул Ганина по плечу жилистой рукой. В руке чувствовалась добротность, сила. Такой бы рукой строгать куклы детям, заводы строить, растить новую жизнь, а не колядовать с оружием. – Пойду я немчуре жара задам. Война, внучек, это такая штука, что для нас, кажись, уже и не кончится.
– Погоди, – попросил Ганин. – Посидим еще? Покурим?
– Не могу, Андрей, – внезапно стал серьезным дед. Озорной огонек исчез из его глаз, и вместо него появилась сталь. – Ребята ждут, – скулы его сжались. – В наступление идти.
– Тогда обнимемся? На прощанье?
Дед хмыкнул, притопнул ногой, лукавство на миг вернулось к нему снова.
– А что ж! Это можно!
Они вцепились друг в друга, живой и мертвый, и стояли так посреди леса много дней и ночей. Потом дед отпустил его, скользнул усами Ганину по щеке, обдал запахом ладана и махры – и припечатал щеку поцелуем: влажным, родным, отцовским.
– Ну, бывай, внучек. Дочу обнимай от меня. С бывшей не спорь, делай, как она говорит. Я, – погрозил пальцем, – все знаю.
Дед уходил в дым, а Ганин стоял, и щека его горела от дедова поцелуя.
– Тут вот еще что, – донесся голос из дыма. – Слева от тебя траншея в тридцати шагах. Полезай туда – схоронись, прикопайся как сможешь. Огонь идет, свирепый. А ты сиди себе в траншее тихо.
В тридцати шагах действительно оказалась траншея, как и сказал дед. Ганин спрыгнул в нее, прополз немного, наткнулся на выступавшее из земляной стены корневище. Орудуя рукоятью меча, стал рыть себе под корнем нору. И когда счел, что нора достаточно глубока, влез в нее, покрепче замотал голову футболкой и стал ждать.
Он не знал, что можно сделать еще.
Дракон
Огонь испепеляющий. Огонь всевидящий. Огонь исцеляющий.
Он набирал силу много дней, разрастаясь из случайной искры. Набухал и пульсировал в торфяном мраке под землей. Прорывался на поверхность столбами дыма – дракон, который дышит и ждет того дня, когда ему достанет силы.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: